— Неужели все так серьезно?
— Более чем, — буркнул патриарх и пошел далее. Вести разговоры ему было совсем не с руки. В своей бы голове порядок навести…
Вечером того же дня
Петр же, дождавшись ухода патриарха, направился к матушке держать с ней совет, стараясь, как говорил герой в исполнении Папанова, ковать железо не отходя от кассы. Ведь на войне что главное? Правильно, инициатива. Упустишь и все — тебя обошли и разбили.
— Матушка, можем ли мы незамедлительно переехать в Преображенское?
— В Преображенское? — Удивилась царица-мать. — Но зачем?
— Вам понравилось, что творилось месяц назад? Хотите снова увидеть озверевших, пьяных стрельцов, которые будут решать кому из бояр жить, а кого растерзать? — Твердо, даже с некоторым нажимом сказал Петр.
— Государь, — с волнением произнес Федор Юрьевич Ромодановский, присутствующий тут же. — У вас есть известия о готовящемся заговоре?
— Сведений нет, но есть опасения, — кивнул ему царь. — Матушка?
— Да, сынок, я ему рассказала о том, что случилось утром.
— Кому еще?
— Ему и патриарху.
— Хорошо. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше.
— Что вызывает в вас опасения? — Повторил свой вопрос Федор Юрьевич.
— Патриарх. Я не могу поручиться за то, какую сторону он выберет. Ведь церкви намного удобнее, когда святые давно упокоились и про них можно говорить все, что угодно, в зависимости от сиюминутных интересов.
— Петя! — Попыталась одернуть сына Наталья Кирилловна.
— Патриарх Иоаким уже показал, что ради собственных интересов готов растоптать интересы веры, закрывая глаза на чудеса. Взять хотя бы дела с Анной Кашинской. Чудо ведь нетленное тело. Без попустительства Всевышнего такое произойти не могло. Однако он закрыл глаза на сие лишь потому, что у ее мощей пальцы были сложены двоеперстно. Как, впрочем, и на всех старых иконах, что византийского образца, что римского. Поэтому я не доверяю ему, ибо не известно, что в нем победит — страсть к укреплению личной власти, для которой лучше бы Бога и не было вовсе, или вера христова. И если что, он сможет дать замечательный повод для Софьи вновь поднять стрельцов.
— Если она их поднимет, то Преображенское нас не спасет.
— Отнюдь. Во-первых, оно не так и близко. А значит о том, что в Москве начались волнения мы сможем узнать загодя и, если ситуация будет трагичной, то спастись бегством, хотя бы в Троицкий монастырь. Полагаю, что стрельцы хоть и легко поддаются на смущение лукавым, но не до такой степени обнаглели, а потому святое место штурмовать не полезут. Во-вторых, мы и сами в Преображенском будем делом заняты, а не просто сидеть без дела.
— И каким же?
— Царь изволит потеху чинить. — С некоей долей торжественности начал Петр. — Собрать потешный полк из отроков, обрядить их в форму воинскую и играть. И прочими делами заниматься.
— Вы желаете собрать армию из отроков? Но выстоят ли они супротив стрельцов?
— Молодость, это такой недостаток, что с годами проходит сам собой. И за эти годы я вполне смогу подготовить из них подходящих крепких вояк. Под видом потех, разумеется.
— Петенька, а ну как Софья что заподозрит?
— Именно поэтому я и хочу, чтобы вы никому о том, что случилось утром не рассказывали. Пускай думает, что ее братец шалить изволил, вступая в тот возраст, когда самое озорство. Полагаю, если вы будете достаточно ловки в общении с ней, то Софья легко закроет глаза на мои игрища. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы на трон не претендовало. А мы будем сидеть тихо. Спокойно. Готовить войска и укреплять свои позиции, выражая внешнюю беспечность. По крайней мере попробуем. Как говаривал один древний мудрец, если мы хотим победить сестрицу и всех тех, кто стоит за ней, то должны ее удивить, введя в заблуждение относительно меня и моих намерений. Буйный и непослушный отрок, который только и грезит что будущими военными походами и даже не помышляющий ни о чем ином. Разве должен ее пугать такой брат? — Произнес Петр, смотря спокойным взглядом на задумчивые лица матери и ближнего стольника своего отца.
10 августа 1682 года. Москва. КремльСофья вышагивала по своим палатам и напряженно думала, пытаясь понять, зачем Нарышкины увезли ее малолетнего братца в Преображенское.
— Софья, душа моя, — раздался от двери голос Василия Голицына, фаворита царевны.
— Я вся извелась! Что они там устроили?
— Игрища там, большие и чудные, — пожал плечами боярин
— Милый, отчего из тебя слова не вытянешь? Неужто что совсем непотребное творится?
— Душа моя, я просто не знаю, как все это осмыслить да в голову уложить. Понимаешь, юный братец твой, вроде бы и шалостью занимается, да только странно очень. И, что особенно меня смущает, с удивительной расторопностью. Сама посуди, решил он значит, собрать полсотни охочих ребятишек из окрестных деревень на кошт казенный. Поди плохо? Там отбоя от желающих не было. Крестьяне-то бедно живут. Детей много. Кормить тяжело. Так вот. Пришло там сотни три, как сказывают, не меньше. И что ты думаешь? Петр им экзамен устроил похлеще, чем капитаны иным охочим до ратного дела по-новому из числа многоопытных стрельцов. Расспрашивал так, словно не потешных отроков для развлечения набирает, но ближних помощников.
— Чудно, — кивнула Софья. — Но то его мать могла научить.
— Слышал я, что Наталья Кирилловна тут ни при чем, и сама дивилась от такой причуды.
— И каких же отроков он набирал?
— Живых умом да крепких здоровьем. Вопросы хитрые задавал и слушал не то, что ответит, а как думать станет, что предпринять захочет. Те слушанья четыре дня длились. На них большая часть дворовых приходили. Очень уж чудно, да и любопытно все выходило.
— Действительно, — покачала головой Софья. — А что он с ними делает нынче? Ряжеными с барабанами водит?
— Заказал платья странные, поделил да звания необычные присвоил и занялся совершенной, на мой взгляд, дуростью. Утренние занятия я не застал, но поговаривают, что также любопытны. Зато поглядел на то, как после обеда он водил их на странную площадку, где всякого понатыкано. И канавы, и щиты деревянные стоящие торчком, и какие-то перекладины подвешенные, и бревна над землей поднятые, и многое другое. Такое даже удумать — и то сложно. Вот по этой всей куче странностей они и скачут, бегают да лазают. И Петр вместе с ними. Причем видно, что не в шутку, а всерьез занимаются. Пот в три ручья с них льется.
— Хм. А по утрам что?
