Виктор Побережных - Горячий июнь

— Товарищ народный комиссар, а не могут они меня просто, — я замялся, подбирая слова, — пристрелить?

— Зачем им это? — Берия искренне улыбнулся, да и охрана будет неподалёку.

— В случае чего, охрана не поможет. Шарахнут из винтовки и всё. В будущем так часто проблемы решали. Почему сейчас не могут? — я пожал плечами, — Всё бывает впервые.

— А вот об этом поподробнее, — лицо Лаврентия Павловича стало жёстким, голос изменился, стал суше и проявился небольшой, кавказский акцент, — Как решались проблемы?

И я стал рассказывать. Рассказал, как в какой-то книге, кажется у Бушкова, наткнулся на интересное рассуждение по поводу покушений. Там утверждалось, что несмотря на давнее изобретение длинноствольного оружия, покушения делались по старинке: яд, кинжал, в крайнем случае — пистолет. Исключением было убийство принца Конде, застреленного из аркебузы. Не изменила этого положения даже война. И только в 60-х годах вспомнили о винтовках и убили Кеннеди. А в девяностых, в 'новой России', снайперская винтовка стала очень частым аргументов в борьбе за деньги и власть. Вот я и подумал, не может ли прийти в голову немцам такой вариант?

Выслушав меня Берия задумался. А посмотрев на Мартынова, я увидел лёгкую растерянность. Чего они так реагируют-то? Ничего необычного я им не рассказал, не считая будущих событий, которые, я надеюсь, теперь не произойдут.

— Да-а-а, — протянул Лаврентий Павлович, прервав долгое молчание, — интересный человек, этот ваш Бушков. Было бы интересно пообщаться…Хорошо. Мы обдумаем и такой вариант развития событий, а пока идите, изучайте план ваших действий на ближайший, как минимум, месяц. И ещё. От основной вашей работы в качестве аналитика — вас никто не освобождает, товарищ старший лейтенант. Идите товарищи, работайте.

Интерлюдия. 25. 03.1942, дача И.В. Сталина.

— …таким образом мы надеемся выявить возможную немецкую агентуру в Москве. Особенно ту, которая, возможно, есть в аппарате моего наркомата и некоторых других. В частности в ГЛАВПУРе, там был зафиксирован интерес проявляемый к Стасову.

— Хорошо. Я поддерживаю эту идею. Это всё?

— Нет, товарищ Сталин, — было видно, что Лаврентию Павловичу очень не хочется говорить, но он пересилил себя, — При разговоре со Стасовым, всплыла интересная информация, которая имеет прямое отношение к Вашей безопасности и безопасности остальных руководителей СССР, — и Берия рассказал о разговоре со Стасовым, о проведённых консультациях, о сделанных выводах и своих предложениях по изменениям в работе своего ведомства. Дослушав Берию, Сталин встал, раскурил трубку и задумчиво стал прохаживаться по кабинету, время от времени окутываясь облаками дыма. Наконец он остановился и, повернулся.

— Значит, Лаврэнтий, ты предлагаешь создать специальные снайперские группы, для ликвидации Высокопоставленных врагов Советского государства? И на эту мысль тебя натолкнул Стасов. Я правильно всё понял, Лаврэнтий? — Иосиф Виссарионович, прищурившись смотрел сквозь клубы ароматного дыма на наркома НКВД, — Ещё ты предлагаешь изменить схему охраны первых лиц нашей страны. Так?

— Да, товарищ Сталин. Именно так. После разговора со Стасовым я, подключив специалистов, проработал этот вопрос, в том числе и с Власиком. Выяснилось, что ныне существующая система безопасности, не обеспечивает защиты от действий снайперов.

— Интэрэсно, интэрэсно, — Сталин отложил трубку и холодным, мягким голосом продолжил, — Почему ви и другие товарищи, не подумали о такой возможности, а дожидались 'помощи со стороны'?

Берия остро почувствовал, что от того, что и как он скажет, будет зависеть очень много, возможно, что сама его жизнь.

— Товарищ Сталин. Я признаю допущенные мной ошибки. Сработала сила стереотипов, так же обстоят дела и у наших противников и у 'союзников'. Но теперь у нас есть преимущество.

— Хорошо, Лаврэнтий, я верю тебе. Подготовь список особо важных 'друзей' Советского Союза и учти — Гитлера убирать НЕЛЬЗЯ! Иди, Лаврэнтий, работай.

После ухода Берии, Сталин подошёл к окну и задумчиво проговорил, очень тихо, почти шёпотом, — Не выпускаем ли мы джинна из бутылки…

Придя к Мартынову, получил кучу бумаг и принялся их изучать. Да. Предстоят весёлые дни. Судя по списку мест, в которые мне предстоит ездить и ходить, Москву я узнаю получше. Ладно, всё веселее, чем только бумажки перебирать. Сам постоянно стонал, что хочу реальным делом заниматься. Теперь займусь, в 'штирлица' поиграю. Жаль, что эти бумаги нельзя домой брать — секретность, мать её! А как бы хорошо было: лежишь рядом с Олеськой, учишь 'легенду', благодать! Ан, нет! Придётся на месте всё учить. Бляха муха, докатились! В Столице, сотрудник госбезопасности играет роль живца! Было бы смешно, если бы не было так грустно. Интересно, а кто у немцев занимается моей персоной? Абвер или ведомство Гиммлера?

— Александр Николаевич, разрешите вопрос? — Мартынов покосился на меня, как на 'врага народа' и оторвался от своих бумаг.

— Ну? — у меня сложилось полное впечатление, будто он ожидает какой-то пакости с моей стороны. К чему бы это?

— Александр Николаевич, а кто именно мной интересуется известно? Вернее, какое ведомство? Одно дело, если это люди адмирала Канариса и, совсем другое, если Гиммлера. Они же по разному работают, или я не прав?

— Прав, прав, — Мартынов довольно заулыбался, — Надо же, ты думать начал не только о бумагах. Неужели Иванов тебе голову поправил? Нужно к нему и других отправлять! — он рассмеялся, а потом продолжил, — Точной информации у нас нет, но, по деталям и коссвенным данным, занимается ведомство рейхсфюрера. Для нас это боольшой плюс! В отличии от людей Канариса, эти действуют более грубо и нагло, их проще выявлять. Но это не касается законспирированных агентов. Те работают не хуже абверовских, а иногда и лучше. Вот такие пироги, Андрей. Всё понял?

— Да, Александр Николаевич, понял, — я вздохнул и пробормотал, — Будем ждать в Москву эсэсовца с парашютом и 'шмайссером' на перевес.

— Чего? Какого эсэсовца, какой, на хрен, парашют и автомат? — Мартынов ошалело уставился на меня, — Ты как себя чувствуешь, Андрей?

— Товарищ майор, я просто анекдот вспомнил, про разведчика. Правда нашего, но всё таки…

— А что за анекдот? Ну ка, давай, рассказывай! — Мартынов неподдельно заинтересовался, — Давай, давай! Не жмись!

Ну я и дал. Серию про Штирлица. Как же ржал Мартынов! Я и представить не мог, что довольно плоские анекдоты могут вызвать такую реакцию! А потом пришлось объяснять — кто такой Штирлиц и почему про него анекдоты складывали. Дослушав пересказ 'Семнадцати мгновений весны', Мартынов грустно улыбнулся и сказал.