Басалаев взглянул на провалившегося в беспробудный сон Таланова, затем повернулся к окну, посмотрел на полоску света, вспыхнувшую особенно ярко. Следовало принять решение…
— Сегодня… к вечеру… — сказал он, наконец, через силу и повторил, словно убеждая кого-то кроме самого себя. — Да. Отдых и выступаем. Будем надеяться, что успеем…
— Не растрать моих ребят впустую, майор, — прерывисто, срывающимся голосом произнес Зимников. — Им и так досталось…
— Как получится, — серьезно ответил Басалаев. — Постараюсь, но дело сложное, обещать не буду.
* * *
Сон, пусть и короткий, отчасти вернул Таланова в мир живых. Новый инструктаж, состоявшийся днем в той же школе был не в пример предыдущему — конкретен и сухо-деловит. Он проходил уже без Зимникова, которого Поволоцкий пообещал отправить в госпиталь силой, если майор не прекратит придуриваться и играть в несгибаемого героя.
В поход на Барнумбург могли выступить тридцать пять человек, менее половины от штатной численности роты. С учетом самого капитана и хирурга, наотрез отказавшегося покидать свою часть — тридцать семь.
Басалаев настоял на том, чтобы собрать всех — ответственное задание следовало донести до каждого гвардейца, и класс снова стал похож на школьное заведение. Только теперь вместо детей и подростков за партами сидели угрюмые, неразговорчивые люди в потрепанных маскировочных комбезах, при оружии, а вместо пеналов на партах громоздились купола касок и прочая армейская снасть.
За ночь сражение еще приблизилось, теперь изредка, когда стихал ветер, в гуле канонады можно было расслышать даже отдельные залпы.
Виктор на ходу провел оперативное переформирование подразделения, взяв за основу свою роту, наименее пострадавшую в предыдущих боях. Он разделил ее на три взвода по десять человек плюс отдельный минометный взвод. Назначил взводных командиров взамен выбывших, провел инвентаризацию матчасти. Личного оружия хватало, некоторые гвардейцы пользовались трофейным, предпочитая те самые укороченные винтовки-пулеметы под малокалиберный патрон. Так же батальон-рота располагал семью ручными пулеметами, тремя станковыми, калибра 12.7, и двумя легкими минометами (один удалось починить). Оружия было гораздо больше чем людей…
— Вот этот человек, — майор отправил по кругу фотографии, большие черно-белые прямоугольники достаточно скверного качества. — К сожалению, лучше нет, это копии с его паспортных документов. Я не могу рассказать вам, кто он и зачем нужен Империи, сами должны понимать, это строго секретно. Но могу сказать, что этот человек знает очень много о нашем противнике. Очень много! — с нажимом повторил Басалаев. — Поэтому его нужно найти и доставить в тыл любой ценой. Любой.
— Позвольте? — комвзвода-два Алишер Гаязов привстал и первым задал вопрос, который вертелся на языке у каждого десантника. — Это шпион? А то странно — знает, но не спешит рассказать.
— Скорее ученый, немного не от мира сего, — пояснил Басалаев. — Иногда совершает очень странные поступки. Поэтому с ним надо быть очень осторожным и, может быть… жестким. Главное — вытащить его оттуда живым.
Майор окинул взглядом присутствующих и повторил, обращаясь ко всем сразу:
— Только живым. Его ценность в его знаниях. От мертвеца пользы уже не будет.
— Господин майор, есть вопрос, — сообщил комвзвода-три прапорщик Олег Крикунов, достаточно вежливо, но не вставая, даже слегка развалившись насколько позволял небольшой стул. Прапорщик словно демонстрировал, что майор из контрразведки если и указ армейским, то относительно и отчасти. Таланов мог бы одернуть подчиненного, но промолчал, внимательно всматриваясь в лицо Бориса Михайловича, оценивая его реакцию.
— Слушаю, — разрешил Басалаев в том же тоне, прикидывая, как сразу и надолго обломать нарождающуюся фронду. Недовольство армейской гвардии новым непонятным заданием и верховенством «сатрапа» было понятно и объяснимо, но позволить этому вредному настрою разрастаться было нельзя.
— Допустим, его там не окажется. Ну, пустой приют. Может, ушел. Может, убили. Что тогда? — продолжил Крикунов.
— Тогда, господин прапорщик, — заговорил Басалаев, негромко, веско, глядя прямо в глаза оппонента. — Мы будем искать пока не найдем его или его тело. И если окажется, что тело не то, мы вернемся и снова будем искать.
