стоящего монарха даже спасителю династии Романовых не стоило. Поэтому Марту тоже пришлось на время покинуть чрезвычайно удобное кожаное кресло.
Александр III подошел к стене кабинета, на которой располагалась огромная политико-экономическая карта мира. Разными цветами на ней были окрашены владения европейских держав и США, отдельно отмечались и штрихованные зоны, одна такая занимала значительную часть Китая. Вероятно, это означало зону оккупации японских войск. Но этим данные карты не исчерпывались. Крупнейшие города и агломерации на ней несли сведения о численности жителей, также отмечались районы по плотности населения, а рядом с названиями государств стояли еще какие-то цифры.
— Что ты здесь видишь, Мартемьян?
— Полагаю, карту колониальных владений…
— Верно, а что еще?
— Государь, если это экзамен…
— Ну что ты сразу на дыбы встаешь, дикий кержак… Ты посмотри, подумай. Я вот, знаешь ли, подолгу на нее гляжу, и всякие идеи в голову лезут… да такие, что после и сон не идет…
— Ваше величество хочет обсудить со мной геополитику?
— Знаешь ли ты, брат Колычев, сколько и где летает кораблей, построенных на теперь уже твоих заводах и верфях?
— Так точно.
— Ну да, конечно. Ты же гросс. Иногда забываю, что мы все всегда помним… — изрек неожиданный парадокс Александр III. — Когда много работаешь с простыми, неодаренными людьми, отвыкаешь… ммм, ладно, не суть… Не о том разговор. К делу. Как ни странно и даже нелепо, но тебе, Колычев, монархия обязана многим. Допускаю, что твоя ясная голова это и сама давно поняла. Пока мой наследник был простецом, пусть и с орденскими лентами высших наград со всего мира, перспективы престола были весьма шаткими. Ибо без передачи власти всякое руководство — суть временщики, и элита вечно будет искать новых хозяев… Теперь же мы снова крепко сидим в седле. И значит пришло время начинать большую игру. Нас постепенно отодвигают, проверяют на прочность, — царь замолчал, пытливо посмотрел на Марта, желая понять реакцию на свои слова.
«Вот это горки: начав за здравие, кончил геополитикой. И куда клонит его величество? Не элита с ее возней, а враги покрупнее. Речь про другие великие державы, очевидно… Да и само выражение он наверняка не случайно произнес. Большая игра — это про противоборство России и Британии в Азии в 19 веке…»
— И кто же враги империи, государь? — задал он ожидаемый вопрос, мысленно рассудив: «Иду по тонкому льду. В такой ситуации главное — без перебора. Тут лучшее правило: не знаешь — молчи, знаешь — помалкивай. И трижды думай, прежде чем что-то заявить».
— Да те же, что и твои. Тут у нас полное единодушие. Заметь, ОЗК в полной мере пострадал от действий конкурентов за последние пять-десять лет. При твоем деде колычевские заводы были полными монополистами. Кто хотел летать, шли к Ивану Архиповичу на поклон, все одно — короли, президенты и даже императоры.
Александр еще раз посмотрел на карту и вернулся на свое место за рабочим столом, взглядом указав и Колычеву, что он тоже может сесть.
— Теперь другие времена. Нас обходят со всех сторон, считают, что мы слишком много себе забрали. Я все про твои печальные финансовые обстоятельства знаю, не удивляйся. Отчетность ваша идет мне на стол напрямую регулярно. Предприятия-то стратегические!
Мартемьян не без горечи подумал: «А если ты все понимал и видел, почему позволил им это сотворить, неужели так слаба твоя царская власть?»
— Понимаю и одобряю твое желание вытащить ОЗК. И про идею строить китайцам, а также иным прочим странам военный и гражданский флот я прочел в проекте, составленном на мое высочайшее имя. Это шанс для ОЗК выжить и идти дальше.
— Государь, и как отнесутся наши сенаторы к моим действиям в свете того, что вы говорите?
— Конечно, многим членам Совета твои инициативы поперек горла встанут, — легко подтвердил невысказанное предположение Марта Александр III. — А все почему?
Царь остановился, явно ожидая ответа. По его бесстрастному лицу невозможно было понять, как он относится к этим людям, готовым сдать его с потрохами, лишь взгляд сделался тяжелым и пронзительным. Он надавил через «сферу», привычно пытаясь заглянуть в мысли собеседника, но тут его ждало полное разочарование. Пускать себе в голову Колычев никого не собирался.
