И я не ошибся, Тегюй-оол, а именно так звали старичка, оказался старейшиной не только этого кочевья, но и всего рода или сумона, в этих местных хитросплетениях ноги переломаешь, но всё равно не разберешься. Но мне всегда удавалось каким-то образом не вляпываться и обходить острые углы, даже когда я иногда такой огород городил, что мама дорогая.
Тегюй-оол уже полностью разобрался во всем и четко и ясно изложил мне свою программу. Я в буквальном смысле рот от удивления открыл.
Доруг-оол с двумя сыновьями будут мне служить пока я их сам не отпущу, за плохую службу наказание смерть. Брат Доруг-оола поведет всех на север к кочевьям зайсана Ольчей-оола и будут просить принять их и защитить. Сам Тегюй-оол с двумя молодыми воинами поедет по кочевьям племени и расскажет, что орусы спасли их от воинов, пришедших с юга. Он сразу заявил мне, что его племя или сумон, даже не знаю как правильно, не будет воевать с нами.
Закончив эти переговоры, я подозвал Прохора:
––Эти трое теперь будут у нас служить. Пока в твое распоряжение, приведи их в божий вид.
Панкрат в моё отсутствие разобрался в тонкостях предлагаемой компании и уже зубрил дымовые сигналы, разработанные Лонгином.
–– И так господа-товарищи действуем так. Лейтенант Рыжов, –– бывший хорунжий сразу вытянулся в струнку, –– вы со своими десятками возвращаешься в расположение, то есть в редут и дальше бдишь службу и готовишься к походу. Одного из сержантов с двумя гвардейцами посылаешь в Усинск с докладом к капитану и срочным приказом лично прибыть на Медвежий. Если твой раненый боец сможет сам ехать, отправляй с сержантом, если нет, то отдельно, –– я сделал паузу, ожидая возможного вопроса. –– Старик Тегюй-оол уходит к своим соплеменникам для переговоров. Есть шанс, что местные будут за нас или нейтральными. Я, Лонгин с двумя гвардейцами, Прохор, Митрофан, Доруг-оол с сыновьями идем к Ольчею. Конвоируем пленных и сопровождаем уходящее с нами кочевье Доруг-оола.
Через час все выступили в поход. Мы шли и ехали не спеша, с ранеными, женщинами и детьми не разгонишься и стойбищ Ольчея достигли в середине следующего дня. Уже предупрежденный о нашем приезде, он уже ожидал нас в одном из южных кочевий своего сумона.
На далеких окраин Урянхайского края или Тувы, административное устройство насаждаемое Маньчжурской империей Цинь еще не успело оформиться и Ольчей, как и его отец, хоть и считался правителем сумона, не имел еще канцелярии как в других сумонах северо-востока Цинской империи и правил иногда опираясь на мнение старейшин своего племени. Но за несколько десятилетий войн, ссылок, восстаний, побегов и прочих испытаний в этом полуживом племени была только одна власть – зайсан. У соседей Ольчея манчжурская система власти уже почти сложилась.
Поэтому я знал, что главное договориться с Ольчеем. Я хорошо помнил его слова о признании моей власти над ним. Подъезжая к его кочевью и видя знамя Ольчея, я подумал, что наступает момент истины. Прохор, Митрофан, Лонгин и его двое гвардейцев были готовы к возможному бою, мало ли как сложиться.
Но мои опасения были беспочвенны. Ольчей пригласил меня, Лонгина и нашего толмача гвардейца-тувинца в свою юрту, демонстративно отослав своих воинов и оставшись с нами практически один на один. В юрте было двое: буддистский лама, вероятно родственник Ольчея по матери и тот старик, который приезжал к нам с Ольчеем. Он был очень сдал за эти месяцы, но увидев меня улыбнулся и неожиданно медленно сказал по-русски:
–– Здавтуй, кязь! –– я предполагал что то такое, поэтому не удивился.
–– Это дядя моего отца, Дозур-оол, –– Ольчей наверное решил раскрыть все свои карты. –– Много лет назад когда наш народ прогнали из родных мест он пропал и все считали его погибшим. Но потом он нашел нас. От смерти его спасли какие-то русские, отбив у монголов где-то в горах. Хотя нам и удалось вернулись сюда, Дозур-оол сказал, нас все равно убьют, потому что мы теперь везде чужаки и нас слишком мало, –– Ольчей замолчал, две молодых женщины внесли подносы с угощением.
