уцелевших домах хозяйничали шайки мародеров, грабя все подряд. Большая часть горожан сразу после штурма сбежала из города и сейчас обретается где-то в его окрестностях. Подразделения пехотинцев, немедленно приступившие к патрулированию, передвигаясь по улицам, поднимали облака пыли, смешанные с золой, создавая вокруг себя непроглядный туман.
Уже здесь нам удалось выяснить, что на Волынь, по любезному приглашению Михаила Черниговского, пожаловал со своим войском сам Конрад Мазовецкий, да еще и немцев с собой притащил! Этот тип до недавних пор, между прочим, считался главным союзником братьев Романовичей в Польше. Ну, Михаил, ну сукин сын! Ни хрена не известил, сподобился-таки, жучара, подбросить на мою голову «клятых ляхов». Последние свои мысли я незаметно для себя высказал вслух, на что тут же получил возражения от Малка.
– Государь! Михаил, может, вовсе и не со зла тебе поляков пограбить Волынь созвал. Он сейчас с Даниилом Галицким, братом твоего ворога Василька, борется! Вот и пытается, как может, хоть часть сил братьев отвлечь от себя.
– А чего же тогда меня о поляках не известил?
– Так, может, он и сам не знал, придут ляхи али нет. Помощи у Конрада в сем деле испросил, ну а Конрад – сам с усам, когда захотел, тогда и явился, а мог и вообще не прийти. Хотя о своих планах Михаил по-хорошему должен был бы заранее известить, – под конец задумчиво протянул полковник.
– Вот и я о том же! Черт с ним, с Михаилом! Ну, один хрен, мне поляки на моих волынских землях нужны только в качестве удобрения в земле!
– Придется тогда идти за ними…
– Судовая рать плывет медленно, со скоростью, двигающейся вдоль берега конницы, а конницу сильно подтормаживает огромный обоз с полоном и награбленным добром… – обдумывая ситуацию, я нервно забарабанил пальцами.
– Истинно так, государь! – посчитал нужным вставить свои две копейки Злыдарь.
– Сегодня заночуем в Берестье, а завтра с утра выдвинемся вслед за поляками. Предупредите войска, пускай пока устраиваются на отдых, завтра им силы понадобятся! – этим распоряжением я закончил военный совет.
Ратьеров, серьезно тормозивших галеры, решено было оставить в Бресте, преследуя драпающих поляков лишь только силами судовой рати.
Поляки, двигаясь по направлению к ранее захваченным городам Мельник и Дорогичин, оставили за собой отчетливо видимый след. В полях и деревнях попадались неубранные трупы местных пейзан, а на горизонте всюду виднелись дымы пожарищ. Клубы едкого дыма смешивались с утренним туманом, давали просто тошнотворный результат, резали глаза. Недозрелые ржаные поля были попорчены, напрочь вытоптаны польско-рыцарской конницей.
Этим же вечером передовые галеры застали поляков у городка Мельник. Польская судовая рать выгрузилась, оставив свои ладьи у городского причала, а прямо у стен города поляки разбивали лагерь. По всей видимости, намеривались дать полевое сражение своим преследователям.
Атаковать лагерь с ходу не стали, не хотелось, чтобы Конрад, подобно Василько, сбежал со всей своей конницей. Поэтому свои галеры мы разгрузили в трех километрах от Мельника. А утром следующего дня мы вышли к польскому лагерю.
Лагерь раскинулся в удобной долине вблизи хлипких тыновых городских стен Мельника. Разведка вывела полки таким образом, что нас с поляками разделяла речушка, заросшая по берегам ольхой и ивами. Пикеты заслона, установленные поляками на нашем берегу, были легко сбиты, походя.
Выехав на пригорок, я отчетливо разглядел сотни разноцветных, с преобладанием белого, четырехугольных шатров. Над самыми массивными цветными шатрами развевались на ветру флажки и знамена. Особняком расположились «добринские братья». Над их лагерем веял белый флаг с красным стоячим мечом со звездой над ним.
Но с чисто утилитарной, военной, точки зрения лагерь производил удручающее впечатление. Никакого порядка и элементарной дисциплины не было и в помине. Шатры лепились друг к другу как попало. Никаких оборонительных сооружений, защищающих лагерь, тоже не было заметно – просто приходи и бери их за филейную часть голыми руками!
Завидев нас, поляки начали судорожно метаться, в лагере воцарилась неимоверная, бестолковая суета. А мне уже докладывали:
– Пушечные расчеты с орудиями заняли позиции и готовы открыть огонь по лагерю!
– Не будем пока их раньше времени пугать. От нашей пальбы они могут просто разбежаться, оставшись безнаказанными за свою татьбу в моих землях.
Польское войско состояло из тяжелой конницы, привыкшей действовать преимущественно ударом, шоком. И сейчас они намерены были действовать сходным образом, выставив на своем правом фланге многотысячные пешие рати. Разделявшая нас с противником речушка для конницы не являлась серьезным препятствием, она была довольно мелкая, с пологими берегами.
Дело началось энергичной атакой польских пеших ратей, которые под беспрестанным обстрелом наших стрелков – лучников и арбалетчиков, еще даже не добравшись до русла реки, уже успели расстроить свои силы, атакуя наши выстроившиеся вдоль берега полки нестройной толпой. Артиллерию я пока берег для более знатного, конного противника, который сейчас, под прикрытием атаки своих пешцев начал обходной маневр, намереваясь обрушиться на нас с тыла.
Воевать перевернутым фронтом для моих полков вообще не проблема, но на правом фланге была сосредоточена вся артиллерия, поэтому, чтобы прикрыть сейчас занятые боем с пехотой противника центр и левый фланг, я отдал команду развернуть полки правого фланга на девяносто градусов. Самое главное, что, пока шла переправа вражеской конницы, всю артиллерию удалось оперативно передислоцировать – перекатить и развернуть.
Что же касается польских пешцев, то они уткнулись в непреодолимую стену из копий, пробиться сквозь которую у них не было ни сил, ни особого желания. Тем более лучники прицельно расстреливали весь этот польский сброд из-за спин присевших на колена пикинеров, отчего и так всерьез обескровленные ряды поляков, заваленные ранеными и трупами, редели еще быстрее, к тому же все больше и больше пешцев начинало отступать в сторону своего обезлюдевшего лагеря.
Наконец, переправившаяся на наш берег конница Конрада Мазовецкого устремилась в атаку. Накатывающие на правый фланг конные дружинники, во все горло крича боевые кличи, начали опускать копья наперевес, примериваясь для разящего таранного удара по спешенному противнику.
Вот первые ряды конников миновали рубеж в четыре сотни метров, войдя в зону поражения ближней картечи. Раздались сигналы труб и дублирующие их выкрики командиров. «Заговорила» полковая артиллерия, пехоту сразу окутали густые облака порохового дыма, а громкий грохот орудий причудливо соединился с противным визгом чугунных картечин. Вскоре практически вслепую из-за окутавшего всех дыма заработали лучники – на врага с металлическим шелестом полился целый дождь из стрел.
По всему фронту наступления противника начали образовываться и быстро разрастаться завалы из агонизирующих тел людей и животных. Эта печальная участь в первую очередь постигала плохо доспешных дружинников, облаченных в кожаные доспехи. Но, несмотря на наши локальные успехи, решительности и мужества оставшимся в строю всадникам было не занимать. Подстегивая ногами коней, они объезжали завалы и продолжали нестись,
