половиной. А ехать днем Ваня не хотел. К тому же, какое-то странное чувство подсказывало, что везение уже закончилось. Или вот-вот закончится.
— Лезать будем? — Петруха показал на пленных. — Она нас видел, ласскасет длугой немес...
Иван поколебался. С одной стороны, убивать пленных не хотелось, а с другой, они, действительно, могли навести на след.
«Ну, давай, тряпка!.. — рыкнул на себя мысленно Иван. — Идет война, здесь либо ты — либо тебя! Жан Жаныч не колебался бы ни секунды! Ты же никому ничего не обещал! На тебя надеются люди, хватить мямлить!»
Мелькнула предательская мысль приказать убить немцев Петрухе, тем самым снять с себя часть вины, но Иван сдержался. И сам повел немцев в лес.
— Убьешь? — унтер скривил рот в усмешке.
— Убью, — тихо ответил Ваня. — Сам понимаешь, по-другому никак.
— Понимаю, — согласился немец.
Один из немецких солдат упал на колени и монотонно заныл
— Я не хочу умирать, не хочу, не хочу, не хочу....
Двое других, принялись его поднимать.
— Будь мужественен Вальтер... — уговаривал его пожилой и грузный мужик. — Это не страшно. Смерть как сон, ты даже не поймешь, что умер...
— Тряпка! — рычал второй. — Встать, щенок! Ты немец! Встреть смерть как положено!
— Хватит! — не выдержал Ваня. — Построиться!
Солдаты послушно выстроились в неровную шеренгу.
Ваня сбросил затвор с предохранительного взвода и...
И не смог нажать на спусковой крючок. Палец намертво свело судорогой.
— Сука! — чтобы заставить себя, Ваня начал прогонять в голове все ужасы, которые творили гитлеровцы, ужасы, которые видел своими глазами и...
Все равно не смог выстрелить.
Зло сплюнул и пошел к блокпосту.
— Как тебя зовут, скажи... — тихо попросил унтер. — Скажи, я назову сына твоим именем. У меня жена на сносях...
— Назови его Иисусом, — буркнул Иван.
Вернулся и грубо, чуть ли не пинками, загнал медичек в бронетранспортер, Варвару посадил за пулемет и дал газу, собираясь проскочить ночью еще хотя бы десяток километров. Только отъехал, как навстречу потянулись колонны техники. Понимая, что опустевший блокпост вызовет подозрение, Иван на первой же проселочной дороге свернул с большака. И гнал, пока не загнал бронетранспортер в болото.
— Вот и все, приехали. Теперь, Петруха, ты ведешь...
Якут кивнул:
— Холосо, Ванюска. Я все сделаю...
Варвара Сергеевна, Хусаинова и Курицына выбрались сами, незнакомую пожилую женщину, Нинель Яковлевну Порошину, пришлось вытаскивать.
— Она сердечница, возможно инфаркт, — сердито, словно Иван бы виноват в этом, пояснила Елистратова.
Ваня глубоко вздохнул и молча начал ладить волокушу.
Якут старался выбирать более-менее проходимую дорогу, но к рассвету удалось пройти всего около пары километров. Дальше начались болота и продвижение стало совсем медленным.
Когда женщины совсем выбились из сил, Петруха скомандовал привал.
Остановились на длинном и узком островке, которые со всех сторон окружало болото.
Ваня сбросил с себя ремень волокуши и присел возле Порошиной.
— Вы как?
Бледная как смерть Нинель Яковлевна слабо улыбнулась:
— Все будет хорошо, Ванечка... я только отлежусь немного...
Иван кивнул и отошел в сторону.
Врачихи попадали там, где стояли, якут ушел разведать обстановку, а Иван сел на поросшее мхом бревно, достал сигарету и попробовал подкурить, но руки сильно дрожали и ничего не получилось.
— Дай сюда... — Синицына забрала у Вани сигарету, сама ее подкурила, а потом передала ее Ивану.
— Спасибо... — едва слышно выдавил из себя Иван.
— Я тебя люблю, — неожиданно призналась Варвара и положила голову на плечо Вани.
— Чего? — Иван от неожиданности вздрогнул. — С ума сошла?
— Того! — прыснула летчица. — Может и сошла. Тебе то что? Когда на тебя смотрю, глаз не могу оторвать. И сердце ноет... только не зазнавайся, пожалуйста...
— Вот же дурочка, — хмыкнул Ваня.
— Сам дурак! — Синицына расплылась в счастливой улыбке. — Моя мама говорила, что любовь — это как удар молнии. Вот, считай, меня трахнула молния.
— Трахнула? — Ваня тоже улыбнулся.
— Ага, трахнула! — Варвара быстро закивала. — А потом я тебя трахну! Но не сразу, надо сначала пожеманиться, покривляться. Ну... сам понимаешь, так положено...
Через мгновение они дружно расхохотались. И этот смех, вернул Ивану силы.
Он выкопал ямку, наломал сухих веточек, разжег костерок и принялся готовить еду. К счастью, трофеев набралось достаточно, чтобы, по крайней мере, еще неделю нормально питаться.
Варвара пыталась помогать, но в основном мешала. Правда, Ваню это ничуть не раздражало. Пожалуй, первый раз в жизни, он получал настоящее удовольствие, просто от того, что рядом девушка. По поводу «любви» он даже не задумывался, просто наслаждался обществом Варвары.
А потом вернулся Петруха.
— Ванюска...
— Чего? — Иван подмигнул якуту. — Я тут варево сготовил. Готовь ложку.
— Ванюска... — Петруха выглядел очень смущенным.
— Говори уже!
— Тут... — якут состроил виноватую рожицу. — Тут сдеся людя есе насел...
— Чего? — Иван недоуменно уставился на Петруху. — Какой «людя»? Где «сдеся»? Сбрендил?
— Вот... — якут махнул рукой.
На островок гуськом стали выходить люди.
Оборванные, в лохмотьях, грязные, едва держащиеся на ногах...
Ваня очень захотел выматериться, но не смог. От отчаяния челюсти свело судорогой.
Оттого, что эти люди были...
Женщинами и детьми!
Только женщинами и детьми.
Мужчин не было.
Глава 21
— Крольчатина...
— Говядина...
— Это что за хрень? А! Тунец...
— Свинина, еще свинина...
— И все, на этом все... — Ване очень захотелось выругаться, в голос, матом, выругаться оттого, что он напрочь не понимал, как прокормить свалившееся на голову пополнение.
Шесть банок условно мясных консервов, четыре брикета горохового концентрата, маленький брусок свиного шпика и коробка растаявших шоколадных конфет. И пара пачек галет.
А с другой стороны, десять женщин и десять детей, из которых семеро совсем малыши, от четырех до шести лет. А остальные ненамного старше. А еще Варвара Сергеевна со своими медичками, сам Ваня, Петруха и Синицына.
По все прикидкам, получалось, что провизии хватит всего на три дня, и это при одноразовом питании, почитай впроголодь.
Иван поколебался и протянул банку говяжьей тушенки худенькому лопоухому пареньку.
— Отнеси Марье Ивановне...
Мальчик протянул руку к банке и сразу отдернул ее. Остальные дети, сидевшие