«Да, оплошаешь, сразу и вздернет, раз такие откровенные разговоры пошли».
Мартемьян вспомнил ту Россию и удивился, как все же одинаковы элиты во все времена в слепой страсти к наживе, но решил несколько смягчить ответ.
— Они в массе своей люди немолодые. Привыкли жить определенным образом, опять же коммерческие связи налаживаются годами, а если мир начнет меняться, кто знает… Риск. А выгода для них в чем? Мало того, ваше величество, многие из них не сказать, чтобы сторонники сильной единодержавной власти. А за образец себе видят Францию, Британию или США. Уверены, что прекрасно смогли бы существовать и без царя, более того, уверены, что так будет гораздо лучше.
— А ты, значит, с ними согласен⁈ — не то утвердительно, не то вопросительно сказал царь, вперив в Марта испытующий взор.
— Увы, нет, ваше величество. Я могу совершенно точно сказать, что без сильной центральной власти наша империя обречена на развал и поглощение ее недружественными соседями. Что же касается возможности нашей элиты навести порядок, то это и вовсе ненаучная фантастика! Она слишком разобщена, вопиюще эгоистична, безмерно жадна и абсолютно недоговороспособна…
— Отчего же тогда «увы»? — озадаченно посмотрел на своего визави Александр.
Тот в ответ лишь пожал плечами, мол, вот такой я человек.
— Что ж, не могу не признать, что для сироты из приюта у тебя очень своеобразный образ мыслей. Твои ровесники частенько в радикальных кружках состоят. Устои ниспровергать собираются, тиранов прогонять…
— Кто смолоду не был радикалом, у того нет сердца…
— А кто с возрастом не стал консерватором, у того — мозгов, — подхватил император. — Только ведь ты не стар?
— Тогда, может быть, умен? — скромно озвучил Колычев.
— Ну так предлагай, раз такой умный, что мне делать?
— Полагаю, нужно искать подходы, как к отдельным лицам, так и к заинтересованным группам. С теми, кто согласится сотрудничать, –договариваться. Невменяемых бить. Как-то так…
— Умно! Так может, и займешься этим? — в глазах царя зажегся огонек азарта, ему в голову явно пришла какая-то новая мысль. Март даже немного напрягся, ощутив пока еще неясную угрозу.
— Помилуйте, ваше величество, у меня своих дел невпроворот!
— Ничего-ничего, справишься. Тем более, если я помогу.
— В чем это?
— Да в чем угодно! — широко развел руки царь, но потом, будто спохватившись, добавил, — в разумных пределах, разумеется!
— Прошу прощения, но я вас все же не понимаю.
— Да что уж тут непонятного. Я хочу, чтобы именно ты возглавил оппозицию в Совете Одаренных.
— Что⁈ — изумился Колычев. Такого поворота он никак не ожидал.
— А почему нет? Ты сейчас один из богатейших людей империи, а то и шире бери — всего мира. Заслуги у тебя такие, что никто кроме меня и тронуть не посмеет, а я, памятуя об оных, и подавно не стану. Для виду можешь самодержавно-царскую политику критиковать. Чиновников да министров ругай, сколько влезет. Главное, чтобы во всех ключевых вопросах мы выступали единым фронтом!
«Господи, он меня что, в Жириновские прочит? — изумленно подумал Март, — только твое величество забыл поинтересоваться, а оно мне надо? Нет уж, от таких раскладов лучше отказаться, какой из меня, нафиг, оппозиционер? Так, сейчас надо аккуратно перевести стрелки и сменить тему. Да и в Штирлицы не гожусь — работать под прикрытием: никто не поверит, после всех моих приключений, что переметнулся на другую сторону».
— Так что скажешь? — пытливо прищурился император.
— Как мне кажется, — осторожно подбирая слова, начал Колычев, — на роль лидера оппозиции нужен совсем другой человек.
— И какой же? — недовольно буркнул царь.
— Немолодой, можно даже сказать, изрядно потасканный, с неоднозначной репутацией. Хорошо бы картавый.
— Это еще зачем?
— Чтобы при выступлениях по радио одним голосом вызывал отвращение.
— Да кто же за таким пойдет?
— Так и не надо, чтобы шли. Надо, чтобы глядя на него, даже неграмотные домохозяйки понимали, что альтернатива монархии вот такая. Некрасивая, вороватая и насквозь лживая. Что, к слову сказать, во многом чистая правда!
— А в этом что-то есть, — задумался Александр. — Я так понимаю, мой экспромтом возникший план тебе не пришелся по душе?
