Так есть отметка. Кладу туда серию из четырех соток.
— Попали! — говорят. Навожу туда Женю, и вниз летит тонна пирогеля.
— Горят, три горят. Один прямым уничтожен.
Авиация у немцев практически бездействовала из‑за плохой погоды, на поселок номер пять мы вывалили двадцать тонн напалма и потом прошлись еще раз уже мелкими бомбами, затем перешли к главному узлу их обороны: Синявину, досталось и Мге. Через сутки пал Шлиссельбург, войска соединились, и взяли Синявино. У Колколово мы накрыли ротабами их тяжелую артиллерию. Мга горит, немцы отходят от нее к Ульяновке. Теперь наша цель: железнодорожная ветка, где немцы настроили кучу дзотов. Опять вниз летит пирогель, и, оставшиеся в живых, горные стрелки откатываются к Ивановскому Бои за Ивановское длились трое суток. Мы помогали, сбрасывая напалм на железную дорогу. Под ней находились основные опорные пункты. Бомбить сам город не стали, поэтому продвижение шло медленно. Наконец, соединились с Ивановским 'пятачком'. И, тут наладилась погода! Ветром раздуло облака, и появились 'лапотники' и 'Фоккеры'. Дескать: Щаз все вернем!
Они шли уверенно к нашей переправе, туда, где сейчас стоят танки в виде памятника. Машин довольно много, под пару сотен. Видимо, всех из Новгорода и Пскова подняли. Высоту держат 4 тысячи. Наша авиация, тоже практически не летала. Только несколько штурмовиков рисковали подниматься по такой погоде, но, остальные стояли на товсь все. Поэтому, как сумасшедшие, сбиваются в стаи, выстраиваются и летят навстречу немцам. Мы десятью парами обходим их, и, с разворота, заходим в хвосты немцам. Скорость. Открытый с дальних дистанций огонь подействовал на 'фоккеров' магически. Строй рассыпался, лапотники остались 'голенькими', а тут орда 'Яков', 'ЛаГГов', 'Харрикейнов', 'Киттихавков'. Но, мужички — немцы — тертые. Прижались к земле и пытаются атаковать всех снизу. Наблюдаем за ними, особо борзых отлавливаем. 'Лапотники' до переправы не дошли, вывалили бомбы в Ладогу, и все вниз, домой. У фоккеров начался отход по топливу, а у нас — сезон охоты! Главное, не зарываться! Аккуратненько, деваться им некуда, все наши будут. Девчонки достреливают уже последние боеприпасы, собираемся и отходим, но нас сажают на Комендантском, и сразу начинают обслуживать, причем, плюнув на свои машины. По телефону орет генерал — майор Рыбальченко:
— Так, их, ведьмочки, так, милые вы мои! Прижмите им хвост! Они в Сольцах сядут!
Технари и вооруженцы работают просто в невероятном темпе. А нас кормят прямо у машин. Все, начинаем подготовку к старту. И по четверо уходим вновь в небо. Теперь наверх, на 12 тысяч и к Сольцам. Там остатки лапотников сели и тоже перевооружаются. Ударили с большой высоты совсем мелкими бомбами. Их самолеты хорошо видны в прицелах. Все, отходим, теперь идем в Царицино.
Линдемана вызвали на ковер, сначала в Псков, а оттуда в Берлин. Совсем недавно его хвалили, присвоили генерал — полковника, наградили Рыцарским крестом, и вот, сегодня, фон Кюхлер обозвал его бездарностью, слушать ничего не стал, надулся, сложив руки на животе, и летит вместе с ним в Ставку. Отложив в сторону фуражку с меховыми наушниками, Георг Линдеман отхлебывает 'Камю' из маленькой пузатой рюмки, которую услужливо наполняет его адъютант гауптман фон Хойер. Они давно вместе, и капитан прекрасно видит, что шеф не в духе, и ему хочется напиться. Гауптман и про себя не забывает, правда, из другой фляжки, и без рюмки.
