и последовать щурясь смотрит на «моего» кита.
— Гляди старый, какого красавца я завалил, ты таких небось толка в своих ночных кошмарах видел, и то, потом кальсоны приходилось менять на чистые.
— Я таких мальков раньше отпускал! А теперь дожили, всякую мелочь на разделку тащат! Это из-за тебя засранца, про меня старика вспомнили?! А и давно пора! Соскучился я по пушке! Вот теперь ты увидишь Витька, как на китов охотиться надо!
— Ага, увижу, ты старый уже «Алеут» с двадцати метров не разглядишь, крот подземный, а всё мне охоту настоящую показать грозишься — усмехнулся я, как же кайфово, когда встречаешь человека, с которым можно разговаривать на одном языке, и который не обижается на подколки.
— А мне не надо с двадцати! Я с десяти стреляю и не промахиваюсь в отличии от Питерсона! А китов искать вы с марсовым будите. И вообще, как ты засранец с гарпунёром разговариваешь! — Томас топнул ногой, что получилось настолько смешно, что я чуть не упал от смеха — где моё кофе сопляк!
— Твой кофе старый, в Бразилии, или где там ещё оно растёт. А у нас пьют чай. Кстати, а у тебя случайно не осталась чего ни будь по крепче кофе в каюте? Пойдём поищем может быть? Заодно и вещи соберёшь…
— Совсем охамели помощники! Гарпунёров уже за людей не считают! Да я тебе сейчас как дам палкой! — возмущается Томас, но тут же машет мне рукой — пошли Витька! Грех первого кита не обмыть…
Душевно посидели. В картишки перекинулись. Я рассказал Томасу про нашу последнюю охоту всё, без утайки, мне было важно мнение старого гарпунёра. Особенно меня интересовало его мнение о действиях Питерсона, который чуть не убил несколько человек своей заряженной гранатой.
— Так правильно он всё делал! Только не повязло, да и гарпун нужно было обратно в стойку поставить, а не на палубе оставлять — на удивление Томас одобрил действия гарпунёра «Энтузиаста» — когда на синих идёшь, каждая минута на счету!
— Стой старый! Ты же мне сам говорил, что так делать нельзя! Из ума уже что ли выжил? Не помнишь, что несколько дней назад было?
— Я те дам! Из ума выжил… Так вас дурней по-другому учить нельзя! Вы же тогда весь китобоец разнесёте! Это только с опытом приходит и то, видишь, как получилось… Я бы на палубу не клал, со стойки снять, на пару секунд дольше получается, но зато безопасней. Питерсон тоже, ещё сопляк, учиться ему и учиться ещё! — из этого разговора я понял одно, так я делать никогда не буду! И за Томасом прослежу, тем более он уже и гарпун то один не поднимет, а значить заряжать пушку придётся мне.
Так как пришли мы на базу под утро, то у нас в запасе был почти целый день. Я сходил в столовую, пару раз наведался в лазарет, где с трудом избежал тяжёлой руки Марины Карловны и урвал быстрый поцелуй и многообещающий взгляд от Ирки. Томас пошёл доделывать свои дела на «Алеуте», а я немного послонялся без дела и всё же решил вернуться на китобойца. На «Энтузиаст» мне возвращаться категорически не хотелось, но пришлось, есть и у меня работа на судне, которую за меня никто не сделает. Нужно почистить пушку, принять и установить в стойки возвратные гарпуны, нужно уложить лини, нужно принять запасы гранат, капсюлей и пороха, и наконец самое муторное, но не менее важное — нужно менять пружины в амортизационном отсеке на новые. Впереди много работы, а мне не только работать самому, мне надо ещё проконтролировать работу механиков и сварщиков. Хотя мачту мы и не потеряли, но её крепления значительно ослабли и механики решили провести профилактический ремонт, как следует закрепив наше «удилище» по новой, а мачта, это наше, гарпунное хозяйство. Есть ещё Толик конечно, но он один точно не справиться. Впервые я шёл на «работу» добровольно, понимая, что отлынивать себе дороже выйдет, работу за меня никто не сделает, а от того, как я её сделаю сам, зависит теперь моя жизнь.
До вечера мы вдвоём с Толяном приводили в порядок наше хозяйство. Больше всего времени мы провели в амортизационном отсеке, где нам пришлось поменять больше половины пружин. Работа на холоде и в тесном отсеке сильно изматывала. Иногда приходилось снимать рукавицы, чтобы залезть в самые труднодоступные места, и к ночи мои руки были красные и обмороженные как клешни у варёного рака. Мы сильно вымотались, сказывалась ещё и бессонная ночь, проведённая на баке, возле пушки. Сейчас мы стояли с ним на переходном мостике и курили, безучастно наблюдая, как механики заканчивают свою работу. «Энтузиаст» полностью готов к бою с китами. Мачта укреплена, лебёдка выглядит как новая, а нос судна приведён в более-менее божеский вид. Выпитый в каюте Томаса алкоголь уже без следа выветрился из моего организма. Новые, временные, члены команды сейчас уже на палубе, все кроме Томаса и старпома с капитаном, и знакомятся с фронтом своей работы. Вместо кока у нас теперь молоденькая и вся перепуганная повариха с «Алеута», сейчас она с помощью двух матросов принимала с борта плавбазы две туши недавно забитых свиней (да, на «Алеуте» есть свинарник!) и китовое мясо. Сегодня на ужин будут стейки, это как пить дать.
— Интересно, кого к нам капитаном поставят? — Толик в благодушном настроении. Когда он узнал, что гарпунёром у нас будет старик Томас, то сразу повеселел и работал весь день с «огоньком».
— Хер его знает — безразлично отвечаю я — кого бы не поставили, он тут всего на месяц или меньше. Говорят, что нашего капитана из лазарета недели через две или три выпустят, а старпома и то раньше. Сотрясание мозга у него. Хотя было бы чему сотрясаться… мозг для старпома — это как аппендицит для нормального человека, вроде и есть, но нафиг не нужен и можно обойтись без него. Для старпома главное, что Толян?
— Что? — так же безразлично и устало спрашивает Толян, дымя трубкой.
— Главное для старпома орать громко и глаза пучить, а это даже у тебя, наверное, получиться. Хотя нет, не получиться, тут ещё надо сфинктер уметь контролировать, иногда надо напрягать, а когда надо расслаблять по полной программе, ведь старпом имеет только команду, а его самого всё начальство начиная от
