Серийное производство этой машины, естественно, не планировалось. Чтобы вообще обосновать ее создание, Андрей предложил Сталину награждать особо отличившихся асов не только звездой Героя, но и кое-чем более нужным на войне – личным самолетом, намного превосходящим по характеристикам любой истребитель противника. Заодно вызывая здоровую зависть у остальных пилотов, особенно возможностью установить конфигурацию вооружения машины в соответствии с индивидуальным заказом награжденного. Кому-то хочется побольше стволов, а кому-то – покрупнее калибр. Дело вкуса, лишь бы уложились в довольно немаленькие весовые ограничения. Пяти-шести самолетов, собираемых в месяц силами Экспериментальной базы, для этого вполне достаточно. Вождю идея понравилась и он дал Воронову карт-бланш, посоветовав подумать также и о наградных танках и другом вооружении – чем танкисты хуже летчиков? Андрей обещал, хоть и не очень представлял как. Поликарпова же долго уговаривать не пришлось и уже в начале июня два первых образца поступили на испытания в Летно-Исследовательский Институт ЦАГИ. Теперь же все четыре готовых экземпляра находились здесь. На втором летел постоянный напарник Андрея Марк Галлай, на еще двух – выделенные Рычаговым для охраны Воронова опытные летчики-истребители.
Шла уже четвертая неделя жестокой бойни на западных границах СССР. После задержки первого дня, немецкие ударные группировки все-таки переправились на восточный берег и рванули вперед. Вернее, попытались рвануть, но блицкриг получался какой-то неправильный. С одной стороны – сильного сопротивления острия танковых групп Гота, Гудериана, Клейста и Гепнера, за исключением регулярно сокрушаемых ими заслонов на дорогах, не встречали. С другой – разрушенные мосты, заминированные дороги, неожиданные засады и ожесточенные штурмовки советской авиацией сильно замедляли движение, а постоянные нарушения снабжения, вызванные действиями подвижных групп советских войск в тылу танковых дивизий и той же авиацией и вовсе приводили к многочисленным остановкам в ожидании подвоза горючего и боеприпасов. Люфтваффе, хоть и не оправились полностью от урона первого дня боев, сумели наладить активное патрулирование в воздухе, перебросив к тому же, истребительные резервы с Запада. Что, разумеется, ослабило ПВО Рейха, но, видимо, Гитлер решил, что Восточный фронт сейчас важнее. Поэтому, хотя бомбардировочная авиация немцев пока сильной активности все еще не проявляла, но истребительная вела ожесточенные бои за господство в воздухе на направлении главных ударов. В результате в воздухе пока сохранялся паритет, говорить о чьем-либо превосходстве было нельзя. Советская штурмовая и бомбардировочная авиация несла значительные потери, но свою задачу – ослабление немецких ударных группировок – выполняла.
В итоге, изрядно уже потрепанные группы Гудериана и Гота к началу третьей недели боев вышли к линии Сталина в районе Минска, где и остановились, не в силах прорвать ее с ходу. В ожидании отставших пехотных дивизий они время от времени тыкались в советскую оборону в разных местах, пытаясь нащупать слабую точку, но пока безрезультатно. А вот Группа Армий "Север", пользуясь более благоприятными условиями Прибалтики, продвинулась дальше. Танковая группа Гепнера достигла линии советской обороны, проходившей по Западной Двине и, приложив немалые усилия, прорвала ее, форсировав реку и устремившись к Таллину. Правда, ликующий, на фоне неудач своих коллег, Гепнер не знал, что это была не основная линия советской обороны в Прибалтике. Основная, в которую ему предстояло уткнуться через пару дней, проходила чуть дальше – от Чудского озера, через Тарту, к Рижскому заливу. И пропустили его туда не случайно. Советский генштаб, во главе с Василевским, готовил операцию на окружение Группы Армий "Север", хотя многие, включая Воронова, относились к ее проведению скептически. Но решение Ставкой было принято и сейчас четыре советских мехкорпуса, а также вспомогательные подразделения, стягивались к городку Идрица, из-под которого и планировалось "подрубить" танковый клин Гепнера.
С начала войны Андрей регулярно, хоть и безрезультатно, напоминал Сталину о своей просьбе отправить его на фронт. Наконец Вождю надоело и тот, ухватившись за представившийся повод – необходимость присутствия инспектора Ставки при начинающемся наступлении – просьбу удовлетворил. Обставив это, разумеется, многочисленными условиями, главное из которых – линию боевого соприкосновения не пересекать ни при каких обстоятельствах. Соответствующие инструкции были доведены и до летчиков сопровождающего Андрея звена.