Генерал понимает, что от Петербурга необходимо отходить. У русских слишком много войск, и появилась авиация, которая работает через облака, как будто их просто нет. Его единственную надежду: роту тяжелых танков, русские разбомбили с воздуха и выжгли липким огнем. Двадцать шестой корпус понес тяжелейшие потери, и большая часть его тоже сожжена. Русские варвары нашли как уничтожить деревоземляные укрепления, которые полтора года строила его армия. Бетон фюрер не выделил, почти. Все приходилось создавать из ничего. Повторилась картина, которую описывал опальный генерал Гот. Фюрер с огромной легкостью меняет командование при малейших неудачах. Гота обвинили в том, что он сорвал летнее наступление и погубил 4–ю танковую армию. Его обвинят в гибели 18–й. Но, больше всего его раздражал раздвоенный подбородок, сидящего наискосок от него в черном кожаном меховом пальто, расстегнутом до пояса, оберст — лейтенанта Ханнеса Траутлофта, командира 54–го ягдгешвадера, летчики которого не смогли сбить русские самолеты, и не смогли предотвратить уничтожение всей 3–й штурмовой дивизии люфтваффе. У знаменитого командира дивизии по лицу блуждала улыбка, он не чувствовал себя ни в чем виноватым. В конце концов, они столкнулись с новым противником, и все более — менее объяснимо. Да и заслуги, которые он имел, его авторитет в люфтваффе был непоколебим. И Герман Геринг не так прост, он не отдаст на растерзание лучших своих 'птенцов'. Несущий свастику в лапах орел свое 'Я' еще скажет. Ханнес, тоже, достал плоскую фляжку, налил французский коньяк в ее крышечку, расплылся в улыбке и сказал: 'Прост', глядя прямо в лицо будущему козлу отпущения. В Темпельхоффе их пути разошлись ненадолго. Одни поехали в Генеральный штаб, вторые, в управление Люфтваффе. Рейхсминистр прибыл на огромном автомобиле, специально построенном для него. Белое кожаное пальто, отороченное черными соболями, в руках золотой маршальский жезл. Парадный мундир с огромными белыми лацканами. Он любил одеваться и очень следил за своим гардеробом. Махнув жезлом при входе в приемную, он сразу улыбнулся вставшим и отдавшим честь двум командирам разгромленных дивизий.
— А, мои мальчики, уже прибыли!
— Яволь, герр рейхсминистр! — ответили подполковники Вальтер Хаген и Траутлофт.
— Проходите! Сделайте мне кофе с коньяком! — отдал приказание Геринг, и прошел в распахнутую адъютантом дверь. Но, не указал на отделанный золотом китайский столик, за которым, обычно, принимал отличившихся, а на высокие стулья напротив его кресла, так что, разговор будет достаточно серьезным. С шумом поместив свое огромное тело в заскрипевшее кожей кресло, министр авиации поднял со стола уже лежащие на нем отчеты обоих. Все, как обычно, сбито полторы сотни русских самолетов, но, атака на переправу не удалась, на отходе понесли довольно значительные потери. Количество не указано.
— Мой мальчик! Насколько значительные?
— Шестеро.
— Хммм, а почему такой шум.
— Вернулось шестеро, и все пешком. Остальные — сбиты, и не вернулись.
— Опять Пе-3ВИР?
— Нет, это новые машины. Та же схема, тяжелые двухмоторники, более плоские, другие двигатели, значительно меньшие гондолы, у крыла переменный профиль. По данным радара в Пскове группа этих самолетов имела маршевую скорость на перегоне 750 километров в час. Они сели в Лавенсаари, но накрыть их там не удалось. Выполнили облет всего фронта под Петербургом, и куда‑то улетели. Мы пытались их проштурмовать на острове, но, безрезультатно. В ответ они нанесли удары по нашим аэродромам подскока. Удары точные, и, как всегда, кассетами. На внешней подвеске ничего не носят. По некоторым данным, из Риги, это они нанесли удар в Варшаве. В бою 13–го января под Синявино отчетливо слышался женский голос и позывной 'Метла-1'. Насколько я понимаю, русские перебросили 'ночных ведьм' к нам, и на новых машинах. Погоды в момент начала русского наступления не было. Но, господин министр, эти машины находились в воздухе постоянно, днем и ночью, и полностью контролировали поле боя, несмотря на снег и низкую облачность ниже 100 метров. В этот момент высокой скорости не держали. Использовали только обычные бомбы и свои новые зажигательные бомбы, которые взрываются в воздухе. Но, большей мощности, чем летом. При взрыве накрывается полоса до 500–600 метров по ходу полета сплошным пламенем, которое можно погасить только землей. А сейчас зима, солдаты пытались гасить снегом, но, оно только сильнее горит.
