Но сегодня надо отработать. И потом еще неделю. Потом вы сможете подобрать заместителей. Сменщиков. Тех, кто сможет работать за вас. На подхвате. Но только через неделю. Потому что нам надо зарабатывать деньги. Срочно. Чтобы выполнить условия сделки с Косым.
Парни обрадовались. Заулыбались. Вот елы-палы, мне тысячи на день не хватит. Неужели у них такие масштабы? Так мало надо для счастья? Эх, низко летаете, пацаны.
— Хорошо, — Ракета спрятал деньги в карман. — Заметано. Поехали в «Интурист».
Я отправил Пашу на улицу. За новыми клиентами. От Бочки. А сам с Ракетой рванул обратно в гостиницу.
Там меня уже ждал Грешников. Вместе со Станиславом Бурным. И еще незнакомым типом.
Дело было в номере Грешникова. Мы сидели вокруг столика. В гостевой комнате.
— Вы же говорили, что больше мы не будем общаться, — напомнил я Бурному. — Как же так? Что заставило такого занятого человека прийти сюда? К такой мелкой сошке, как я.
Бурный погрозил мне пальцем.
— Ох, и затейник ты, Витя. Как тебе это удается? Залезть в самый центр важной истории? Ты напал на очень важное дело, — он оглянулся на коллег. — Так, поскольку тут все свои, я чуток расскажу ему. Подробности.
Я кивнул. Только сначала указал подбородком на незнакомца. По первому взгляду можно понять. Тоже из госбезопасности. В ладно пригнанном синем костюмчике. С широким галстуком в полоску.
Фигура спортивная. Военная выправка. Взгляд цепкий. Сразу все схватывает.
Внешность примечательная. Высокий, породистый. Белозубая улыбка. Темные вьющиеся волосы. Крупный нос. С горбинкой.
— А это типа наш иностранец? — спросил я. — И кто вы по легенде?
Незнакомец протянул мне руку. Сказал на английском:
— Рад знакомству. Меня зовут Гарри Джексон. Я коллекционирую картины.
Легкий акцент, конечно, чувствуется. Постанова шита белыми нитками. В фарцовке такое называется «самострок». Подделка, вещь под «фирму». С иностранным лейблом.
— Ну, наверное, Серегин клюнет, — поморщился я. — Он в иностранцах не особо разбирается.
Бурный пожал плечами.
— Выбирать особо не приходится. Настоящего коллекционера под рукой нет. Зато у Сорокина немалый опыт оперативной работы. А это важнее, — он вздохнул. Почесал кончик носа. — Значит так. На чем мы остановились? Ах да. В начале года картину «Святой Марк» похитили из музея имени Пушкина. Вырезали из рамы. Совершенно варварским способом. Сначала дело было у милиции. Привлекли лучших следователей. И оперативников. Перетряхнули всех воров и коллекционеров. Но картина как сквозь землю провалилась. Потом решили, что заказ из-за границы. Вышли на нас. Мы забрали дело. Оно на контроле у председателя. Следили за двумя искусствоведами. Они как раз были здесь. И могли иметь отношение к краже. Но они скрылись. Быстро. Оборвали все нити.
Бурный вздохнул. Встал со стула. Прошелся по комнате. Выглянул в окно. Продолжил:
— Это дело чуть не стоило кресла министру культуры СССР. Вот уже полгода никаких следов. Только на прошлой неделе обсуждали этот вопрос. Хотели приостановить дело. А то и закрыть потом. Потихоньку. А тут прибегает Грешников. И кричит, что Орлов нашел «Святого Марка».
Да, я неплохо помог КГБ. Надо же. Подфартило.
— Так что, если это действительно «Святой Марк» Халса… — Бурный не договорил. Но это и не требовалось. И так все понятно.
Я кивнул.
— Ладно. Все понятно. Будем надеяться, что это и вправду так. А какие планы? Вы согласились с моим?
Бурный кивнул.
— Да, мы учли твои доводы. Насчет риска для картины. Нельзя, чтобы Серегин что-то заподозрил. Мы даже на работу к нему еще не совались. Чтобы не спугнуть раньше времени. Работать будешь вместе с Сорокиным, — он указал на мнимого «иностранца». — Главное, найти картину. Подтвердить, что это оригинал. Мы консультировались с работниками музея. Есть несколько признаков.
Теперь уже я не удержался.
— Лучше всего, конечно, обратиться я к специалисту. Но самые распространенные методы — это микроскоп, рентген и спектрометр. Картины подделывают разными способами. Например, перелицовка. Берут старую картину. Не ценную. Считают подпись настоящего автора. Рисуют подпись известного. Например, море Айвазовского. Или создание картины с нуля. Берут старый холст. Стирают картину. Наносят подделку. Можно обнаружить с помощью микроскопа. На любой старой картине образуются микротрещины. Если на нее нанесли свежую краску, она затекает в эти трещины. И это можно увидеть под микроскопом. Или пол очень мощной лупой.