Советское наступление началось двадцатого июля. После авиационно-артиллерийской подготовки около тысячи танков и самоходок четырех мехкорпусов взломали полевую оборону пехотных дивизий Десятого армейского корпуса, прикрывавшего правый фланг ушедшей вперед Четвертой танковой группы Гепнера. Два из них двигались вдоль шоссе на Ригу, другие два – несколько восточнее его, заходя в тыл танковой группе. За мехкорпусами тянулись остальные восемь стрелковых дивизий ударной армии под командованием Ватутина, осуществлявшей контрудар. Еще два мехкорпуса входили в состав армии, возглавляемой генералом Захаровым, пока остающейся в резерве. Одновременно отвлекающий удар был нанесен одним мехкорпусом из района Тарту по левому флангу Четвертой танковой группы. По плану, Ватутин должен был выйти к Рижскому заливу, преодолев около двухсот километров, на девятый день наступления, полностью отрезав немецкую ударную группировку. А возле моря его ждал Балтийский флот, не допустивший в первый день войны минирования выхода из Финского залива и потому сохранивший свободу передвижения.
Операция началась превосходно. Раздавив танками находившуюся на марше и потому не готовую к обороне ближайшую немецкую пехотную дивизию, мехкорпуса продвинулись за первый день почти на сорок километров – вдвое против запланированного. Судя по радиоперехватам, это привело штабы Группы Армий "Север" в состояние, близкое к панике. Особенно, на фоне посыпавшихся туда от полевых частей истерических воплей о ужасных, непробиваемых русских танках – с начала войны это был первый случай массового применения Т-34 и тяжелых самоходок.
На второй день командование притормозило мехкорпуса – стрелковые дивизии не поспевали за ними, что создавало угрозу флангам. Решение правильное, но давшее противнику, проникшемуся серьезностью ситуации, время на организацию обороны. Поэтому на третий день мехкорпуса столкнулись с сильным сопротивлением окопавшихся пехотных дивизий, усугубленное тем, что советское наступление вынуждено было развиваться вдоль единственного имевшегося там шоссе. "Непробиваемые" танки, при правильном подходе к делу, оказались не такими уж и непробиваемыми. Немцы эффективно использовали против них тяжелую дивизионную артиллерию и большое количество 88-миллиметровых зенитных пушек, имевших по штату и бронебойные боеприпасы. Появление такой массы зениток оказалось неприятной неожиданностью – по данным разведки их тут должно было быть намного меньше.
Но особенно досаждала немецкая авиация, действовавшая гораздо активней, чем ожидалось, исходя из известных сведений о силах Первого воздушного флота Люфтваффе, поддерживавшего Группу Армий "Север". К вечеру появились неподтвержденные сведения от летчиков о встрече в воздухе с самолетами, несущими обозначения частей, входящих в Восьмой авиакорпус фон Рихтгофена – самое элитное соединение Люфтваффе. Это многое могло объяснить, в том числе и количество зениток – корпус имел в своем составе многочисленные зенитные части. Но откуда он тут взялся? По имевшимся данным, корпус должен быть на совсем другом участке фронта. Андрей, четвертый день протиравший штаны в штабе руководившего всей оперативной группой Жукова решил, что пора посмотреть ситуацию на месте. Заодно и понюхать, наконец, пороху…
…Под крылом истребителя тянулось шоссе, забитое советскими войсками. В направлении острия главного удара двигались подразделения стрелковых дивизий и колонны снабжения, в обратную сторону – санитарные машины и пустые грузовики. По обочинам дороги чернели остатки подбитой, еще чадящей дымом техники, свидетельствующие о проходивших здесь, буквально только что, ожесточенных боях. Даже с высоты полета заметно было, что узкое, усеянное воронками от взрывов шоссе с трудом справляется с транспортной нагрузкой. Повсюду виднелись заторы. От созерцания неразберихи на шоссе Андрея отвлек доклад от пары прикрытия, летевшей выше на километр:
— Прямо по курсу наблюдаю воздушный бой!
Воронов присмотрелся. Впереди, километрах в пяти-шести, мельтешил рой черных точек, изрыгающих цветные, причудливо закручивающиеся в стороны жгуты трассеров. Судя по динамике боя, там сошлись в схватке истребители. А где же бомбардировщики? Андрей переключил рацию на частоту передового командного пункта, управлявшего боем. Вызванные тем для усиления дежурные звенья тоже искали бомберов и не находили. Не может быть, чтобы немецкие истребители прилетели только порезвиться высоко в небе над советскими войсками. Нет, они должны были связать боем прикрывавшие шоссе советские самолеты.
