акцента, да и физиономия у него была соответствующая, а Заря и Вильдом и вовсе варяжские княжата. Считай, все свои. Так что время от времени, подвыпив, какой-нибудь местный авторитет начинал втолковывать мне, как коварны нурманы и какая плохая идея — иметь с ними дело.
Я не спорил. Знал: протрезвеет «нурманоненавистник», вспомнит, что наболтал, — прибежит с подарком и истовой просьбой не принимать всерьез. Шутил он, ничего более.
Я извинения принимал и даже отдаривался какой-нибудь… свистулькой. Чисто символически. Мол, извинения приняты.
В общем, все занимались делом. Кто — боевкой, кто — ремонтом, кто — снабжением. А я вот — политикой.
То есть я так думал. А на самом деле настоящая политика началась только тогда, когда пришли хузары.
—…Суртан-тархан! Голос Великого Хакана! Низвергающий врагов! Возлюбленный Господа! Страх неправедных!
Именно так. С восторгом и трепетом. И не только толмач, переводивший титулование хузарского предводителя, но и собственный, тарханов, глашатай.
— Тархан — это не просто воевода, — пояснил мне чуть раньше подумывавший об обрезании свей Фроди. — Тархан — это великий конунг. Победитель. Благороднейший. Выше тархана только большой бек и сам великий хакан Хузарии. Суртан-тархан здесь — это великая честь и великий страх.
Насчет чести не знаю, а касательно страха — согласен. Две тысячи элитной хузарской конницы, примерно столько же вспомогательной конницы угров и почти пять тысяч разноплеменного союзного войска. Такой кодле дружина князя Аскольда — на четверть часа работы. Да и три такие дружины проблемы не составят.
Глянешь разок на этакое конное море, и согласишься. Пугает. Сойдись с такими войско Рагнара, с которым он воевал франков, не берусь угадать победителя. Нет, Рагнар бы точно не проиграл. Но не факт, что этот тархан признал бы себя побежденным.
Для того чтобы привести к повиновению Киев, такая мощь точно избыточна.
Тем более Аскольд, как выяснилось, тоже был встроен в иерархию Великой Хузарии. Числился хаканом здешних земель. Одним из тех, кому Великий Хакан дал право на подобное титулование. Не какой-нибудь тудун-наместник, а более-менее автономный правитель с правом наследственной передачи власти. Что-то вроде младшего князя.
Будучи хаканом, Аскольд имел право не падать ниц перед представителем верховной власти, но склонить голову обязан. Не перед тарханом, который мог при необходимости втоптать его в землю, как матерый тур — возомнившего о себе дикого кота, но перед «голосом» повелителя всех хузар.
Аскольд и поклонился. И сказал, что положено в таком случае. Как там Фроди говорил: «мой дом — твой дом, мой скот — твой…» и так далее.
Пригласил, угостил. Причем всех. Припасы хузарской армии подвозились даже не телегами — поездами [19]. И это было правильно. Иначе этакая орда разорит округу похуже саранчи.
Младший командный состав и рядовых кормили прямо в поле. Сотников и приравненных к ним усадили за столы на подворье детинца. А наивысших — в главном пиршественном зале. Число посадочных мест внутри было ограничено. Но сотни три вполне помещались. Так что помимо степной аристократии и собственно князей киевских за стол пригласили и кое-кого из киевских бояр. В частности, того же Фроди. А еще позвали меня. Причем не одного, а с двумя спутниками, коих я мог выбрать по собственному усморению.
«Это плохо, — сказал мне Бури, мой главный специалист по степнякам. — Если Суртан-тархан узнает, что ты убивал хузар, беды не миновать».
Это уж точно. Я задумался. Есть ли вероятность того, что Аскольд уговорил меня остаться именно поэтому? Чтобы слить заодно и меня и ответственность за нападения на волоках? Нет, вряд ли. Я ведь молчать не стану. Тут же объявлю, что действовал не сам по себе, а лишь в качестве авангарда. И о сговоре Аскольда и Рюрика тоже молчать не стану.
Следующий вопрос: может ли меня кто-то узнать?
