— Очень приятно, — поднялся ему навстречу Алексей.
Он сидел в своем рабочем кабинете в палатах Новгородского кремля и быстро просматривал списки направляемых к нему солдат и офицеров.
— Мне рекомендовали вас как большого специалиста по рукопашному бою.
— Так точно, господин полковник, — произнес капитан. — Мой отец был главой фехтовальной школы, основанной в Петербурге еще триста пятьдесят лет назад русским дворянином Федором Колычевым, моим предком, бежавшим от Ивана Грозного. Правда, по семейным легендам, основателем был некий ливонский дворянин Игорь Басов, путешествовавший аж до Японии и владевший древними секретами фехтования. Я думаю, это скорее выдумка, призванная поднять статус школы. Особенно неправдоподобен рассказ о том, как после непрерывного шестичасового фехтования Игоря Басова с неизвестно откуда пришедшим другим искусным фехтовальщиком они вместе ушли навсегда в неведомом направлении. Хотя два японских меча до сих пор хранятся в нашей семье, а экзамен на диплом мастера школы включает непрерывный шестичасовой поединок, правда, со сменяющимися противниками.
— Вы сдавали этот экзамен? — поднял брови Алексей.
— Так точно, — щелкнул каблуками капитан.
— Ну, знаете, — покачал головой Алексей, — фехтование — это великолепно, но сейчас не столь актуально.
— Программа нашей школы включает и штыковой бой, — парировал Колычев. — Кроме того, не очень известно, что основатель школы преподавал и искусство рукопашного боя, во многом напоминающее японское джиу-джитсу или, правильнее, дзю-дзюцу. Отец учил меня этому с детства. Как бы то ни было, школой сейчас управляет мой старший брат, а мы с ним по-разному смотрим на некоторые вещи. Мне кажется, он слишком формально подходит к искусству. Я отошел от дел школы и поступил на службу после смерти отца. Шесть лет я служил при военном атташе России в Японии и занимался у Дзигиро Кано[18] в Кодокане. Пожалуй, благодаря компиляции искусства, преподанного мне отцом, и дзюдо у меня выработался свой стиль рукопашного боя. Он предполагает как единоборство без оружия, так и с использованием ножа и палки, а также бой с несколькими противниками.
— И в чем же суть вашего стиля? — поинтересовался Алексей.
— Я учусь побеждать меньшими силами и обращать поражение в победу.
— Я бы сам не прочь обучиться этому, — тряхнул головой Алексей. — Не поделитесь накопленными знаниями?
— К вашим услугам, — улыбнулся Колычев.
— Благодарю, капитан, — произнес Алексей. — А сейчас я бы хотел ознакомить вас со стоящей перед нами задачей. Как я понял из вашего личного дела, вы отправились на войну с Германией добровольцем еще в четырнадцатом году и прошли ее до самого конца. Полагаю, вы видите ее отличия от той, которую мы ведем сейчас.
— Разумеется, — кивнул Колычев. — Это далеко не та окопная война.
— Совершенно справедливо, — подтвердил Алексей. — На юге враждующие стороны предпочитают глубокие рейды больших масс кавалерии. Здесь этого не позволяет характер местности, но все же боевые действия проходят совсем не так, как в пятнадцатом–шестнадцатом. В некоторых районах даже отсутствует четкая линия фронта. В связи с этим мы решили сформировать часть специального назначения, укомплектованную наиболее подготовленными солдатами и офицерами, предназначенную для захвата и уничтожения наиболее важных объектов в тылу противника, для глубоких рейдов и разведки. На вас я рассчитываю как на человека, владеющего приемами рукопашного боя. Я бы хотел, чтобы вы возглавили роту, специализирующуюся на разведке и захвате языков, в том числе и среди командования противника.
— Я смогу сам отбирать солдат? — Взгляд капитана уперся в глаза полковника.
— Конечно.
— В таком случае я просил бы вас дать разрешение на прием в нашу армию некоторого количества монголов и китайцев, специалистов в своих национальных видах борьбы, — произнес Колычев.
— Позвольте, — Алексей удивленно поднял брови, — где же вы возьмете столько китайцев и монголов в Новгороде?
— Не только в Новгороде, но еще в Петербурге и Москве. У меня есть кое-какие связи, чтобы убедить этих людей встать на нашу сторону. У них на родине сейчас тоже большая смута. Думаю, они будут рады прийти к нам на службу. Правда, мы должны будем обещать им гражданские права и возможность поселиться в Северороссии после победы. Этих людей немного, но их служба может быть очень полезна для нас.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Я надеюсь, что смогу убедить адмирала дать им подобные гарантии. Сейчас меня более всего интересует качество подготовки принимаемых на службу солдат и офицеров. Один человек, у которого я многому научился, говорил, что отсутствие качества невозможно восполнить количеством. Вот я и намерен создать воинскую часть, в качестве которой у меня не будет ни малейшего сомнения.
На лице Колычева отразилась крайняя заинтересованность.
— А кто был этот человек? — спросил он.
— Он был великолепным стрелком и командовал тиром в Хельсинском Морском корпусе, — ответил Алексей.
— Такие слова, с пониманием их сути, может произносить только мастер, — неспешно проговорил Колычев.
— О да, — откинулся на спинку стула Алексей, — у него было понимание в высшем смысле этого слова.
— Мой отец тоже говорил, что воин — это всегда качество, — произнес Колычев.
— А вы — мастер? — вдруг спросил Алексей.
— Смею надеяться, — улыбнулся капитан. — По крайней мере, доктор Дзигиро Кано признал меня таковым.
— Что ж, — улыбнулся Алексей, — тогда я спокоен за вашу… пока — роту.
Февральская вьюга мела по заснеженным улицам Новгорода. Войдя в просторный холл новгородской резиденции президента, Алексей засунул папку с докладом под мышку и принялся снятой с правой руки перчаткой сбивать с шинели снег, облепивший его с ног до головы. Тишина и покой штабного помещения будто оглушили его в первый момент. Впрочем, спокойствие было очень относительным. По лестнице сновали многочисленные офицеры разных рангов. Входная дверь то и дело открывалась, пропуская курьеров или чиновников, спешащих на доклад. Лица всех присутствующих выражали озабоченность и напряжение, продиктованные, очевидно, тяжелым положением на фронте. Однако Алексею, всего два дня назад вышедшему из боя, эта обстановка показалась верхом покоя и стабильности. За полгода рейдов и засад, прорывов и диверсионных операций, которые он организовывал, которые прикрывал, в которых участвовал, он отвык от штабной суеты. Теперь она казалась ему чем-то мелким и отвлеченным от реальной жизни. Но… он знал и то, что по-настоящему важные решения принимаются именно здесь. Не зря же все честолюбцы и карьеристы рвутся в штабы, где витает незримый дух власти, где раздаются награды и почести.
