Предложение объединить всю золотодобывающую промышленность в рамках Всесоюзного акционерного общества Союззолото, чтобы не ломать сложившиеся тресты, но объединить руководство ими, тоже было воспринято благожелательно. Однако тут немедленное решение принято не было, даже в принципе, - слишком уж много ведомственных интересов переплеталось в этом вопросе.
Итак, поискам алмазов дана "зеленая улица", насколько это вообще возможно. Про Якутию пока молчим - как и ожидалось, в тамошних краях экспедиция 1926 года мало что дала. Но цену за это "мало что" пришлось заплатить жестокую...
Сергей Владимирович Обручев уже вернулся из Индигирской экспедиции и теперь застрял в Якутске, ожидая возвращения геологических партий из бассейна Вилюя. А пока он занимался обработкой полученных материалов о золотоносности Индигирки и Колымы. Геологическая съемка местности позволяла сделать вывод, что горные формации, проходящие по среднему течению этих рек, составляют единый хребет, который он хотел предложить назвать именем Черского.
К концу сентября возвратилась партия, работавшая на Малой Ботуобии. Однако даже принесенные ею первые обнадеживающие результаты - находки пиропов и кимберлита - не радовали Сергея Владимировича. Тайга тоже взяла свои жертвы - два человека из партии бесследно сгинули в лесу. Как, почему - наверное, уже никогда не узнать.
Да тут и еще напасть: на землю уже дней десять, как лег снег, а партия, работавшая на реке Далдын, так и не вернулась. В голову то и дело лезли мрачные мысли, и как Обручев не пытался их отгонять, они возвращались снова и снова.
Прошло еще две тягостных недели, и начальник экспедиции уже заговорил о посылке команды спасателей, как с одного из якутских зимовий близ Вилюя доставили весточку - к ним из тайги вышел человек. Обручев развил бешенную энергию и вскоре, взяв с собой якута-проводника, в те места двинулся санный поезд.
Когда местные якуты подвели Сергея Владимировича к занесенному снегом холмику с деревянным крестом, водруженным неподалеку от трех домиков зимовья, он стащил с головы шапку, безуспешно пытаясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.
- Как его имя? - не оборачиваясь, промолвил он.
- Не знаю, начальник, - прошепелявил сморщенным ртом, в котором явно не хватало зубов, старый якут. - Совсем плохой был. Ходи нету, говори нету... Борода был, светлый, однако.
Тогда это точно не Шварц - тот брюнет. Тогда кто: Васнецов, Митрофанов, Коляда?
- Вещи возьми, начальник, - снова заговорил старый якут. - Моя ничего не брал, все тут. - Он взял из рук стоявшего рядом молодого какой-то сверток, замотанный в тряпки, и пояс, на котором висела кобура с револьвером.
Уже на обратном пути, мельком глянув на старенький "Смит-Вессон", успевший покрыться слабым налетом ржавчины, и отложив его в сторону, Обручев взялся за сверток. В тряпки оказались замотаны несколько мешочков с пробами и планшет, содержавший толстую тетрадь с записями, карту и несколько карандашей. Тетрадь, как оказалось, содержала журнал экспедиции. Обручев торопливо перелистал страницы, и, зацепившись взглядом, остановился на записи:
"19 сентября. Сегодня, при взятии шлиховой пробы Колядой, в ней обнаружен небольшой кристаллик алмаза правильной тетраэдрической формы. Это уже третий!".
Так алмазы все-таки в Якутии есть?! Что там написано дальше?
"28 сентября. Шварц проникнулся фанатичной уверенностью, что мы вот-вот должны обнаружить кимберлит, а тогда и алмазоносная трубка будет фактически у нас в руках. Митрофанов заразился от него этим настроением, и мы, несмотря на ударившие морозы и выпавший снег, продолжаем взятие проб. Коляда настоял на строительстве плота, чтобы успеть сплавиться по Далдыну и Мархе в Вилюй до того, как реки встанут.
4 октября. Отплываем. По Далдыну уже идет шуга, речку вот-вот скует льдом".
Так, значит, записи ведет Васнецов. Записи четкие, сделаны простым карандашом, поэтому попавшая на страницы тетради вода лишь сделал их несколько более блеклыми, но разобрать написанное, хотя и с трудом, можно:
"8 октября. Принято решение двигаться по реке и ночью, иначе рискуем застрять здесь".
Следующие записи оказались сделаны другим почерком, торопливым, скачущим.
"11 октября. Прошедшей ночью плот наткнулся на топляк и перевернулся. Митрофанов и Шварц не выплыли. Мы с Васнецовым с трудом выкарабкались на берег. Вымокшие, на морозе, без еды, без спичек, чтобы развести костер. Единственное спасение - двигаться. Есть надежда выйти к какому-нибудь зимовью.
13 октября. Васнецов совсем плох. У него сильный жар, ночью бредил. Идти не может. Я тоже простужен, но пока держусь.
14 октября. Васнецов утром не проснулся. Похоронить нет возможности. Буду идти, сколько хватит сил. Надо донести дневник и спасенную часть образцов".
Выходит, дошел до якутов Коляда. Дошел, уже смертельно больной, и все же донес дневник, карту, и образцы. При разборе Обручевым этих образцов в Якутске, там, среди проб, нашлось несколько пиропов, но алмазов не обнаружилось. Видимо пробы с ними утонули вместе с плотом. Так что содержащееся в журнале партии сообщение о находке алмазов подтвердить оказалось нечем.
Так что в активе экспедиций оказалось только Колчимское рассыпное месторождение на Урале. Но, как уже было сказано, все затмила разведка огромных запасов золота для промышленной добычи на уже известных месторождениях на Алдане и находка первых реальных россыпей золота на Колыме. По понятным причинам, они гораздо больше взволновали и Политбюро, и Совнарком, и Геологический комитет ВСНХ СССР. Поэтому главные усилия геологических экспедиций 1927 года решено было направить именно туда. Однако и на разведку в бассейне Вилюя удалось кое-что отщипнуть...
Глава 11. Даю себя уговорить
Отсутствие Зиновьева в Политбюро было следствием примерно таких же событий, что и в моей прежней истории. Он не сумел засунуть свои амбиции в карман, и продолжал выступать с нападками на политику большинства ЦК. Ради этой борьбы зиновьевцы установили фактический блок с крайне левыми (остатки "рабочей оппозиции", группы "рабочая правда", группы Смирнова-Сапронова). Поскольку в нынешней реальности троцкистская оппозиция так толком и не сложилась, часть из тех, кто в моей истории числился троцкистом, разбежалась по другим оппозиционным группам, а часть предпочла вообще ни в какие оппозиции не играть. Так что группировавшаяся вокруг Зиновьева разношерстная публика, взявшая себе громкое имя "объединенная левая оппозиция", несмотря на то, что первоначальный замах накануне XIV съезда вышел у Зиновьева с Каменевым даже посильнее, чем было в моей прежней реальности, в итоге оказалась куда как пожиже.