Нет ничего ужасней и страшнее чем попасть под удар пикирующих бомбардировщиков. Когда посреди тишины, из-за верхушек деревьев неожиданно вываливается тройка самолетов и с пронзительным завыванием начинает падать на машину, в которой ты едешь. Огромное счастье, если ты успеешь выскочить из неё, прежде чем сверху ударит тугая очередь горячего свинца, превращающая всех и вся в бесформенную груду мяса и железа. Если при этом тебя не заденут осколки упавшей рядом бомбы, и ты успеешь добежать до спасительного леса, ты явно родился в рубашке или у тебя сильный ангел хранитель. Если же ему в этот момент не совсем до тебя, то ты падаешь на землю и, закрыв голову руками, начинаешь истово молиться. Молиться так, как не молился никогда ранее, ибо только один господь Бог может спасти и защитить в эти ужасные минуты.
Только он один может укрыть распластавшуюся в пыли букашку от пушек и пулеметов воздушного охотника, яростно прошивающего своими очередями все живое и не живое на своем пути. Только он может сохранить от алчущего взора тех, кто, пройдя на бреющем полете всю колонну, разворачивается и возвращается вновь, желая поразить и уничтожить все, до чего ещё не успел дотянуться.
Чем труднее испытание, тем сильнее чувство радости когда, опустошив свой боезапас и баки, кровожадные валькирии пропадают за стеной леса раз и навсегда. Тогда можно безбоязненно поднять голову, вздохнуть полной грудью и смахнув с лица песок и травинки порадоваться жизни. Можно, но только это подлый обман. Новое иезуитское испытание, которому подвергает тебя судьба, ибо в дело вступают истребители, исполнявшие функцию прикрытия.
Не встретив в воздухе врага способного помешать действиям пикировщиков, они вносят свою лепту в общее дело. И вновь на деле проверяется, счастлив ли ты в этой жизни? Успеешь ли ты спрятаться в маломальское укрытие, прежде чем сверху вновь ударят очереди? Если да, то все хорошо, если же нет, то тебе вновь предстоит вжаться в землю и с замиранием сердца ждать окончание налета.
Ждать когда пилоты устанут стрелять во все, что движется или пытается двигаться. Все что живо, что проявляет хоть какую-либо активность или по непонятной причине ещё не горит. Ждать невыносимо долгие минуты пока у истребителей подойдет к концу горючее, и они также как и бомберы скроются за массивом сосен.
И вновь ты радуешься жизни. Ты начинаешь двигать своим затекшим телом, слышать голоса оставшихся в живых товарищей и то страшное чувство, что страшно коробило и плющило твою душу несколько минут назад, начинает отпускать. Ты вновь веришь, что жизнь прекрасна и вновь выясняется, что это подлый обман. Обман потому, что не пройдет и пяти минут как чей-то визгливый, ломающийся от страха голос, извести о появлении русских танков.
С грохотом и лязгом выползут на дорогу бронированные монстры, носящие имя советского вождя. Не ведая страха, они устремятся в атаку на так и не успевшую прийти в себя колонну. Из своих мощных 122 миллиметровых орудий они уничтожат все, что не успели уничтожить их летучие товарищи. Крупнокалиберный пулемет выкосит тех, то только посмел оказать сопротивление, а могучие траки впечатают в землю каждого, кто оказался на дороге этого исполина. И горе тому, кто не спрятался при его появлении или не успел бросить оружие и поднял руки, униженно прося о милости сохранить жизнь.
Так, или примерно так, было с канадским капитаном Джозефом Харпером, попавшего в русский плен в первые часы наступления. Разбитый и опустошенный, в разорванном кителе и грязи, забившись под упавшее дерево, он представлял собой жалкое зрелище, когда на него наткнулся сержант Перепеляк.
Вначале он отчаянно сопротивлялся и громко верещал когда, крепко ухватив за ворот, сержант стал вытаскивать канадца из его убежища. Когда же Перепеляк вытащил Харпера на свет божий, тот упал на колени. Трясясь мелкой дрожью от страха, сложив руки на груди, канадец стал просить русского не убивать его.
Видя, что сержант не понимает обращенных к нему слов и зло топорщит усы, капитан со слезами на глазах попытался поцеловать его руки, чем окончательно вывел из себя Перепеляка. Орденоносец, член партии, авторитетный человек в своей роте и батальоне, он не мог вынести подобного к себе обращения. Двинув в лоб для приведения в чувство кованым прикладом, он рывком поставил канадца на ноги. Забрав пистолет, документы и дав сильный пинок, погнал Харпера в нужном направлении.
— Сори, сори! — презрительно передразнивал сержант своего пленника, — и ведь родятся же на белом свете такие извращенцы. Срамота одна!
Гораздо сдержанней и достойней вел себя бригадный генерал Монтегю, когда его доставили в штаб генерала Гришина. Он не падал на колени, не хватал за руки в отличие от своего подчиненного. Пережив бомбовый налет и танковый удар, Монтегю неплохо выглядел и даже попытался требовать от Гришина достойного отношения к себе.
— Требует!? — громыхнув голосом, переспросил командарм переводчика, — скажите ему, что в его нынешнем положении он может только просить.
Воинственный вид Гришина и громкий голос быстро вразумили пленного, и он стал вести себя подобающе.
— Товарищ генерал, он просит о гуманном обращении к пленным и оказании помощи раненым, согласно Женевской конвенции.
— Вот так-то оно лучше. Скажи, что вся необходимая помощь пленным будет оказана, может, не сомневается. Пусть сядет — разрешил пленному Гришин. — Допрашивайте, а я пока доложу маршалу, пусть порадует Москву нашим успехом и первым трофейным генералом.
Успех у 49 армии действительно был неплохой. За один день боев войска генерала Гришина продвинулись на 20–25 километров вышли к городу Хагенов, основательно потесня противника. Протаранив канадцев, танковый клин генерала Панова создал угрозу флагу и тылу главных сил Демельхубера. Застигнутый врасплох противник пытался контратаковать, но его соединения подверглись массированному удару с земли и воздуха.
Первыми по немцам ударили «Илы». Зная, что немцы испытывают особый страх перед штурмовиками, русские генералы специально бросили против них и не ошиблись. Достаточно было одного удара идущих на низкой высоте «летающих танков», чтобы изгнать мужество из сердец защитников фатерланда.
Надежно прикрытые истребителями, в течение двадцати минут они принялись буквально ходить по головам перепуганных немцев. Прочно оседлав небо, русские летчики методично разрушали все, что было в зоне досягаемости их огня, и делали это весьма эффективно. В результате этой атаки немцы лишились почти всей артиллерии, бронемашин и ствольных минометов, сосредоточенных на подступах к Груббе. Во многих местах была нарушена связь, что очень плачевно сказалось на управлении войсками.
