есть и был всегда, — говорю ему не громко, ещё отступая.
— Врёшь, — оскалился Мокрищев и захихикал гадко. — Сам знаешь, что врёшь.
— Наш дворецкий подтвердит. Он живой и здоровой.
— Иван? Да сгинул твой Иван со всеми вместе. Всё вы, сволочи, и подстроили, — выдал какую–то ахинею, что волосы зашевелились.
— Вы что–то путаете, Пётр Михайлович, — прошипел я, чувствуя, что мне здесь больше не рады. — Дворецкий Фёдор жив и здравствует. Он много чего знает об отце и моей семье. А вы, похоже, только и ждали, когда я сгину в нищете вместе с ним.
— Фёдор? Не было у Сабурова никаких Фёдоров! Ха–ха! Вот ты и прокололся нечистый!
Закашлял старик вдруг сильно. Приступ начался целый. Женщина закричала о помощи, зазывая служанку.
— Ваше высочество, я вынужден попросить вас оставить этот дом, — взмолился граф, выходя вперёд ко мне. — Ради детей, прошу, не нужно сцен.
Махнул рукой. Правды не добиться от сумасшедшего, доживающего свой век. И дочь, услышав моё имя, ужаснулась не случайно. Понимает ведь, что рыльце у них в пушку.
Двинул прочь под гробовую тишину со стороны беседки и суету с непрекращающимся приступом моего дяди. Граф поспешил за мной.
— Андрей Константинович, простите нас, я понял, кто вы, — залепетал с придыханием. — Признаться честно, тесть давно уже дурит, изматывая и мою жену. Мы молимся, чтобы он дотянул этот год, он очень плох.
— Я всё прекрасно понимаю, — отвечаю, но всё ещё пребывая на взводе. — И больше не вернусь в этот дом.
— Послушайте, сударь, — остановил меня у калитки.
— Ну что ещё? — Обернулся.
— Не держите зла. Я не знаю всего. Но понял, что речь о судебной тяжбе, которая его и довела. Вы тот самый наследник, пускай. Не вините его. Он был любящим отцом и делал всё для семьи. Его дела пошли очень плохо, когда два транспортных парохода, коими он владел, затонули, а страховщики обанкротились.
— К чему вы ведёте?
— Наш род нищий, и никаких компенсаций мы вам дать уже не сможем. Побойтесь Бога, сударь, если решите подать на него в суд. Мы погрязли в огромных долгах, и через полгода придётся продавать дом. И знаете, нам некуда больше пойти. Мой старший сын — это моя единственная надежда. Если он вырвется, поможет и братьям. А мы как–нибудь.
— Я же сказал, что не смогу помочь вашему сыну со службой в столице.
— Я понял, прошу прощения, ваше высочество, — поник граф и отступил.
Взялся я уже за калитку. Но что–то меня остановило.
Совесть? Я пришёл требовать правду, а получил нечто другое. Я ожидал увидеть коварную улыбку, но встретил страх и отчаяние умирающего человека. А ещё я увидел светлое будущее. Столько красивых, невинных детей. Со своими мечтами и тем самым счастьем. Взять даже старшего. У него горели глаза. Я это увидел.
— Всё же, я кое–что могу сделать для вас, — произнёс, развернувшись.
— Ваше высочество?
— Мне нужен стол, поторопитесь. А впрочем, подойдёт и это.
Уселся на лавочку, стоящую неподалёку, вынул из сумки чековую книжку. Положил сумку на коленки вместо стола.
— Какая у вас задолженность? — Спросил в лоб, доставая чудо–ручку с чернилами внутри, которую мне подарили в банке. Какая–то новая разработка с Европы.
— Вы шутите? Зачем вам это, сударь? — Ахнул граф.
— Говорите сейчас же.
— Я не приму ваших денег.
— Уберите гордость подальше, сударь, у вас дети, — прошипел я, злой, как собака.
Посмотрел на него пристально.
— Если тесть узнает, — выдавил граф с перепуганным видом.
— От меня не узнает, — рычу. — Сколько?
— Две тысячи триста рублей в совокупности мы должны кредиторам. Я приму от вас небольшую сумму с условием, что это будет моим долгом перед вами.
Выписал ему сумму в десять тысяч, решив, что так будет справедливо.
— Это часть наследства моего отца, — произнёс вручая. — Распорядитесь с умом. Возвращать не утруждайтесь.
Увидев цифру, граф спешно зажал рот, его глаза заблестели. Постаравшись избавить себя от душещипательных благодарностей, я поспешил скорее на выход, где меня ожидала карета.
— Храни вас Господь! — Раздалось через забор, когда сел в экипаж.
Выдохнул с облегчением и попросил тронуться в сторону центра.
Еду по вечернему городу, неспокойно мне. Уж не думал, что этот Мокрищев сумеет посеять во мне сомнения по поводу Фёдора.
Двоюродный дядя назвал его Иваном. Как–то очень уверенно. А что если мой Фёдор не тот, за кого себя выдаёт? Я помню его смутно до трагедии. Только сейчас акцентировал на этом внимание.
Возможно ли, что сам Фёдор игнорировал запросы из банка? Ведь это похоже на него. Он и ящик с ценностями в пещере держал до последнего. Чтоб жить нам давали и угрозы не видели, так оправдал свои действия.
А может, чтоб я был от него зависим и ведом им?
И ещё кое–что. Фёдор вручил мне кольцо с двумя частицами, сказав, что сделал их сам. Но как он их сделал? Выпарить воду с солью и содой — да, выдуть лёгкие элементы — пожалуйста. Ну а потом? У него должна быть готовая частица эрения, чтобы завершить процесс.
Почему я не подумал об этом раньше⁈
То есть он утаил, что у него она есть. А если больше, чем одна? Зачем он подтолкнул меня на вылеты в Хоккайдо?
Фёдор, кто же ты на самом деле? С какой стати тебе подыграл Азаров, если ты не наш дворецкий? Почему он вообще привёл эскадрон ко мне? Защищать?
Почему Мокрищев с такой уверенностью считает, что я приёмный ребёнок?
Сумасшедший, решившись задеть меня за живое, по–другому и не смог защищаться. Но сказанное им всё же
