Когда после учений наша команда после учений плелась к себе в казарму по обочине (строем, в колонну по три — а то как же!), мимо нас, поротно, бодрым шагом, с песней топали молодые красноармейцы. До нас доносилось энергичное:
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой.
С отрядом флотским
Товарищ Троцкий
Нас поведет в последний бой!
Следующая рота пело другое, распевное, показавшееся мне до боли знакомым:
Свищут снаряды, трещат пулеметы,
Их не боятся красные роты.
Да здравствует Ленин, вождь пролетарский,
Троцкий, Калинин и Луначарский!
Тут у меня все поплыло перед глазами. Как я мог забыть! Июнь 1920 года, станция Себеж. Это пели красноармейцы отдельного батальона ВОХР, маршировавшие к станции для погрузки в теплушки, чтобы отправиться к линии перемирия с латышами…
Воспоминания, до того прятавшиеся в каких-то дальних уголках памяти Осецкого, вдруг хлынули неудержимой волной.
Партийная мобилизация стала для меня неожиданностью. Разумеется, в годы гражданской войны такие мобилизации проводились не один раз, и некоторые мои сослуживцы по Наркомату торговли и промышленности оказались посланы городским партийным комитетом на фронт. Но, закрутившись с делами по организации выезда в Германию для работы торгпредом, и переживая срыв этой работы из-за капповского путча, я совершенно не задумывался о том, что партийная мобилизация может затронуть и меня.
Решение партии оспаривать не приходится, и вот, получив предписание в Московском военном комиссариате, после долгих мытарств в холодных переполненных эшелонах, добираюсь, наконец, до Смоленска и прибываю в штаб Западного сектора войск ВОХР. «Раз у тебя военного опыта никакого нет, то, как партиец со стажем, будешь комиссаром. Как раз требуется укрепить войска внутренней охраны Республики» — напутствовали меня в Московском горкоме РКП(б). Однако комиссарствовать мне не пришлось
Встретивший меня в штабе начальник Западного сектора ВОХР Касьян Александрович Чайковский оказался членом РКП(б), а потому, в соответствии с приказом Военного совета войск ВОХР от 28 февраля сего года о введении единоначалия в войсках ВОХР, комиссар ему был не положен. Это вовсе не значит, что меня оставили без дела. Безо всякой волокиты в тот же день превращаюсь из несостоявшегося комиссара в помощника начальника Западного сектора войск ВОХР по политической работе.
— Дел тебе хватит, — втолковывал мне Касьян Александрович. — Первым делом, это работа с пополнением. Бойцов не хватает. В батальонах всего по четыреста — пятьсот человек. Одно название, что батальон. В обожд вообще человек по триста.
— Извините, товарищ Чайковский, — вынужден прервать его. — Я ведь еще ни часу в войсках не служил. Поясните, пожалуйста, что это за зверь такой — обожд?
Начальник сектора ВОХР ухмыльнулся с выражением сниходительности:
— Обожд — это отдельный батальон охраны железных дорог. Ладно, не смущайся, осилишь, не велика наука. — Он еще раз улыбнулся, на этот раз скорее ободряюще и продолжил:
— Людей до штатов большая нехватка, да вот не присылают нам пополнения из центра, так что вся надежда — только на мобилизацию местного населения. Но вся штука в том, что ведь Запфронт в том же положении, что и мы, и они, конечно, все, что можно, подгребают под себя. А к нам попадает такой кадр… — он махнул рукой. — Половина вовсе неграмотные, политическая сознательность на самом низком уровне, далеко не все готовы защищать Советскую власть, а крестьянство очень недовольно продотрядами. По лесам банды дезертиров прячутся, да и настоящие белобандиты есть, хотя всяких батьков у нас не так богато, как на Украине. Да, надо сказать, и среди старожилов наших тоже народ всякий попадается. Нас ведь в девятнадцатом году собирали с бору по сосенке — тут тебе и отряды Продармии, и охрана Главсоли, и железнодорожная охрана, и отряды ВЧК, и из чоновцов кое-кого подкинули. Разный народ, — повторил он, качая головой. — В общем, — закончил начзапсектора краткое посвящение меня в местные обстоятельства, — не откладывая, бери все в свои руки. А то запустили мы это направление. Нажми на ликвидацию безграмотности среди бойцов, подтяни кадры политработников, поставь агитацию и пропаганду на должный уровень. Ну, разберешься, что к чему. Сегодня устроишься на квартире, тебе в штабе подскажут, куда обратиться, а с завтрева и приступай.
Так начались мои вохровские будни. Штаты политотдела Западного сектора точно так же не радовали своей полнотой, как и штаты боевых подразделений ВОХР. Пришлось мотаться по всему сектору, охватывавшему Смоленскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую губернии, выявлять в подразделениях грамотных, политически подкованных красноармейцев, и сколачивать из них актив, на который можно было опереться и в политработе, да и просто в ликвидации безграмотности.
Вживаясь в работу Западного сектора войск ВОХР, я так и не разобрался до конца в системе подчиненности. С одной стороны, войска ВОХР подчинялись Наркомату внутренних дел, однако в оперативном отношении они подчинялись так же и коллегии ВЧК, которая сама входила в состав НКВД. Но в составе войск ВОХР находились особые отряды, подчинявшиеся местным органам ВЧК непосредственно, хотя особые войска ВЧК формально вроде бы были ликвидированы и влились в 1918–1919 годах в состав войск ВОХР. Кроме того, наш Западный сектор войск ВОХР являлся кадровым резервом войск Западного фронта и в оперативном отношении подчинялся так же и командзап.
Немалое время пришлось мне уделять подбору кадров для школы младшего комсостава нашего сектора, да и занятия в этой школе время от времени надо было проводить самому. Проведение политдокладов в подразделениях было постоянной составляющей моей работы. Хотя я очень плохо схожусь с людьми, и контакты с теми, кто еще не был знаком мне прежде, из-за этого крайне затруднены, партийный долг заставлял вести и индивидуальные беседы с красноармейцами. Без этого трудно было прочувствовать, чем дышит солдатская масса, и правильно построить политическую агитацию.
В этих хлопотах пролетел март, а в апреле 1920 года поляки, нарушив перемирие, перешли в наступление против нашего Юго-Западного фронта, захватив Киев. В ответ командзап Гиттис, в соответствии с директивой РВС, нанес удар по полякам правым крылом своего фронта и Мозырской группой. В отсутствие серьезных пополнений удар был не слишком удачный. Немного продвинувшись вперед, наши войска под нажимом поляков попятились назад и даже сдали Минск. Поэтому теперь из тылов выскребалось все, что можно. В том числе и из войск ВОХР. Но что мы могли дать? На момент польского наступления в составе войск ВОХР Западного сектора осталось всего две отдельные стрелковые бригады двухбатальонного состава — 31-я и 41-я, несколько отдельных батальонов охраны железных дорог, да несколько отдельных стрелковых батальонов, подчинявшихся местным органам ВЧК. Ну, и отряды ЧОН, которые вообще не пойми кому подчинялись — то ли нам (в оперативном отношении), то ли партийным комитетам, то ли ВЧК…
