– Да не на ум не приходит – там и приходить-то некуда! – Алексей перебил ее мысли, как будто отвечая на них, но при этом в голосе прозвучала даже не досада, а ожесточение. – Такие одним днем живут, о будущем не думают. В колыбели бы их давить…
– Да ты что? – вырвалось у Анны. – Души ведь живые…
– Да! – теперь в голосе Алексея звучала уже откровенная злость. – Души-то живые, но это все, что у них есть, да и то без труда, само по себе досталось. Ни учиться, ни трудиться не хотят или не способны, а требуют себе всего того же, что и у остальных есть – того, что трудами добыто! Почитают себя ничем не хуже других и ненавидят тех, у кого есть что-то, чего у них недостает. Один разговор: дай, дай, дай! Не получится выпросить, возьмут обманом, а коли выйдет, так и силой. Взамен же, чуть что – «а почему это я должен?»
Несмотря на то, что Алексей отвечал вроде бы Анне, смотрел он на Арину. Смотрел в упор, не отрываясь, а та… нет, она не смутилась и не отвела взора, но и даже тени вызова в нем не было, только удивление и беззащитность. И совершенно непонятно, почему Анне при этом показалось, что требовательный и подавляющий взгляд разозленного Алексея не мог преодолеть какой-то невидимый и неосязаемый рубеж, гас, не достигая цели.
«Он же ей отдельно что-то говорит… не словами – голосом да глазами, а она вроде и понимает, и… его унять пытается! Нет, не спорит и не отбивается, но ударить он все равно не может… Ну да! Она же перед ним открыта и беззащитна, а он от этого теряется! Любого мужа, наверное, уже ударил бы – не хуже Андрея. Оттого он и злится еще больше, и сам себя распаляет… Ой, Лешка, и упертый же ты! Ну да, как это он бабе позволит верх взять, даже и так… Ну-ка, а дальше что будет?»
– И очень любят слово «мы», хотя думают всегда только о себе, – продолжал Алексей. – Мы – ратнинцы, а остальные – дикие лесовики. Мы – славяне, а остальные – инородцы. Мы – христиане, а остальные – иноверцы поганые. И этим самым «мы» они уравнивают себя со всеми другими: ратнинцами, славянами, христианами… Себя ставят вровень с людьми труда, разума и воли! А раз мы одинаковые, то и блага нам положены одинаковые, значит, дай, дай, дай! И хотя в голове все время держат: «я», «мне», «мое» – вслух «я» не говорят, потому что этим сразу покажут разницу между собой и остальными – между теми, кто только требует, и теми, кто ДЕЛАЕТ. Прохор все верно сказал – не «мы щенки», а «я щенок». У всех сразу шкуры на заборе не повиснут, кто-то же и выучится. Может, и не понимает еще парень этого по малолетству, но чувствует все правильно – дар от Бога!
«А ведь и верно: Пентюх-то, покойник, как раз и любил кричать из-за спин: “Мы не согласны!”, “Нам положено!..”»
Мысль Анны прервалась, потому что она вдруг поняла: Алексей уже умолк, но они с Ариной все так же смотрят друг на друга в упор. И глаза у Алексея стали яростные, аж жуть брала. Раскрыла рот, чтобы прервать это неприятное, даже враждебное молчание и… сама смолчала. Поняла: слова здесь неуместны.
Прервал затянувшуюся тишину Алексей. К удивлению Анны, голос его прозвучал ровно, будто и не было ничего. Хоть у самого из глаз только что искры не сыпались:
– Ты куда-то шла, Арина?
– Да, мне сестренок найти надо, – Арина, словно очнувшись, оторвала взгляд от Алексея, на мгновение опустила глаза в землю, снова подняла и… Анна чуть не улыбнулась – Аринино лицо враз преобразилось, словно погасло в ней что-то.
«Нет, не погасло – сама погасила! И смотрит уже совсем иначе – робко и даже вроде виновато…»
– Пойду я… – проговорила молодая женщина и добавила покорно, – прости, наставник.
– Ступай, Аринушка, – Алексей расслабился, будто добился именно того, чего и хотел.
«Уступила она ему, потому и доволен. Эх, Лешка… Умный ты, умный, да только самого мудрого мужа обвести вокруг пальца – пара пустяков. Ведь неспроста она его именно наставником назвала – одним-единственным словом его успокоила и все по своим местам расставила: он для нее теперь только старший. Заодно и мне показала, что место свое понимает… Умница, одним словом, хотя ухо с ней востро надо держать. И раньше ясно было, что не проста бабонька, но чтоб так… А Корней-то с Аристархом только про ворожбу и думают. Убедились, что не ворожея она, и рады. Да иные бабы и без ворожбы такого наворожат… Но с чего Лешка взъярился-то так?»
Анна проводила взглядом Арину и обернулась к Алексею.
– Леш, ты чего?
– А ты не поняла?
– Чего не поняла? Ты чего взъелся-то?
Лицо Алексея на мгновение сделалось таким, будто он собирался наказать провинившегося отрока, но только на мгновение. Старший наставник улыбнулся и, словно извиняясь за свою горячность, слегка прикоснулся к плечу Анны – будто пылинку стряхнул.
– А как ты думаешь, Аннушка, с чего бы это купеческой вдове, совсем молодой еще бабе, рассуждать о том, что властитель в ответе за благополучие подданных? Не странно ли?
– Ну, так… – кивнула Анна, не желая снова раздражать Алексея: видела, что он еще не до конца сердцем отошел.
– Вот именно! Не со своих мыслей она сейчас тут нам вещала. Учил ее кто-то, в том числе и таким мыслям, которые ей по жизни, как ни глянь, в общем-то, и ни к чему. Так?
– Ну, так… И что?
– Учили ее, и, по всему видать, хорошо учили, – Алексей слегка напряг голос. – И мы здесь тоже УЧИМ.
«Э-э-э, да никак тебя слова про наставников задели…»
– Она ПОСМЕЛА! – между тем продолжал Алексей, подтверждая догадку Анны и снова распаляясь, хоть уже и не так яростно. – Она посмела нам напомнить, что за нерадивость наставника расплачиваются ученики! Так прямо и сказала!
«Ой, милый, да ведь ты не на нее сейчас сердишься – на себя. Что мальчишек выучить не успеваете. Не только я, значит, с девками, как по топи без вешек иду – ты тоже. Вот и услышал, что тебя самого грызет, и сорвался. Арина-то не столь про наставников и князей, сколь про ответственность говорила. Прошка девкам то же самое ведь втолковывал, не про щенков же. Ну так тебе не объяснишь сейчас. И она это поняла, оттого и уступила – не время было спорить…»
– Да не выдумывай ты, Леш. Вечно вам, воякам, драка чудится – если не кулачная, так словесная. Просто к слову пришлось… – попыталась успокоить его Анна.
– Нет, не просто! Если бы просто, так у тебя с утра девки галопом с перекошенными рожами не носились бы. Что, Арина на подъеме была? Ты у нее на глазах девок вразумляла?
– Да причем тут Арина? Роськин щенок к девкам в опочивальню залез, ну и устроил…
«Ах, ты… Вся крепость уже знает, не иначе… Девчонки, что ли, кому нажаловались?»
– На все у тебя причина… – Алексей запнулся, явно удерживая внутри бранное слово. – Ты хоть видала, КАК она на меня смотрела, когда я ей объяснял, что мы тоже кой-чего соображаем и не ей нас поучать? Видала глаза ее? Слыхала, как она прощенья у меня попросила? За что она, по-твоему, извинялась? Почему такой безропотной вдруг сделалась?
