от угров, не смогут вернуть их назад...
— Да, я знаю, — усмехнулся Михаил, — а что касается сарацин — пусть еще подождут пару дней. Я подумаю, что с них затребовать, если уж они так хотят мира...
— И это разумно, басилевс, — снова поклонился Александр, — я бы осмелился сходу посоветовать пару требований — полный отказ от поддержки антимарианитов и союз с нами против хазар.
— Можно и так, — кивнул Михаил, — но этого мало. Ладно, я еще подумаю. Что там еще?
— Амальгар, молодой король франков, прислал письмо, уведомляя, что занял Марсель — якобы, он не признает договора Лупа Аквитанского, отдавшего этот город Гримоальду. Я бы не советовал ссориться с франками из-за этого — все равно мы мало чего сможем там сделать. К тому же этот город и достался лангобардам, можно сказать, случайно. Все же франки владели им еще до сарацин.
— Черт с ними, пусть забирают, — махнул рукой Михаил, — не до них сейчас. Все же лучше, чем если там будут агаряне.
— Согласен, государь. Кроме того, сегодня прибыл посол от Эрнака, кагана аваров — как я ожидаю, он потребует от нас не поддерживать тех болгарских вождей, что нашли убежище в наших владениях после разгрома под Плиской.
— Этот вероломный ублюдок смеет еще что-то требовать? — Михаил нахмурился, — после того, как он предательски убил Омуртага? Я уж молчу о тех слухах, что ходят о смерти моего отца.
— Я не очень верю в эти истории о колдовстве, — пожал плечами Александр, — но наглость этого варвара действительно поражает. Похоже, что Эрнак после захвата Плиски, решил, что уже выиграл войну.
— И мы еще ему не оплатили за Маврокастрон, — буркнул император.
— Кстати, на днях из Херсонеса в Константинополь прибыл Крум, сын Омуртага, — вспомнил придворный, — и тоже просит аудиенции.
— С этого надо было начинать! — воскликнул Михаил, — я приму их одновременно — аварина и болгарина. Тогда же и решу, что делать с обоими.
Слова у молодого императора не расходились с делом: вскоре Михаил уже восседал на троне в Хрисотриклиносе — «Золотом зале» ромейских басилевсов. Сейчас владыка ромеев носил синюю тунику с золотой каймой по подолу, узкие штаны изумрудного цвета и высокие красные сапоги, расшитые жемчугом. Поверх плеч был накинут пурпурный плащ-сагум, через грудь тянулся золотой шарф-лорум. Темные волосы венчала золотая стемма, украшенная драгоценными камнями и жемчугом, с подвесками в виде золотых цепей, спускавшимися на плечи. По правую руку от басилевса стоял дромологофет Александр, что-то негромко говоря хмурившемуся владыке. Перед самим троном, облаченный в панцирь и шлем, стоял Асмунд, с мечом за спиной и кинжалом на поясе. Другие воины германской этерии застыли у каждой из восьми дверей, ведущих в зал.
Перед троном императора, бросая неприязненные взгляды друг на друга стояли двое мужчин. Первый был коренастым германцем, лет сорока, с голубыми глазами и золотистой бородой. Он носил черный панцирь, украшенный золотым грифоном, а поверх него — багровый плащ расшитый серебряными узорами. Руки его украшали массивные браслеты из чеканного золота, усыпанные черными опалами, на шее красовалась гривна в виде двух золотых грифонов с глазами-рубинами. Лапами и клювами они сцеплялись над грудью воина, а переплетшимися хвостами соединялись у него на затылке. Звали посла Гелемунд и происходил он из королевского рода дунайских гепидов, что после аварского завоевания Паннонской равнины подчинились кагану. Второй же мужчина выглядел намного моложе первого — ровесник императора, высокий парень, в кафтане из алой парчи, синих шароварах и сапогах из тщательно выделанной оленьей кожи. С загорелой бритой головы свисала, оплетаясь вокруг украшенного золотой серьгой уха, прядь черных волос. С массивной золотой бляшки на поясе скалилась искусно прорисованная волчья морда.
По старшинству первым говорить дали Гелемунду — и он не преминул воспользоваться этим правом, хотя Михаил то и дело хмурился, слушая дерзкие речи.
— Неужели богоравный басилевс так и не понял, что выбрал не тех союзников на Дунае? — вопрошал гепид, — или то, что случилось недавно не убедило его в том, что Эрнак — достойный наследник великого Баяна? Испокон веков болгары были нашими данниками — и так будет всегда, покуда сияет в небе золотой глаз Сварги-хана.
— Ваш каган не был так уверен в себе, когда просил о мире Омуртага, — заметил Александр.
— Я не с тобой говорю, старик, — надменно ответил Гелемунд, — и