«Не кто-то, а кто-то из тех, кого тархан станет слушать, — уточнил Бури. — Он умен, Суртан-тархан. И он знатен. Абы кого слушать не станет».
Так или иначе, но надо готовиться к худшему.
— Ты со мной не пойдешь, — сказал я Свартхёвди. — Если что-то пойдет не так, сразу снимаетесь и уходите. И не возражай. Кому позаботиться о нашем роде, если не тебе?
Этот аргумент брат вынужден был принять.
И Зарю я тоже не возьму. Точно возьму Бури. И… пожалуй, Вихорька. Он — сын, никто не удивится. А еще он умеет выживать там, где таким, как Витмид или Оспак, остается только с честью умереть.
— Не хочу, — сразу отказался Бури. — Не надо мне там быть.
— Больше некому, — возразил я. — Ты лучший. И ты мне там нужен.
Бури задумался. Если он скажет «нет», я настаивать не буду. Не могу. Он — мой человек, потому что сам так решил. Но я не воспринимаю его как подчиненного. Он — со мной, на не подо мной.
— Если я тебе нужен, я пойду, — наконец решил он. — Но хорошего не жди.
Как будто я жду его… Хорошего.
А вот Суртан-тархан был хорош. Ростом невысок, но сложением — истинный воин. И собой хорош. Разве что борода подкачала. Но в хорошем смысле — нуждалась в стрижке. Место он занимал главное. То есть высокое кресло киевского князя. Аскольд же сидел даже не по правую руку, а по левую. С правой стороны располагался еще один хузарин. Тоже большой хан, судя по драгоценному обвесу. И годами постарше: где-то в районе сорока. Взгляд такой, что сразу хочется отвернуться. Или башку снести вместе с глазами. Длилось меньше секунды. Так, мазнул и отвернулся… И снова повернулся. Но смотрел уже не на меня, а на Бури.
Я сразу напрягся. Но Бури даже не моргнул. Черт! А они даже чем-то похожи. И это странно, потому что сосед тархана явно вельможа из высших слоев, а Бури… Хотя что я знаю о своем Бури? Ровно столько, сколько он мне сказал. А сказал он… Практически ничего.
Так, а кто это рядом с Аскольдом? Тоже весь в золотых висюльках, но — другого типа. И стрижка другая.
Встретился со мной взглядом — оскалился. Подцепил с блюда мелкую птичку, жаворонка, скорее всего, запихал в рот целиком и прожевал вместе с костями. Демонстративно. Мол, и с тобой так будет. Ну-ну, мечтай. Хотя если не один на один, а две тысячи на двести…
— Это угорский хан Ксаба, — раздался за плечом голос. — Младший сын угорского хакана Лебедия, двоюродный брат дьюлы Альмоша, нынешнего главы угров. У него под началом две тысячи копий.
Надо же. Угадал. К сожалению.
— Спасибо, Фроди. А рядом с тарханом — кто?
— Не знаю. Кто-то из больших ханов, раз сидит рядом с Суртан-тарханом и не жрец их бога.
— Ульф-ярл!
Аскольд. Что ж, сейчас я узнаю, зачем меня пригласили.
Что интересно, страха не было. Только любопытство. Тем не менее стоит проявить уважение.
Я поднялся.
— Это Ульф-ярл из людей севера, — пояснил Аскольд главному хузарину по-словенски. — Он ходил торговать вниз по реке. И он видел, как воины князя Рюрика били ваших печенегов.
Сука. Как сформулировал. И не возразишь. Сказать, это не Рюрик, это я их поубивал?
Теперь почти все смотрели уже на меня.
Я откашлялся.
— Да. Я видел князя Рюрика на одной из захваченных застав. Потом мы ушли вниз по Днепру, а он остался. И больше я его не видел. Ни ниже по течению, ни на обратном пути.
— Какие товары у тебя были?
Это спросил загадочный хан, сосед Суртана.
— Наши, северные. Меха, кость, воск.
— Почему вернулся?
— Встретил ромейских купцов. Те дали хорошую цену. Своими товарами. Я решил: это лучше, чем идти в Корсуни. Те земли мне незнакомы.
— Ты испугался?
Угр. Командир
