в модный атрибут — маски, на которых не поленились вышить кресты, лики Святых и прочую религиозную атрибутику. Так-то польза сомнительная — инфлюэнца эти благодатные края обошла стороной, но это же не последняя эпидемия в истории человечества.
Так же до отплытия было получено письмо от Маргариты. В написании этого явно принял участие Вилли, потому что между привычных разговоров на тему «узнаем друг друга поближе» появлялись специфические, прощупывающие меня, строчки. Нет, «давай вместе вжарим по Лондону» там не нашлось — все намного аккуратнее. Например, Маргарита призналась к нелюбви к масонам, что на нее очень непохоже, и в предыдущих письмах масонов не упоминали ни я, ни она. Или — «японцы — варвары, не боитесь ли вы, что они ударят в спину?». Пошла дипломатическая подготовка к моему приезду в Германию, и кайзер пытается нащупать контуры будущих переговоров — он давно понял, что с Александром ему договориться будет сложно, и теперь проверяет меня — царь может сколько угодно бодриться, но слухи о том, как пагубно на него повлияло крушение поезда, по миру гуляют не первый год, а значит договариваться со мной можно попробовать уже сейчас.
Царь-батюшка, зараза такая, сильно мешает — на днях подписал с лягушатниками соглашение, сформировав тем самым союз. Илюха рассказывал, что к этому договору спустя год подписали секретное дополнение — о взаимной военной помощи в случае нападения. Вот этот «секрет» мне не нужен от слова «совсем»! Нет, пересмотреть я его в свое время смогу, но репутация от этого пострадает сильно — международные бумажки в эти времена стараются уважать, и даже главный выгодоприобретатель «пересмотра» — Вилли — начнет задумываться о степени моей надежности как союзника. Ладно, время есть, а значит убедить Александра обойтись без военного союза может получиться.
Франция, тем не менее, союзник вполне качественный: в эту войну они будут воевать добросовестно, годами удобряя собой жирный Верденский чернозем. У Франции хорошая экономика, добротный флот, у них есть колонии. Конфигурация, при которой Германии придется воевать на два фронта, выглядит заманчиво, а ее союзник — Австро-Венгрия — представляет собой стремительно деградирующее образование, которое уже сейчас называют «лоскутным одеялом Европы». Таковым оно и является — «двуединая монархия» держится только на репрессивном аппарате: слишком много народностей и исторически не переваривающих друг друга территорий собралось в одно государство. Пару-тройку лет они повоюют, но немножко подтолкнуть «изнутри», и «лоскутное одеяло» начнет расползаться с душераздирающим треском.
Еще один важный геополитический актор — Османская Империя, «больной человек Европы». Пик ее могущества давно позади, и только географическое положение, которое позволяет в известной степени балансировать между Великими державами, не дает По́рте загнуться окончательно. Англичане видят русские Босфор и Дарданеллы, а тем паче — Суэцкий канал (последний сейчас вообще под прямым английским контролем, потому что в 82 году они отжали у османов Египет), в кошмарных снах. Это — то, что они позволят мне взять только через полную военную победу. Это — то, на чем меня может «кинуть» Вилли, потому что ему моë крышевание трех четвертей морского траффика из колоний в Европу тоже не особо нужно. Придется готовиться тщательно, держа в уме сценарий Крымской войны — когда реально надо, Великие державы очень быстро договариваются.
Очень плохо Османская Империя себя чувствует — в ней живет много людей не больно-то сочетающихся национальностей, которых общая религия «спаивать» в единый субстрат уже неспособна: растет число радикально-оппозиционных, законных и не очень, партий. Регулярно случаются этнические погромы и бунты. Даже если Англия начнет — хотя она уже начала — «накачивать» турков, на внутреннее неспокойствие это повлияет мало, и большой войны Порта рискует не пережить физически. В Османскую империю во времена Крымской войны из нашей Империи сбежали десятки тысяч крымских татар и жителей Кавказа. Иронично — когда я приду освобождать Царьград, им придется бежать куда-то еще. От Империи не спрячешься, рано или поздно все равно догонит!
Англия, как ни странно, беспокоит меня меньше всего. У Британской Империи два стрежня. Первый — это глупость соседей по планете, которые раз за разом, с похвальной необучаемостью, работают английскими «торпедами». Второй — это Гранд Флит. Если с первым стержнем я особо ничего сделать не могу — но некоторые надежды на англофобию Вилли осторожно питаю — то со вторым разобраться при должной подготовке вполне способен.
Вздохнув, я убедился в том, что подданные на берегу кончились, и ушел к себе в каюту. Дав слугам снять с меня верхнюю одежду с сапогами, я прилег на кровать и грустно вздохнул. Голова от этой геополитики болит.
Три дня в Томске, два дня в Нарыме, два — в Сургуте, три — в Тобольске, три — в Омске. Люди сменяли друг дружку бесконечной чехардой, улочки городов почти не отпечатывались в памяти — некогда в атмосферу погружаться, только работа, только прогресс и счастье подданных! Четырнадцать-пятнадцать часов на ногах, вразрез с регламентом перемешивая торжественные и имеющие практическое свойство мероприятия. Пять-шесть многолюдных ужинов каждый день, тут уже не до разговоров в узком кругу, поэтому кидаться деньгами, картами с залежами ресурсов да говорить «программные речи» приходилось почти на бегу, делая в ответ на приглашения остаться подольше печальные глаза и многозначительно вздыхать о том, какая тяжелая доля мне перешла от Никки.
Такой ритм я в целом выдерживал, а вот докторам было гораздо сложнее — едва успевали учить местных коллег пользоваться стрептоцидом. Это, впрочем, чисто для порядка — лекарство нас сильно опередило, и пользоваться им научились все. Маски для лица сюда добраться успели тоже без нас — их носят все, потому что пик эпидемии Томск, Тобольск и Омск — Сургут с Нарымом поселения мелкие и не особо транзитные, так что там обошлось — помнят хорошо и повтора не хотят. Стрептоциду тоже очень рады, и добросовестно полощут им горло для профилактики.
Вторая жертва «ускорения» — это князья. Тяжело бедолагам даются многочисленные приглашения в богатые дома — начинают пить еще до обеда, продолжают за обедом в другом доме, обед «запивают» в доме третьем, и во время ужина в четвертом невменяемое состояние закрепляется окончательно. Лица у них от такого времяпровождения одухотворенные и созерцательные — сомневаюсь, что они вообще понимают, что за время отключки я успеваю перевезти их в другой город, где князья продолжают морально и физически разлагаться. На здоровье — по приезду в столицу приставлю их к делу, и такой вольности терпеть не стану, это мы с ними обговаривали, и они заверили
