Весь остаток дня я провел на нервах, как там мои бойцы назад добираться будут, и ведь повода особого не было, ну что с ними может случиться уже на нашей территории и при движении ночью, когда немцы не летают над дорогами. Успокоился я уже только утром, когда в расположение стал въезжать мой полк. Не стал ждать, когда все въедут, и доклада тоже, так как время уже поджимало, нужно было ехать в штаб фронта на отчет о моих безобразиях в немецком тылу. Сев в свою «Ласточку» на заднее сиденье, а мне по должности персональный водитель положен, я скрепя сердце приказал ему ехать. Лучше бы я дождался, пока все мои орлы прибудут, и получил доклад, но, судя по всему, прибыли они без приключений и в полном составе, так что потом, после штаба все выясню, а пока еще надо новые ништяки легализовать, а то раскулачить бедного меня все хотят, нет чтобы сказать: что вам, товарищ майор, еще нужно, у-у, жабы пупырчатые.
Глава 16
Как мне и велел Кирпонос, в девять часов утра я уже был в его приемной, выбритый и отутюженный. На боевые выходы у меня была обычная красноармейская форма, только со знаками различия майора, хотя подобрал я ее для себя еще на том первом складе. Зачем дразнить гусей и становиться приоритетной целью для противника своей выделяющейся командирской формой, вот и переоделся в солдатскую. Но при походах к начальству все же носил официальную, а то уж очень нервно относились многие командные личности к нарушению формы одежды, как будто именно в этом был основной фактор наших неудач на фронте. Вот и сидел я сейчас в своих синих командирских штанах в приемной Кирпоноса, а самому невольно вспомнились кадры из отличного старого советского кинофильма про войну – «Офицеры», а именно про «красные революционные шаровары», которыми за успехи в учебе наградили главного героя фильма. Хотя я пришел за десять минут до назначенного срока, но пришлось мне просидеть в приемной, ожидая вызова к начальству, почти полчаса, пока наконец меня вызвали. В кабинете кроме самого Кирпоноса снова оказался и начальник штаба с членом Военного совета, видимо, тоже хотели послушать о моих похождениях в немецком тылу из первых уст.
– Ну здравствуй, майор, садись давай, в ногах правды нет, и рассказывай, как ты там у немцев в тылу воевал, что они специально ко мне лично переговорщика прислали, да и как ты фон Рейхенау захватил.
– Да что там рассказывать, товарищ генерал-полковник, воевал обычно, а фон Рейхенау даже не я захватывал, вернее не под моим личным руководством, это бойцы второго батальона расстарались. Да и, честно говоря, им просто повезло, случайно пересеклись с этим гусем, вот ребята и не растерялись, перебили охрану, а пассажиров легковой машины взяли живьем. Они даже не знали, кто там ехал, просто увидели дорогую легковую машину и генерала в ней, благо автомобиль кабриолет, а по летнему времени ехал открытым.
– Ты, майор, от темы не увиливай, давай, рассказывай, как ты у немцев в тылу воевал, ты, кстати, знаешь, что стал персональным врагом Германии и Гитлера?
– Значит, хорошо воюю, раз противник так оценил мои скромные успехи.
Делать нечего, пришлось мне подробно рассказывать Кирпоносу обо всех своих действиях в немецком тылу. Мне только было интересно, что за немецкий переговорщик приходил к Кирпоносу и почему из-за меня. Наконец, не выдержав, я, после того, как закончил рассказывать высокому начальству про свой рейд, спросил прямо:
– Товарищ генерал-полковник, а что за немецкий переговорщик к вам приходил и почему из-за меня?
– А из-за кого еще? Лично командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал фон Рундштедт прислал ко мне парламентера с предложением прекратить наносить удары по госпиталям и санитарным колоннам.
– Проняло, значит, уродов… Как самим наших раненых убивать, так это с удовольствием, а как ответ по полной программе получили, так не понравилось. И о чем вы договорились?
– Полное прекращение обстрелов и уничтожение госпиталей и санитарных колонн, а также недопущение убийства захваченных в плен раненых.
– Все равно эти уроды будут убивать наших раненых, я тут с пленными общался, которых освобождал, так они рассказывали, что тех, кто не мог сам идти, немцы добивали.
