счету, зная, как значительная часть русской интеллигенции не любит искренне трудиться на благо страны, а только критиковать власть за настоящие и мнимые недостатки, которых якобы нет в европейских странах, можно было представить, что они смогут построить хоть что-то полезного. Если все революционеры и либералы ни разу в жизни даже к строительству земской больнице не приступали, да и начальных школ в русской глубинке старались не открывать, не говоря уже о том, чтобы самим там работать, обучая крестьянских детишек. Не их это дело столь низменные проекты в жизнь воплощать!
Великий князь и генерал обо всем этом, понятное дело не говорили, но сложившуюся ситуацию давно прочувствовали — армия тщательно готовилась перейти в наступление уже второй месяц, и нанести по врагу один мощный и решительный удар. И силы для этого имелись, и очень значительные — с конца мая власти, получив первую надежду на успешное окончание войны, зашевелились всерьез, понукаемые императором.
Сейчас под началом великого князя насчитывалось шесть полнокровных армейских корпусов — 1, 8, 10, 16, 17 и 19-й. Да по железной дороге от Урала до Забайкалья растянулся эшелонами 13-й корпус. Прибытие его было задержано из-за пропуска 2-й гвардейской и 1-й гренадерской дивизии, которые составили Сводно-гвардейский корпус, ставший седьмым по счету. Еще один корпус — 21-й — начал погрузку в эшелоны, но должен был прибыть только к октябрю. Все же расстояние в семь тысяч верст быстро не проедешь.
Ударной силой являлись проверенные многомесячными боями четыре Сибирских армейских корпуса, с 1-го по 4-й, укомплектованные в большей мере уроженцами сибирских городов, сел и деревень. Правда, полки в них были в три стрелковых батальона. Однако за счет трех резервных Сибирских пехотных дивизий, в полках которых по штату имелось четыре батальона, удалось начать формирование погибших в Порт-Артуре 4-й и 7-й, и новой 10-й, Восточно-Сибирских стрелковых дивизий, просто «раздвоив» части и соединения. В состав уменьшившихся до двух батальонов полков влили третий, взятый из прибывших маршевыми подкреплениями батальонов кадровых дивизий, находящихся на Кавказе и в Одесском военном округе.
Имелось также пять дивизий, с номерами от 53-й до 78-й, сформированных по мобилизации, составивших 5-й и 6-й Сибирские корпуса. Только личный состав не отвечал требованиям полевого сражения, к тому же сильно подвержен влиянию революционных событий, что шли в стране. Потому великий князь поступил расчетливо — корпуса расформировал, а все пять резервных дивизий распределил по армиям, где они составили второй эшелон, предназначенный или для помощи, либо для несения гарнизонной и караульной службы на протяженной территории Маньчжурии и Дальнего Востока. Использовать на фронте их можно было только в одном случае — если будет одержана первая впечатляющая победа.
В составе собранных для наступления 11 корпусах насчитывалось двадцать шесть дивизий пехоты, добрая треть всей русской вооруженной силы. Их вполне должно было хватить для сокрушения пяти японских армий, в составе которых имелось только 13 полевых дивизий и 6 резервных бригад. И все — кроме полудюжины резервных бригад, что несли охранную службу в Корее и вдоль железной дороги от Квантуна до Мукдена, у японцев ничего не имелось в «загашнике».
Кадровые солдаты и офицеры Японской императорской армии в большинстве своем были давно выбиты, одно взятие Порт-Артура обошлось 3-й армии генерала Ноги в сто тысяч кровавых потерь. Страна Восходящего Солнца уже направила на фронт всех обученных резервистов, но этого не хватило — ведь никто не предполагал столь чудовищных потерь. Сейчас войска маршала Ойямы в Маньчжурии насчитывали едва четыреста тысяч личного состава, от стрелков до ездовых с поварами, в то время, как в русских маньчжурских армиях таковых имелось вдвое больше. И диспропорция грозила заметным увеличением — ведь прибывало еще два корпуса, то есть четыре дивизии по 16 батальонов каждая.
В коннице перевес был не просто подавляющим, а скорее «раздавляющим» — из зимнего набега на Инкоу сводно-кавалерийского корпуса генерала Мищенко великий князь Николай Николаевич уже сделал должные выводы, благо сам занимал должность генерал-инспектора конницы. В июне собрали сразу три конных корпуса, в состав каждого включили по одной регулярной и две казачьих дивизии, с приданной артиллерией и стрелковой бригадой. Фронт противоборствующих сторон был слишком протяженным, в нем имелись разрывы при совершенно открытых флангах.
Так что прорыв сразу трех крупных конных корпусов в глубокий тыл японской армии должен был стать успешным. При выходе конницы к железнодорожной линии в трех местах — у Мукдена, Ляояна и Инкоу — именно стрелковые бригады должны были выставить заслоны и сорвать все переброски японцев. Противодействовать таким прорывам, если они будут быстрыми и решительными, японцы не смогут — всей отдельной кавалерии у них всего две бригады по 8 эскадронов каждая, а столь ничтожными силами «дыру» на фронте в добрый десяток верст не закроешь.
Все надежды связывали именно с прорывом конных корпусов, выход в глубокий тыл японских войск их дезорганизует. Если противник не выдержит мощного фронтального удара русской пехоты, и начнет быстрое отступление на Квантун, то попытаться с боями японцев задержать, а при невозможности просто уничтожать железнодорожные пути и мостики, срывая планомерную эвакуацию. Но только станционную инфраструктуру беречь по возможности — самим пригодится, да и восстанавливать для казны будет весьма затратно…
Известный русский полководец, генерал А. А. Брусилов
— Ваше высочество, Дмитрий Густавович умирает, это видно — день за днем он выглядит все хуже и хуже, да и смердит от него, вы уж простите, явственно — видимо, болезнь зашла слишком далеко.
Алексей Алексеевич говорил тихо — отдавая должное уму Фелькерзама, он все же был человек, и идущий от адмирала запах трудно переносить. Жуткая и невероятная мерзостная смесь гниения. Да еще со сладковатым запахом тлена, идущего от еще живого тела. Брусилов говорил с военными врачами — те сами недоумевали, почему адмирал еще живет. Только отмечали, что такой случай уникальный — человеческий дух отчаянно сопротивляется и не дает окончательно умереть своему телу.
— Да знаю это, сам видел — покойники и то краше выглядят. Сколько же он еще проживет⁈
— Мне сказал, что сорок дней он еще точно протянет, но каждый следующий будет просто даром, так что не то, что три «империала», а намного больше за каждый день заплатить можно будет. Какая-то непонятная цена — откуда она ему в голову пришла?
— Сорок дней? Отлично! Я бы три тысячи за каждый