Он сделал паузу, по-прежнему сверля прапорщика тяжелым немигающим взглядом и продолжил короткими, рублеными фразами:
— Вы, господа, похоже, так и не поняли суть дела. Этот человек должен быть найден и доставлен в Россию. Его ценность не просто огромна, она неизмерима. И это — приказ лично Императора. А я — ответственный за его исполнение. Мы вернемся с ним, это будет хорошо. Или с его трупом, это будет очень плохо. Или не вернемся вообще.
Теперь десантники, похоже, прониклись, но заканчивать на такой угрожающей ноте было бы неправильно. Люди плохо работают за страх, гораздо лучше — за искреннюю убежденность.
— Господа, — голос Басалаева утратил часть угрозы и металла. — Именно поэтому мы, Антон Генрихович и я, выбрали именно вас. Вы — гвардия, воздушные крылья Империи. Задание очень ответственно и очень опасно, быть может, мы все погибнем. Но это задание Самого и кому еще можно поручить его как не самым лучшим?
* * *
Отряд деловито готовился к выступлению. Оставшихся на ходу мотоциклов и бронеавтомобиля как раз хватило для всех. Каждый раз при взгляде на своих бойцов у Таланова щемило сердце — по уму роту, все еще официально именующуюся «батальоном» следовало делить уже не на взводы, а отделения или секции. Но открыто признать, что прославленная гвардейская часть фактически на грани существования — это было выше сил и капитана, и всех его соратников.
Спланированный изначально лихой бросок к цели пришлось отменить — англичане подозрительно зашевелились. Шварцман наотрез отказался давать еще людей, однако прислал вестового с советом поспешить, но при этом быть осторожнее — по обрывочным данным разведки к группировке, стоящей у северо-западных границ города, начали подходить подкрепления «семерок». «Семерками» все чаще называли Врага, за специфическую символику, похожую не то на трехлапого паука, не то на крест из трех цифр семь.
Об этом избегали говорить вслух, но и Таланов, и Басалаев понимали, что у Барнумбурга обороняющиеся допустили крупный просчет. Несогласованность действий трех сторон — русских, французов и немцев, позиция городских властей, до последнего цепляющихся за свою независимость, ошибка в определении направления вражеского наступления — все это в комплексе привело к тому, что город остался без гарнизона и защиты. «Ничейная» территория где правили анархия и бандиты.
Обычно города расположенные у рек вытянуты вдоль русла, образуя длинную, но узкую ленту застроек, например, Иосифград на Волге. Барнумбург был исключением, представляя собой овал, разделенный крест-накрест двумя бульварами — Карла Маркса и Вильгельма Айзенштайна. Приют Рюгена находился в «верхней», северной четверти города, на углу между улицами Гиммельфарба и Герцхеймера. Местные называли этот район «два «Г» без воды», потому что на пересечении улиц, прямо перед приютом, располагалась Площадь Фонтанов, на которой, однако, ни одного фонтана отродясь не было.
На карте маршрут был прям и прост — по бульвару Маркса, затем поворот на Гиммельфарба и в обратном порядке, полчаса, самое большее — час в один конец, и то, если не очень спешить. Однако, Басалаев недаром потратил столько времени, пытаясь найти вооруженное сопровождение.
С востока и севера отдельные группы противника активно просачивались в город, занимая ключевые позиции, завязывая бои с немногочисленными отрядами ополчения. С юга и запада им навстречу двигались спешно перебрасываемые с других участков фронта части оборонительной коалиции. Противники регулярно сталкивались, и на улицах Барнумбурга все чаще вспыхивали скоротечные, но яростные схватки. А поножовщина между шайками и прочим криминальным элементом шла беспрерывно.
В таких условиях Таланов решил по возможности двигаться на колесах к «старому городу», как назывался исторический центр Барнумбурга, а далее — по обстоятельствам, но скорее всего уже пешим ходом, в боевом порядке. Басалаев нашел более-менее надежного проводника, француза с типично еврейской внешностью и солидным именем Ян Ален Виктор Авриль. Ян был полицейским в Барнумбурге, затем ополченцем. Его отряд первым схватился с вступающими в город англичанами и был разбит. Полицейский пробрался к своим, чтобы сообщить о ситуации и собирался обратно, когда его перехватил контрразведчик.
В четыре часа пополудни они выступили.
Бардак, один сплошной бардак, думал Басалаев, пока карликовый батальон Таланова продвигался к городу вдоль четырехполосной магистрали. Здравый смысл подсказывал, что он действовал по единственно правильному сценарию — соваться в Барнумбург в одиночку было самоубийством. Но время… Слишком много времени ушло на согласования, поиски, объяснения и подготовку нового рейда. С пришельцем могло случиться все, что угодно. Одна шальная пуля, случайный снаряд, одна небольшая банда мародеров, которой приглянется отреставрированный и перестроенный монастырь в котором разместились приют и клиника имени Рюгена… И все будет напрасно, а его, Басалаева, карьера пойдет прахом.