Я поглядел на ошарашенных чекистов.
— Надеюсь, у вас есть сильная лупа?
Бурный переглянулся с Сорокиным.
— Откуда ты все это знаешь? Ты что, подделывал картины? И что за спектрометр? И рентген?
Я не стал говорить, что скупал картины пачками. В прошлой жизни. Скромно умолчал.
— Нет, читал как-то. В научном журнале.
Объяснение понятное. Бурный перестал таращиться на меня. Он посмотрел на часы.
— Время. У нас осталось совсем мало. Вам надо выдвигаться. На встречу. Мы будем следить. Если что, слушайся Сорокина. Он знает, что делать. Будет говорить тебе на английском.
Я кивнул. Мы с Сорокиным вышли из номера. Бурный и Грешников остались.
— Ну как, готовы? — спросил я. — Надеюсь, вы понимаете в картинах?
Сорокин покачал головой.
— Разговаривай со мной на английском. Чтобы войти в роль. А в картинах я ничего не смыслю. Но ничего, пробьемся.
Мы болтали на английском. Шли по коридору. Сорокин отчаянно играл роль.
Остальные работники гостиницы не подходили к нам. Даже бармен шмыгнул мимо. Хотя я видел, что он хочет поговорить.
Но зачем? Я уже отправил Ракету. За товарами. Он должен забрать очередную партию. На квартиру. И продолжить продажи.
Мы вышли из гостиницы. Шли рядышком. Сорокин рассказывал всякую чепуху. На английском он говорил бегло, но с акцентом.
Поймали такси. Само собой, таксист тоже липовый. Тоже сотрудник КГБ. Но маскировка отличная. Он сидел в кожаной куртке и кепке. За рулем бежевой «Волги». С шашечками такси на кузове.
Довез нас до Метростроевской улицы. Указал на здание на углу.
— Вот заводская столовая. Она тут одна. Видите, народ толпится? Тут кормят дешево и сердито. А где ваш клиент? Не видно?
Я посмотрел по сторонам. Нет, Серегин отсутствует. Неужели сбежал?
— Не видно. Ладно, мы пойдем. Не будем его нервировать. Сидеть в такси слишком долго.
Мы вышли. Направились к столовой. Здесь улица гораздо проще, чем Горького.
Ну как, проще. Это же оказалась Остоженка. В Хамовниках. Я и не знал.
Дома не многоэтажные. А трех и четырех уровней. Старинные особняки. Улица из-за этого казалась шире, чем на самом деле.
А столовая — это ведь на месте «Голубятни». Трактира Шустова. Само здание снесли где-то в начале двухтысячных.
Но сейчас оно стояло на углу улицы. Целое. И относительно невредимое. Четырехэтажное.
Сам трактир уже давно закрылся. Говорят, на крыше до революции имелась голубятня. Потом устроили коммуналку.
Сейчас квартиры остались. Но на первом этаже небольшая столовая. У входа толпились люди.
Мы остановились напротив. Рядом низенький старинный дом. Сверху густое переплетение троллейбусных проводов.
Такси уехало. Обдало нас копотью. А мы с Сорокиным, пардон, с Джексоном, перебежали Остоженку.
— Где твой продавец? — спросил Сорокин, вертя головой. — Не пришел еще?
Конечно, нет. Прячется, наверное. Смотрит, с кем я пришел. Кроме него, за нами наверняка следили люди из КГБ.
Наружное наблюдение. Но эти спрятались тщательно. Не найдешь, как ни старайся.
— Сейчас будет, — я тоже осматривался. — Может, в столовой сидит? Или в скверике?
Рядом со зданием когда-то стояла церковь. Ее снесли в тридцатых. И вместо этого разбили скверик.
Сейчас там тоже полно народу. Люди сидели на скамейках. Или торопливо шли по делам. Выходили на Остоженку, пардон, Метростроевскую. И бежали дальше по тротуару.
— Да не, — Джексон поежился на прохладном ветру. — Спрятался внутри. Чай пьет. Или чего покрепче.
Но я уже заметил Серегина. Вон он. В самом деле, стоит у скверика. Я позвал спутника. И пошел к похитителю.
— Это и есть иностранец? — подозрительно спросил Серегин. — Вы кто? Как вас зовут?
Сорокин благожелательно улыбнулся. Продемонстрировал белые зубы. Протянул руку.
— Здравствуйте, меня зовут Гарри Джексон. Я коллекционирую картины. Пожалуйста, покажите вашу.
Серегин чуток успокоился. Услышал английскую речь.
— Чего это он?
Я перевел. Серегин даже чуток улыбнулся. Приветливо.
— А вот это другое дело. А откуда он?
Я посмотрел на чекиста.
— Он из Америки. Само собой. Приехал сюда на симпозиум. Выступает там. И еще одновременно интересуется искусством. И что самое главное, у него есть деньги. Если картина подлинная,
