Москва
— Три монархии полностью обессилили друг друга, разом покончили самоубийством, — Арчегов отпил горячий кофе из фарфоровой чашечки, любезно предоставленной чекистами из кремлевского дворца, и криво улыбнулся, едко закончив свой короткий монолог: — К великому торжеству западных стран, наших так называемых «союзников», веками добивавшихся такого нужного для себя результата. В конце концов золотой телец сделал свое черное дело!
— Вы имеете в виду предоставленные нам Францией займы?
— Не только это, да и не сколько. Не меньшую роль сыграли великие князья, титулованная сволочь и толстосумы, что без Парижа не мыслили своего приятного времяпровождения. Тут все взаимосвязано. В том числе и безответственная и недальновидная деятельность российской либеральной оппозиции, приложившей немало усилий к созданию… Вернее, как показал семнадцатый год, что-либо созидать она неспособна по определению, а может только разрушать. Да и в тонких слабых ручонках, не привыкших к труду, власть не удержишь. А языком болтать… Ну, это мы умеем! Тут нас учить совсем не надо, сами кого угодно поучим! Но как можно отринуть государственные принципы?! Увы, космополитизм и патриотизм взаимно исключают друг друга. Тут нужно выбирать что-то одно. К сожалению, наша интеллигенция исповедовала второе, оттого и властвуют сейчас большевики.
От слов генерала лицо Милюкова пошло пятнами — каждое слово тут пришлось не в бровь, а в глаз, ибо Павел Николаевич сам приложил немало усилий к расшатыванию прежних государственных устоев и, находясь в составе Временного правительства, напрямую подвел страну к катастрофе. Теперь его политическая карьера снова совершила крутой поворот, вынеся наверх в условиях возрождаемой монархии. Если перефразировать известное высказывание, то получится крайне забавно — против чего боролись, на то и напоролись!
— Простите, Константин Иванович, но мне кажется, что вы торопитесь слишком утрировать…
— Ах, Павел Николаевич, я человек военный, служивый, отнюдь не опытный политик или дипломат, а потому говорю грубо. Намного моложе вас, оттого рублю сплеча, как привык, не выбирая выражений.
Арчегов старательно изображал из себя нарочито прямолинейного собеседника, ибо говорить на равных с искушенными политическими играми деятелями, такими, как его собеседник или наркомвоенмор Троцкий, он не мог. Единственным выходом из такой ситуации было стремление заставить собеседника говорить только в таком ключе, выбить из-под него привычную почву формальной логики, круто замешенной на софистике или демагогии и приправленной, как он неоднократно убеждался, интеллигентской болтовней.
— К тому же мы, коих в ваших кругах «солдафонами» или «сапогами» именуют, на самом деле люди весьма осторожные, оттого намертво устава или приказов держимся. Слишком велика цена наших ошибок, ибо кровь и жизнь человеческие дорого стоят. Вы это сами знаете. А политики, наоборот, не дают себе отчета, куда их деятельность привести может! Извините меня, но многие из них с собственными тараканами в голове бороться не могут, что семнадцатый год хорошо показал!
Милюков вздрогнул — завуалированный намек на гибель собственного сына в 1915 году на фронте достиг своей цели. Арчегов сознательно его не щадил — он целиком разделял точку зрения многих русских офицеров, что либеральная оппозиция, жадно рвавшаяся к власти, виновата в раздувании революционного пожара и гражданской войны так же, как и большевики. Если не больше их…
А что Милюков являлся кадетом, ничуть не меняло такого отношения. С эсерами типа Керенского данная партия ведь рука об руку вместе работала над разрушением империи. Да и болтали не меньше, призывая к «войне до победного конца» и при том сознательно разваливая собственную армию. И в процессе этом в первые месяцы играл первую скрипку на какой-нибудь отпетый социалист или большевик, их тогда у государственного кормила и рядом не стояло, а самый махровый октябрист Гучков, представитель крупного капитала, князь Львов, выразитель интересов помещичьих кругов. Вот они и порулили, от души, до тошноты!
— Какая война, Павел Николаевич?! Мы сейчас с красными не способны рати устраивать. Народ впервые миром задышал, хлеб стал сеять — заикнись мы о будущей войне, враз все потеряем, что с таким трудом сохранили и с неимоверными тратами и муками заново возрождаем. Вы же знаете, какие предложения нам большевики вчера сделали? Вот от них и плясать должны, а не от того, нравятся ли нам кремлевские «товарищи» или нет. Учтите — они выражают интересы большей части народа, а потому имеют силу, с которой мы вынуждены считаться!
— Аморальность в политике…
— Очнитесь, Павел Николаевич!
Арчегов сознательно подводил разговор к взрыву, чтобы расставить все точки над «i». То, что министр иностранных дел не отвечал ситуации, а являлся чисто политической фигурой, типа бывшего главы МВД Сибири Яковлева, служащего как для умиротворения «демократической оппозиции», так и «союзников», для него стало ясным — генерал уже два часа язык ломал в бесплодной беседе.
— Ульянов-Ленин жестко сказал, что для большевиков нравственно все, что служит победе революции, как в России, так и во всем мире. А потому возникает вопрос — применима ли нынешняя мораль к такому абсолютно беспринципному режиму?! Далее это касается так называемых «союзников», за добрые отношения с которыми вы так ратуете. Я вам задам только пару вопросов. Можем ли мы назвать их политику по отношению к России, в войну с германцами, предельно эгоистичной, ставящей свои собственные интересы выше союзнических?! И еще — как оценивать их деятельность за прошедшие два года? Они нам помогали или нагрели свои собственные ручонки на нашей междоусобице?
— Позвольте, Константин Иванович…
— Секундочку, Павел Николаевич!
Лицо Арчегова покрылось багровыми пятнами гнева.
— У меня еще несколько вопросов. Вы думаете, что наша уступчивость перед ними заставит их соблюдать заключенные в войну соглашения? О тех же Босфоре и Дарданеллах для примера! Или они оценят нашу пролитую кровь и скостят царские долги? И уже дали нам законную долю репараций с Германии? Или гарантируют границы «единой и неделимой», отказавшись от поддержки ими же вновь образованных здесь государств — Прибалтики там, Финляндии и прочих там грузин. Вы так считаете?!
— Нет, господин генерал, так не считаю. Англия и Франция достаточно показали за два прошедших года свою истинную позицию по отношению к нашей стране…