Ольчей дождался, когда они вышли и предложил нам самим выбирать блюда. Я выбрал чай с молоком, Ольчей подсолил свой, а мне предложил мед. Затем он показал на другое блюдо, там был тувинский сыр курут и пельмени.
Скрыть свое удивление я не смог и Ольчей засмеялся:
–– У нас есть, кому подсказать, как встречать дорогого гостя, –– а затем продолжил свой рассказ:
–– Когда здесь появились вы, он сказал отцу надо дружить с вами, только это спасет нас, но нам придется подчиниться вам и перенять многое у вас. Лукавить не буду, отцу это не очень понравилось, но я помнил, как умирали наши женщины и дети, как на части рвали наших воинов.
Ольчей сжал от ярости кулаки так, что они побелели.
–– Завоеватели уничтожили огромное множество людей нашего народа. Дозур-оол сказал, что русские не вмешиваются в жизнь наших племен, оставшихся там за горами, где правит ваш царь. А платить дань все равно придется, –– я засмеялся, пока что, мы по сути платим дань амбын-нойону.
–– Мне от тебя дань не нужна, то, что ты поможешь нам взять в ваших землях, пойдет вам на пользу.
–– Поэтому я и признал твою власть над собой.
Несколько минут мы молча наслаждались угощением, пельмени оказались отменными, насколько я помнил чисто тувинские пельмени были несколько другого вкуса. Покончив с чаем, Ольчей продолжил.
–– Это мой дядя, –– он показал на ламу, –– брат моей матери. В наших хурээ есть ламы, которым не нравятся завоеватели.
Ольчей налил себе еще чая с молоком, подсолил. Мне приходилось пить подсоленный и я, честно говоря, предпочел бы с сахаром.
–– Я, князь, уже знаю о твоем бое. Что прикажешь, князь, делать с пленными и теми людьми?
––Пленных пока подержи над присмотром, главное, что бы не сбежали. А эти несчастные, пусть побудут пока твоими гостями. Когда вернется их парламентер, решим. А сейчас давай двигаться на перевал, надо решать, где будет следующий бой.
Глава 23
На Медвежьем перевал капитан приехать не успел и мы проследовали до Семиозерок, где мы и встретились с ним и лейтенантом Шишкиным.
Видеть Ерофея и Шишкина мне было очень приятно, казалось, что с последней нашей встречи прошла тысяча лет. Через несколько минут к нам присоединился Ермил Нелюбин и я рассказал им о событиях в Гагуле.
–– Всё это хорошо, особенно то, что они не видели в деле наши ружья и винтовки, но есть одно но, ––щелкнул языком Ерофей.
–– Ты хочешь сказать, плохо, что первым выстрелили мы?
–– Да, конечно нам нельзя сидеть в глухой обороне, но это плохо, –– тут с капитаном не поспоришь. –– Но если они ударят первыми, то нам будет плохо. Поэтому надо опять бить первыми. Мы не можем терять вообще ни кого.
–– Лонгин, давай рассказывай, –– наш начальник разведки разложил свою карту и приготовился излагать свой план. Говорил он долго, особенно когда рассказывал о придуманной системе связи, неожиданно оказалось много вопросов, особенно по действиям воинов Ольчея, но его еще не было и остались только вопросы. Наш зайсан остался заниматься пленными и должен был подъехать позже. Моим же товарищам план понравился и все его одобрили.
–– Ерофей Кузьмич, давай но личному составу и вооружению.
–– С десятком Леонова у нас их ровно десять, плюс десять, если Ванча прибудет.
–– Это как ты посчитал? –– по моим подсчетам выходило девять.
–– Вас трое, я со своим Фролом, пять, двое лейтенантов, семь, Лонгин, Ванча и Леонов, он сверх своего десятка, –– капитан насчитал десять. –– Теперь по вооружению. Двести ружей и восемьдесят винтовок. Ну ружей чуть больше. Гранаты, но они еще не испытаны. Яков Иванович конечно их испытывал, –– про Якова капитан сказал с раздражением. –– Я, ваша светлость, поругался с ним. Надо ему запретить проводить такие испытания. Он один у нас такой.
Ерофей пристально посмотрел на меня, я прочитал в его взгляде: «И вам тоже не надо участвовать в боях».
