Могилу матери Ордынцевой мы не нашли. Без толку побродили между покойными зампредами и пред-замами и, несолоно хлебавши, вернулись домой.
Как ни странно, но жизнь в XXI веке теперь казалась мне пресной, скучной и даже сонной. То, что происходило в стране, в политике, то, что показывали по ящику, оставляя нам право скакать по каналам, выбирая дозволенную информацию, на реальную жизнь как-то не походило.
Общение тоже не доставляло былого удовольствия. К тому же круг моих знакомых сам собой сократился. У меня начисто пропал интерес к бессмысленному времяпрепровождению. И вообще, я чувствовал, что нужно какое-то время, чтобы разобраться с впечатлениями и, пока не забылись детали, описать свои приключения.
То, что случилось со мной, было так фантастично, что требовало трезвого, логического толкования. Никаких собственных идей по поводу механики путешествия по времени у меня не было и в помине. Как говорится, рылом не вышел. Пришлось искать специалистов. В Интернете нашлось множество ссылок на время, но ничего подходящего не оказалось. С большим трудом удалось выйти на физика с демонстративно еврейскими именем и фамилией.
Звали его Аарон Моисеевич Гутмахер. Приятель, который его немного знал, характеризовал Гутмахера как непризнанного гения. Было ему за шестьдесят, и я представил старого ученого с вислым носом, скорбными семитскими глазами за толстыми стеклами очков, вежливого и нудно подробного.
Я ему позвонил. Объяснить Гутмахеру по телефону, что мне от него нужно, было непросто.
— Я слышал, — начал я говорить, невнятно представившись, — что вы занимаетесь, вернее сказать, интересуетесь временем…
Абонент совсем не по-стариковски заржал нахальным басом и ехидно поинтересовался:
— А вы временем не интересуетесь?
— Интересуюсь, поэтому вам и звоню.
— Тогда я могу открыть вам тайну, сейчас ровно полдень по Московскому времени.
Я не поддержал шутливый тон и, дав Гутмахеру отсмеяться собственной шутке, попросил:
— Мы не могли бы с вами встретиться?
Собеседник замялся, видимо, заподозрив, что у меня не все дома.
— Не знаю, у меня мало времени… Вы, собственно, что от меня хотите?
— Это не телефонный разговор, — осторожно сказал я. — Видите ли, мне довелось столкнуться с некоторыми временными аномалиями, может быть, вам это будет интересно…
— А вы, — начал спрашивать он и не договорил фразу.
— В смысле головы? — помог я. — С головой у меня относительно нормально.
— Ну, если относительно, то приходите.
Гутмахер назвал свой адрес и назначил время визита в конце недели.
— А нельзя ли нам встретиться сегодня? — спросил я.
— Это так для вас срочно? — вновь насмешливо спросил он. — Вечность торопит?
— Пожалуй, что так.
— Хорошо, приходите сегодня, — согласился он.
Я быстро собрался, заскочил в магазин за бутылкой и закуской, после чего спустя полтора часа уже звонил в его зашарпанную дверь, Открылась она почти тотчас, хозяин даже не спросил, кто пришел, что по нашему времени было необычно.
У Аарона Моисеевича оказалось тяжелое, бульдожье лицо и удалой, воинственный нос. Я назвался, и он пригласил пройти в единственную комнату его маленькой квартиры. Жил Гутмахер более чем скромно, ютясь, в прямом смысле, между книжными стеллажами.
— Ну и что такое срочное вам потребовалось узнать о времени? Надеюсь, не о конце света? — улыбнувшись, спросил он, давая мне время осмотреться, но не приглашая сесть.
— Я слышал, что вы разбираетесь в механике времени, — ответил я, не принимая шутливого тона. — Я недавно вернулся из прошлого, и меня уже тянет назад.
— Ну, вы в этом не оригинальны, меня тоже тянет в прошлое. Где мои семнадцать лет!
— Там же, где и мои. Однако, у меня немного другая проблема. Вы не против? — спросил я, вытаскивая из полиэтиленового пакета бутылку коньяка и закуску. — Если вам будет интересно меня слушать, то разговор у нас будет долгий.
— Вы уверены? — по-прежнему насмешливо спросил Гутмахер.
— Уверен. Несколько дней назад я вернулся из далекого прошлого.
— Даже так? Ну, тогда садитесь. Любопытно будет узнать, что там новенького.
Я без спроса сдвинул на письменном столе книги и бумаги на дальний край и выставил свои гостинцы.
— Мы можем посидеть на кухне, — недовольно, предложил хозяин, — здесь я занимаюсь другими делами.
— Извольте, — церемонно согласился я, опять собрал припасы и, не спрашивая разрешения, отправился на кухню.
Аарон Моисеевич, поняв, что имеет дело с обычным психом, обреченно последовал за мной. Кухни во всех домах этого типа были крохотные, в Гутмахеровской едва помещались холодильник и небольшой стол. Я без спроса взял с открытой проволочной сушки несколько тарелок. В полном дискомфорте с убогостью обстановки они были почти антикварные, прекрасного гарднеровского фарфора.
— У вас редкая посуда, — сказал я, раскладывая на них закуску, — настоящий Гарднер!
— Вы разбираетесь в фарфоре? — спросил хозяин.
— Постольку поскольку. Как-то уже приходилось видеть изделия этого аглицкого предпринимателя. Прекрасная работа!
— Да, пожалуй, — не без легкой горделивости, согласился он. — Итак, я вас слушаю?
— Так случилось, что я оказался в прошлом, — привычно начал я свою невероятную повесть.
Гутмахер слушал, уткнувшись носом в воротник свитера, ничем не выказывая своего отношения к рассказу. Я говорил, избегая ненужных деталей, схематически повествуя о случившемся.
Когда кончил, он поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.
— Вы-то сами всему этому верите?
То, что он сам не поверил ни единому моему слову, было понятно и без комментариев. Пришлось документально подтверждать свои слова:
— Мне сложно что-либо доказать, никаких материальных свидетельств у меня нет, впрочем, если вас устроит, вот мой фальшивый паспорт, выписанный в девятнадцатом веке, а это партбилет члена РСДРП(б) 1908 года.
Я положил перед ним документы и, пока он их разглядывал, разлил коньяк по фарфоровым чашкам.
— Любопытно, — сказал он, — действительно, бумага довольно свежая. — Если вы настаиваете на подлинности этой истории, то позвольте задать вам несколько вопросов.
— Извольте, — манерно, в духе девятнадцатого века, согласился я,
Гутмахер поднял свою чашку, чокнулся со мной, как-то задумчиво выпил коньяк и начал экзамен по истории Российской империи. Знания, надо сказать, у него оказались энциклопедические. Больше всего он напирал не на общие сведения, которые можно узнать из любого учебника истории, а на детали, вроде ходившей тогда валюты, одежды, которая была в моде, фамилии членов правительства. Откуда он сам все это знает, да еще в таких подробностях, я так и не понял.
