Еще по приезду, в посаде, на вопрос Олега Иваныча относительно нездешних людишек, староста лишь отрицательно покачал головой. Нет, никого не было. Да и что им тут делать-то? Бортникам не сезон еще. Охотникам… так особой дичи тут нет, одни кабаны да волки. Да, торговец кожами заезжал третьего дня из Новгорода, так он всегда в это время заезжает.
Торговец, так. Расспрашивал ли про болото?
Да пес его… Хотя да. Так, любопытства ради. Да-да, уехал уже. Вот вчера, кажись, и уехал, лошади-то нет.
Провожал ли кто?
Да кому он нужен-то, этот торговец!
Каков из себя?
Хм… Здоровый такой, кряжистый. Они все здоровые, эти кожемяки. Нет, в прошлый год не этот приезжал, другой. А вот в позапрошлый – точно этот… кажись.
Почувствовал Олег Иваныч некий азарт сыщицкий. Кажется, клюнули, хари! Клюнули!
Рисковать будущей женой особо не решился – воинов под видом обозов купеческих вокруг нагнали изрядно. Правда, в посад они не совались – не велено было панику создавать. Обложили всю округу, растянувшись на десяток верст по периметру. Залегли – благо тепло – дозоры выставили. Мышь не проскользнет!
По здравому размышлению, до самого кладбища Олег Иваныч решил не доходить – остановиться на небольшом островке, примерно в версте от цели. Оставить там Софью с небольшой охраной, хотя и охраны-то не нужно – место голое, вокруг болото. От берега попробуй, дострели!
В общем, притаившемуся – а как же, обязательно притаившемуся – где-то на высокой сосне «охотничку» с трубкой иль самострелом с кладбища деваться некуда. Да и на болото шли сейчас только для того, чтоб не спугнуть раньше времени. Мало ли! Не увидев никого, в бега ломанется прямо через трясину. Может, знает тропку какую?
Главное – с поличным взять. Да осудить не как шпиона московского, а как преступника уголовного. Вон свидетелей-то вокруг полно. Свидетели, м-да. Молодые, статные, не только оружному, но и рукопашному бою обученные. Впереди, рядом с проводником, Онфим, самый молодой, почти мальчик.
У самого островка проводник остановился, на сосенку молодую показал:
– Вот за нее хватайтесь все – тут яма – и на остров выпрыгивайте. Раньше-то слегу приходилось втыкать, ужо провозишься. А сейчас, смотри-ка, сосна как по заказу выросла. Ну, не стой, Онфиме.
Молодой воин Онфим протянул вперед руку и, ухватившись за сосну, ловко перепрыгнул на остров:
– Колюча, сосенка-то, – поднял вверх окровавленную ладонь. – В рукавицах хватайтесь.
Идущий за ним воин надел на руку перчатку. Оказавшись на острове, взглянул недоуменно – перчатка оказалась разорванной! Подошел к сосне, присмотрелся:
– Ну и дерево, други! Иголки-то на ней железные!
Надев перчатку, Софья осторожно протянула руку к сосне. Но прежде чем рука ее успела коснуться иголок, Олег Иваныч схватил ее за полу плаща.
– Давай-ка на руки. Перенесу. Черт с ней, с ямой. Не нравятся мне такие иголки. И вы за них не хватайтесь, опасайтесь.
Перенеся суженую на руках – яма оказалась не такой и глубокой, всего-то по пояс, – Олег Иваныч подошел ближе к сосне. Внимательно осмотрел, принюхался.
К стволу и ветвям дерева были аккуратно примотаны острые стальные иглы. Нечто вроде колючей проволоки. Пахли они на редкость дурно и вообще казались какими-то масляными.
Онфим со смехом заматывал поврежденную ладонь тряпицей. Не казался он ни больным, ни отравленным. Впрочем, еще не вечер.
Оставив Софью с Онфимом – как тот ни протестовал, – примерно через час вышли к кладбищу. Вокруг тихо, даже вороны перестали каркать, то ли от жары утомились, то ли спугнул их кто-то. Олег Иваныч предупреждающе поднял руку. Выйдя на сухое место, рассредоточились, достали луки.
Олег Иваныч подошел к часовне. Длинным копьем толкнул закрытую дверь – словно ждал нехороших сюрпризов. Потому даже несколько удивился, когда ничего не произошло. Может, зря пугался?
Но сосна, сосна эта! Ведь кто-то да примотал к ней металлические иголки. Зачем? Против кого?
Оп! Слева чьи-то осторожные шаги. Ага! Чуть качнулась ветка. Блеснула кольчуга… Ну, ребята…
– Не стреляй, Олег Иваныч! – закричали из-за деревьев. – Не стреляй! Свои мы.
Это были воины второго отряда, охранявшего болото по периметру.
– Вы как здесь?
– Так ты ж, батюшка, сам велел, с полудня окружать начинать.
– Что, уже полдень?
– А как же, кормилец! В церквях окрест давно уж обедню отзвонили.
– И что, никого? – Олег Иваныч осмотрелся вокруг.
К часовне подходил любопытный Онфим:
– Был бы кто – не ушел.
– Тогда непонятно… Стой! Стой, Онфиме!
Поздно. Онфим скрылся в часовне. И почти сразу же раздался оглушительный взрыв. Огненный столб вырвался из часовни, разбрасывая вокруг обломки бревен, балки и куски человеческого тела, того, что еще совсем недавно было Онфимом…
Похоже, парню еще досталась легкая смерть. Если вспомнить, как тот тщательно бинтовал раненую ладонь…
Взрыв был слышен далеко, аж до городских стен донесся. В версте от города вздрогнули стоящие у дороги лошади. А всадники – звероватый мужик и козлобородый плюгавец – переглянулись.
– Ну, поспешим, братец! – потер руки Митрий. – Чай, все как надо сладилось.
– А ежели не все как надо? Я б сходил. Да для верности сабелькой. Да по глазам, по глазам. Глаз – он шипить, когда его вымают.
– Пока ты ходишь, там уж и народу понабежит. Нет, едем-ка поскорее!
Двое всадников во всю прыть помчали к городу.
Надо сказать, у Митри были причины спешить. Вчера еще, явившись с Торга, Максюта передал ему поклон от Аттамира-мирзы (с заезжим казанским купцом) и настоятельную просьбу: подыскать побыстрее двух деток лет по двенадцати – двух девочек, но можно и девочку с мальчиком, лишь бы оба были светлоглазые да светловолосые. На сей раз за срочность Аттамир обещался заплатить щедро. Да он и раньше не обманывал, а сколько сам наваривал – то его дело. Детей следовало переслать с тем же казанским купцом, который отъезжал уже завтра, в крайнем случае – послезавтра.
Митря тогда не очень-то слушал Максюту. Попробуй-ка, разыщи так быстро товар, да еще сам не подставься (что главное!). Нет, пусть посланец Аттамира-мирзы уж в следующий раз за детьми приедет. А за то время Митря товар найдет. Первый раз, что ли! Мало ли в новгородской земле смердов! О том же и Филимон, стражник, недавно с карельских земель вернувшийся, говорил вскользь. Митря-то его вполслуха слушал, другим – знамо чем – поглощенный. А теперь вот вспомнил. О детях твердил стражник! Мол, есть у него соседка, бережливая такая девица. Из тех, у кого зимою снега не выпросишь. Так к ней, вишь, с голодухи племянники малолетние прибились. Она Филимона и выспрашивала, как бы их половчей в монастырь какой сплавить. Двое племянников-то. Племянник и племянница. Мальчик и девочка. Вот бы светленькие оказались! Глядишь, и навар был.