– И тем не менее бомбежки госпиталей и санитарных колонн прекратились. Ты, похоже, основательно проредил немецких медиков, раз фон Рундштедт сам запросил прекратить это делать.
– А эта нелюдь по-другому не понимает, только язык грубой физической силы, сверхлюди хреновы.
– Что за сверхлюди?
– Да они себя считают расой сверхлюдей, господ, а всех остальных расово неполноценными, унтерменшами, а потому рабами. Забыли сволочи, как мы их постоянно били на протяжении веков, но ничего, снова напомним, пусть выжившие потом с ужасом просыпаются по ночам в холодном поту, как будут вспоминать свой Русский поход.
Наконец, удовлетворив свое любопытство, начальство меня отпустило, но у меня еще было дело к начальнику штаба, требовалось утвердить новый штат своего полка, а потому я, выйдя из кабинета, остался ждать генерала Тупикова. Видимо, начальство обсуждало мой рассказ, вышли они из кабинета Кирпоноса почти час спустя, причем сам Кирпонос остался.
– Товарищ генерал-майор, вы свободны?
– Майор, ты еще тут, что хотел?
– Да мне бы, товарищ генерал-майор, новые штаты полка утвердить.
– Ну пошли ко мне тогда, покажешь, что хочешь.
Была у меня мысля, что, поскольку мой полк как бы официально приписан теперь к штабу фронта, то начальство не будет против его значительного усиления, тем более если использовать его намереваются как пожарную команду по ликвидации немецких прорывов.
Мы зашли в кабинет начальника штаба, и я, достав из планшетки листок со списком штатов обновленного полка, подал его Тупикову. Взяв лист, начальник штаба стал его читать, много времени это у него не заняло. Наконец, прочитав, он поднял на меня свои глаза и произнес:
– Знаешь, майор, видал я много нахалов и наглецов, но ты переплюнул их всех. В то время, когда не каждая дивизия имеет пару артиллерийских дивизионов, ты на один свой полк хочешь три противотанковых, три дивизионных и один тяжелый гаубичный дивизионы, и это не считая еще трех батальонных и одного полкового минометных дивизионов. Для начала стоит учесть хотя бы то, что у нас нет столько тяжелого вооружения для пополнения частей.
– Товарищ генерал-майор, а ничего искать не надо, у меня все это уже есть, и расчеты ко всему вооружению тоже. Мне надо только все это официально оформить, и все, ничего, кроме боеприпасов, мне поставлять не надо.
– Вот, значит, как, а о других ты, майор, не подумал? Другие части тоже крайне нуждаются в тяжелом вооружении, так что придется забрать у тебя часть из него. Надо делиться.
– Товарищ генерал-майор, почему не подумал, другим я передам то, что мне не очень подходит. У меня полк механизированный, создан для маневренной войны, вот я себе и отбирал из трофеев только то, что меня в передвижении тормозить не будет. А вот все остальные трофеи я готов хоть сейчас передать армии, мне они без надобности, взял с собой исключительно только для повышения боевой мощи наших войск.
– И что ты хочешь нам передать?
– Не особо много, но все же: сорок девять противотанковых орудий калибра 45 миллиметров 19-К и 53-К, шестьдесят одно орудие Ф-22, сорок одна гаубица А-19 и двадцать семь гаубиц МЛ-20, пятьдесят восемь минометов БМ 36/37, причем все тяжелые орудия со средствами транспортировки.
– А остальные орудия?
– Извините, но транспорт нужен самому. Далее, кроме орудий есть еще и танки, один Т-35, восемь КВ-1, три КВ-2 и четырнадцать Т-34.
– Ну ты и жук, майор! Действительно, отдаешь не меньше, чем себе хочешь, а не жалко танки отдавать?
– Нисколько, я себе три Т-28 оставил и десяток БТ, мне и этого вполне хватит.
– А что же Т-34 и КВ отдаешь, танки новые и мощные, самому разве не пригодятся?
– Так-то оно так, товарищ генерал-майор, вот только больно уж они тяжелые, не везде пройдут, а так у меня вся техника не больше двадцати тонн весит, она практически везде пройдет [15].
