Два стрелецких полка, да полтыщи сабель поместной дворянской конницы, да опричная сотня Генриха Штадена отправлялись из Москвы к Новгороду, некогда Великому, дабы оружной рукой извести укоренившиеся там мятеж и крамолу. Багровые кафтаны стрелецкого войска длинной чередой тянулись по пыльной дороге подобно кровавой реке, в которой рыбьей чешуей высверкивали лезвия бердышей. Мы ожидали прохода войск, поскольку иной дороги в северные уделы Руси не было. На этой же и воробью негде было сесть из-за всадников, пешей рати и обоза.
Перед самым отправлением в казарменном дворе Александровской слободы ко мне подошел Генрих, хмурый и, казалось, чем-то раздраженный.
– Царь велит мне следовать вместе с войском. Вам же в спутники дает одного из моих остолопов.
– Наш план под угрозой? – стараясь казаться не на шутку встревоженным, осведомился я.
– Ну уж нет. – Сотник нервно дернул уголком губ. – Этого я Ивану не позволю. Слушайте меня внимательно и запоминайте. При вас стражем назначено быть Никите Пораю. Вы его уже видели. Такая себе дубина стоеросовая с синими глазами. Он еще на карауле у покоев Якоба Гернеля стоял, а затем вас на площадь водил.
– Да-да, я помню.
– Силы в нем на четверых, а вот умишка, пожалуй, и на одного маловато будет. Когда час придет, его можно не жалеть. – Опричник коротко чиркнул пальцами по горлу. – С вами еще челяди пяток душ едет. Коли что передать нужда случится, есть промеж них один, Устин по имени. Что ему скажете – он птицей до меня донесет.
– Запомнил, – кивнул я.
– А пока, в дороге, вы с Никишкой ссор не затевайте. Пусть себе вас сторожит. Душегубов в тех краях много, а на него глядючи, всяк дурак задумается против вас козни строить.
Штаден положил руку на эфес сабли:
– И помните, чуть что – я неподалеку.
Теперь войско шло на Новгород. Я смотрел на эту движущуюся массу вооруженных людей, идущих в кровавую битву, и вспоминал совсем другие времена иного мира. Точно так же шли по направлению к Изборску новгородские полки, спеша подчинить своей воле последнего из князей Труворичей. Тогда именно Новгород был собирателем городов русских и оплотом российской государственности. Здесь, да и в нашем мире, все складывалось по-иному.
Новгородские земли, торговавшие с Ганзейским союзом мехами, медом, а пуще всего, доспехами – знаменитыми на всю Европу бронями, – немало обогатились и не слишком чтили ни московского царя, ни самое Русь. Этот обширный северный край видел себя вполне самостоятельным государством и был готов посылать в столицу Руси малую долю своих доходов в обмен на военную помощь в случае вражеских набегов. Как говорится – ничего личного, только бизнес. Долгое время эта малая толика новгородских богатств составляла изрядную часть государственного бюджета Московии, и ее великие князья нехотя мирились с таким положением дел. Они слали туда воевод и не вмешивались в дела торговой республики.
Конец могуществу столицы русского севера наступил в годы правления Ивана III, деда нынешнего государя. Этот великий правитель, положивший конец ордынскому владычеству, вовсе не желал терпеть своеволия в вотчинах и дединах. И город пал под копыта московской конницы. Лучшие люди его были либо казнены, либо высланы подальше от родных очагов, богатства их разграблены. Но даже того, что попало в казну, хватило на первые годы строительства русского государства.
Прошли десятки лет. Новгород отстроился и вновь набрал силу. Однако здесь хорошо помнили забытое прочими нелестное прозвище государя-завоевателя – Иван III Страшный – и, уж конечно, не почитали жестокоседного монарха. Ныне жителям Новгорода предстояло познакомиться воочию с Грозным, внуком Страшного деда.
Я смотрел вослед удаляющейся колонне, и невольная тоска грызла мое сердце.
– Уж дорога-то пуста. – На мое плечо легла тяжелая ладонь, и я невольно дернулся и обернулся. – Я баю, дорога-то пуста.
За моей спиной на мощном караковом жеребце возвышался Никита Порай.
– Можно и в путь.
– Да, – кивнул я. – Пора.
Русская дорога не баловала разнообразием. Леса сменялись полями, те – рощами. За рощами тянулись луга, разрезаемые ручьями, реками, речушками с неизменными убогими мостами. Чем дальше на север, тем леса становились гуще, и все реже встречались городки и села, в которых можно было отыскать горячий ужин и крышу над головой.
На первой же стоянке мы обогнали карательную экспедицию, стараясь все же не отрываться далеко от ее передовых частей. С одной стороны, это обеспечивало некоторую безопасность. Заслышав о приближении войск, разбойный люд уходил в чащобную глушь, пережидая «недобрые» времена. С другой же, когда б не предусмотрительно взятые с собой шатер и запасы снеди, не одну ночь нам пришлось бы скоротать с пустым животом да под открытым небом.
Отряды квартирьеров, в основном из поместной конницы, рыскали по округе голодными волками, изымая по крестьянским дворам провиант, овес и сено для лошадей, подводы для обоза и далее, далее, далее. Не дожидаясь случая возложить себе на плечи бремя военных расходов, «подлое» сословие тоже спешило укрыться подалее от Новгородского тракта. А потому на пути нам то и дело встречались опустевшие деревни, населенные лишь скрюченными дугой старцами и сторожевыми псами.
Каждый вечер мы старались по возможности добраться до какого-нибудь жилья. Ночевка в лесу была идеей не самой разумной. Волчья ли стая, или же лихие поместники, но поутру можно было не найти своих коней. К тому же, как утверждал мой сопровождающий, ночевать на лесном тракте – крайне дурная примета. Неровен час леший свадьбу играть начнет – потопчет, разметает, и поминай как звали.
Спустя неделю перехода зарядили дожди, и дорога, до того условно проезжая, превратилась в условно проходимую. Смеркалось; однако тому грязному месиву, что еще недавно именовалось дорогой, до этого факта не было никакого дела, и потому застрявшие в глубоком ухабе колеса нашей повозки уныло раскачивались вперед-назад, пытаясь выбраться из колдобины по брошенным наземь веткам. Пара коней с безысходной тоской налегала на постромки. Кучер же яростно хлестал их кнутом. Остальная челядь толкала, тянула злополучный воз, упрямо не желая оставлять его на память местному зверью. Все без толку.
– Ах вы, неживые! – напустился на слуг мой сопровождающий. – Тележку с места сдвинуть не можете? Нешто с Летавицей знакомство свести хотите? А ну-тка посторонись!
Он спрыгнул с коня и, отобрав у ближнего челядинца свежевыломанный ствол молодой березки, просунул его под ось и с хеканьем навалился на этот импровизированный рычаг.
Березка жалобно хрустнула и сломалась пополам. Кромешник, не удержавшись, рухнул в грязь. Но в этот момент точно по мановению волшебной палочки колеса выскочили из гнилой колдобины на остаток дорожной тверди.
