Подтаскивают нового раненого. Этот уже все – пропорото брюхо и порванные кишки торчат наружу. Тут такое уже не лечится, блин, блин и еще раз блин. Я ведь этого парня хорошо знаю – он приемный отец моего дристуна. Причем искренне привязавшийся к новому семейству (свое-то потерял два года назад, когда на их поселок напали аиотееки). И вообще, удивительно спокойный и какой-то даже светлый человек. Никогда не орал, не приставал, требуя немедленно решить все его проблемы, не предъявлял претензий за болезнь сына. А теперь мне придется его добить. На хрена они мне его сюда тащили, только зря мучили! Хотя да. Я ведь второй человек в племени, и коли ни Лга’нхи (где эта сволочь?), ни Гит’евека под рукой нет, добивать безнадежно раненых – моя обязанность. Потянулся за кинжалом, почему-то не нашел своего «фетс-кийца» на привычном месте. Неужто потерял в драке? Ладно, не до этого, достал другой. Где находится сердце, я уже знаю. Ставим кинжал напротив, сильно и резко бьем кулаком сверху по рукояти. Тело дергается и замирает. Тащите следующего!
– Да. Я тоже со всеми в строю воевал, – рассказывал мне Лга’нхи, ведя куда-то по смердящему кровью, дерьмом и мертвечиной пляжу. – А что тут такого? Коли мы одно племя, а я Вождь, значит, должен уметь, как и все. Вот и выучился! А в третьей оикия как раз человека не хватало, вот я и встал.
– Ну и как тебе? – равнодушно спросил я. После нескольких часов возни с ранеными наступило спасительное отупение, и все уже было как-то по фигу.
– Непривычно, – как-то даже застенчиво ответил Лга’нхи. – Вот ты, шаман, скажи, почему я вроде понимаю, что так лучше, а тело словно само вперед из строя рвется?
– Тело глупее думалки. (Блин, пора уже внедрять в умы мысль, что думаем мы не грудью, а головой.) До него доходит дольше. Вот оно и путается.
– А-а-а, – понимающе протянул приятель. – Так оно, наверное, и есть.
Мы помолчали, словно бы не зная, о чем говорить. Хотя тем для разговора у нас было предостаточно.
– Так, значит, испытать Волшебный меч так и не удалось? – спросил я совсем не то, что хотел.
– Да нет, в конце уже, когда за оставшимися гонялись, попробовал. Вон он лежит.
Смотри-ка, и правда – аиотеек с моим фест-кийским кинжалом в груди. Это надо же, пробил прямо сквозь доспех, прорубив несколько слоев толстой буйволиной кожи. Только как все это произошло, помню очень смутно. Я тогда как раз по маковке получил. Кстати, потрогал здоровенную шишку с правой стороны ирокеза, – если бы не шлемак, который, кстати, теперь только на выброс, – кранты бы мне в этом бою. И еще счастье, что не клевцом или топориком били, тогда бы и шлем не помог. А теперь снимаю вражеский шлем и подвязываю его к поясу, а потом сдираю скальп. Это второй. Первого я уже ободрал. К нему тоже Лга’нхи меня привел. Пока я возился с ранеными, он успел сбегать, захватить заводных верблюдов, разослать непострадавших воинов в дозоры, навести кой-какой порядок в лагерном бардаке и осмотреть поле боя на предмет чего да как. «Мою работу» он опознал по характерной ране от протазана, этому вот кинжалу, а третьего, как он третьего-то вычислил? Спросил. О! Оказывается, по следам! Охренеть, во всем этом бардаке и говнище он еще и следы какие-то различить способен. «Может, тогда и где мой протазан знаешь?» – «Рядом, вон там вон лежит!» Да, действительно, лежит. Вернее, торчит в брюхе верблюда. Видно, пробил тушу да зацепился топориком за ребра, а верблюд рванул. Точно, вот тогда-то я по маковке и схлопотал, когда внезапно оказался без оружия. А где-то тут еще и третий «мой» труп лежит, размолотый в мелкие обрубки. Мне-то эта волосатая лапша на фиг не нужна, но Лга’нхи настаивает, – мана не должна пропадать понапрасну. Опять же, скальпы добавляют солидности.
– Ты хорошо придумал, – нахваливает меня Лга’нхи, пока я занимаюсь всем этим делом. – Если бы духи тебе не подсказали, что делать, перебили бы нас тут всех. А так, когда они все в кучу-то сгрудились, на каждого врага чуть ли не по полной руке наших воинов, а то и по две пришлось. Одни на себя внимание отвлекают, другие верблюда бьют, третьи – аиотеека. Почти и не интересно драться было. Будто грибы собираешь. Так что наших мало полегло.
– Зато баб, – будто бы возражая (хотя с какой стати?), подхватил я. – Если бы тот не прорвался и не пошел наших баб топтать. Хорошо, Осакат догадалась верблюду в морду горячей похлебкой плеснуть, благо верблюжатники к самому обеду поспели, а то и не знаю, что и было бы. И так стольких побил, сволочь. Тишке моей руку из сустава выбило, когда она в драку полезла. Твоя Ласта тоже копьем в плечо схлопотала. Я там обработал, так что, надеюсь, все нормально будет. А потом сестренка еще и всадника, с верблюда слетевшего, умудрилась на копьецо свое поддеть. Я, правда, думаю, там на него целая толпа набросилась, но копье воткнула именно она. Так что скальп ее, законный. И Витек молодца – двоих завалил. Правда, тех, что с верблюдов, ноги поломавших, слетели. А один вроде и вообще беспамятный был, башкой о землю хрякнувшись. Но Витек все равно молодца – не растерялся.
– Да, добрый воин будет, – согласился со мной Лга’нхи. И в его голосе словно бы прозвучали какие-то нотки зависти. Он-то за весь бой обзавелся всего двумя скальпами. Нет, завалил-то куда больше. Уж можно не сомневаться, что, когда наши прессовали аиотееков, он со своим громадным ростом и длиннющим копьем был не на последнем месте. Но коллективный успех в личный зачет не идет. Так что на его счету лишь те двое, на ком он свой шестопер испытал, когда аиотееки, поняв, что проиграли, попытались смыться. Выходит, я сегодня его уделал. За мной трое числятся! Чистый воды идиотизм и спортсменство, но почему-то поневоле начинает распирать от гордости, когда я думаю об этом. Бред. Пользуйся наши хотя бы дротиками, и потерь было бы втрое-вчетверо меньше. Закидали бы супостатов издалека и добили бы раненых. Но попробуй ему такое предложить! А с другой стороны – раз коллективные успехи в личный зачет не идут, так, может… Но об этом я лучше с Гит’евеком сначала поговорю. Он и постарше, и жизнью битый, и о своих заботится. Если сумею завербовать его в союзники, вместе мы косность Лга’нхи переборем. Если только Гит’евек выживет.
Блин, что за жизнь?! Половина племени поранена. И неизвестно, что впереди. Так, вот этот в лапшу покрошенный. Сдираем, что осталось, и идем допрашивать пленного. Надо, наконец, разобраться, откуда они тут взялись.
Хорошо плыть по спокойному морю в ясный теплый день. Светит солнышко, плещут волны, неторопливо проплывает мимо безопасный берег, к которому всегда можно пристать в случае, если погода изменится или слишком уж укачает.
И как же хреново все это делать, когда на каждую лодку приходится дай бог пара способных грести рук, зато куча пассажиров, которым вообще двигаться нельзя! А берег только кажется безопасным. Потому что и так к нему не во всяком месте пристать можно (прибой возле камней запросто расшибет наши лодчонки). А те места, где можно высадиться, теперь тоже потенциальная угроза. Ибо, когда враг не дремлет, и тебе поспать некогда.
Пленный аиотеек долго корчился, скрипел зубами и пытался харкать мне в рожу. Но сегодня мне было не до сантиментов. Сегодня несколько десятков соплеменников, практически родни, корчилось под моими руками, вопя от боли, пока я зашивал их раны и вправлял кости. И среди них были и женщины, и парочка совсем мальчишек. А двоих воинов мне пришлось собственноручно добить прямо на глазах семей, прекращая их муки. После этого как-то не до сантиментов, соблюдения Гаагских конвенций и размышлений про «слезу ребенка». Эта самодовольная харя (нет, определенно с этим самодовольством что-то не так. За ним стоит либо некое сословное превосходство, либо религиозный фанатизм) может сколько угодно изображать из себя партизана, но для меня он фашист. Так что щепки под ногти (технологии я не знаю, но общий принцип известен, а дальше уж работает смекалка), и птичка запела.
Я понимал его с пятого на десятое. Уроки, преподанные Витьком, я усвоил на уровне своего преподавателя, а уровень сей был не слишком высок. Ну да почти все наши служили аиотеекам и понимали чуточку лучше, с четвертого на пятое. Зато коллективное усилие дало свой результат.
Увы! Это была армия! Или скорее уж военизированная орда. И эта орда продолжала двигаться вдоль морского побережья. Насколько я понял, горы аиотеекам пока что так и не дались. Все-таки верблюд не горный зверь, и даже строевая тактика не слишком помогает на узких горных тропинках и при штурме расположенных на неприступных вершинах крепостей. А из того, что я успел выяснить, прежде чем пленник сдох, Леокай именно там и начал встречать своих врагов, а также зажимать их в узких ущельях, громить отставшие обозы, внезапно оказываясь там, где его совсем не ждали, неудивительно – кому, как не местным, знать все тропинки в этом лабиринте гор и ущелий. А вот каково было прибрежным племенам, можно было только догадываться. Из того, что я понял при допросе пленного, именно за счет разграбления прибрежных поселков орда кормилась и пополняла запас служивых рабов. Ну и за счет покоренных степняков и их «больших братьев», которые двигались дальше по степи, под присмотром «демонов». Хм. А сами аиотееки, кажется, были больше землепашцами, по крайней мере, зерно очень сильно уважали. Вот только не помню я что-то, чтобы на верблюдах пахали. М-да, темное дело. Увы, как только я начал более подробно выспрашивать о жизни и быте наших врагов, а главное, какого хрена им нужно здесь, аиотеек сначала начал отрубаться, а потом просто подох. Да и не удивительно: перед тем как попасть к нам в руки, его ребра успели свести пусть короткое, но очень тесное знакомство с шестопером Лга’нхи. Так что, думаю, все внутренности у него были, мягко говоря, «не здоровы».
