Третья ошибка — вообще заниматься этим делом. В смысле — облегчаться. Не, не вообще! Я имею в виду — при езде на лошади.
Сейчас все лошадники криком кричать начнут… Именно этому движению — «сели-встали» — упорно учат в школах верховой езды.
Добившись того, чтобы движение человека попадало в такт лошади, тренер успокоено утирает пот со лба:
— Не безнадёжен.
Но масса наездников, особенно уставших, очень резко опускаются в седло. И тем самым — задницей своей — бьют лошадь по почкам. Часами.
Наездник инстинктивно — так ему легче — чуть затягивает начало собственного движения, и коню на рысях приходиться не только прыгать с тушей на спине, но и на каждом шаге ещё и подталкивать тушку вверх.
Представьте себе, что вы не просто тащите на спине тяжёлый мешок, но и постоянно его подкидываете.
И английское седло, и строевая рысь — обязательный элемент всех европейских армий. Все так ездят, все так делают.
В основе — поведение средневекового барона. Этакого немытого, небритого, неграмотного абсолютного повелителя какого-нибудь европейского Мухосранска.
Прислуга постоянно озабочена состоянием пищеварения своего господина:
— А то он… совсем дурной становится.
Отсюда — строевая рысь.
— Их высокородные кишки не будут так сильно перетряхивать гусиный паштет, съеденный на вчерашнем королевском обеде.
Ориентация на «богатырский удар» требует массивного откормленного аристократа. Даже в 19 веке разница в среднем росте простолюдина и лорда в Англии составляла более 20 сантиметров.
Отсюда английское седло: устойчиво поместить эту тушку на спине лошади — требуется широкая плоская площадка.
Наконец, «богатырский удар» — один. Попал копьём в противника, сам удержался — фанфары и лавры. Для баронской славы критична именно одноразовая устойчивость. Кратковременная, при лобовом столкновении. Отсюда — высокие передняя и задняя луки седла. Седло-стул.
«Всё — во имя человека, всё — для блага человека». Единственный человек в феоде — барон. Кони, упряжь, навыки, стили… всё для его удобства.
«При каждом шаге лошади незнакомец приподнимался в стременах и, то слишком выпрямляя, то непомерно сгибая ноги, внезапно вырастал, а потом сгибался так, что положительно никто не мог бы судить о его росте. Если к этому прибавить, что под действием его шпоры одна сторона лошади, казалось, бежала скорее, чем другая, а движения ее косматого хвоста беспрестанно указывали, который ее бок страдает от шпоры, мы довершим изображение клячи и ее наездника».
Перед нами пример строевой рыси в исполнении совершенно нестроевого человека.
Юмористический персонаж, сентиментальный, чувствительный псалмопевец Давид из «Последнего из могикан» рвёт единственной шпорой бок своей жеребой кобыле. По мнению Фенимора Купера и его читателей это — смешно.
«Базовые стереотипы», «все так делают» — то, что отложилось в массовом сознании, то, что воспринято даже совершенно не наездником: подскакивать и пришпоривать.
Так — в Европе. А черкесы, например, не только не имеют на сапогах шпор, но нет даже и каблуков, которыми можно было бы ударить коня по рёбрам. Нет и плети-нагайки.
«Черкесские наездники погоняли лошадь тонкой плетью, с привязанным на конце ее плоским куском кожи, для того чтобы при ударе не причинять лошади боль, а только понукать её хлопками плётки».
В Степи на конях — все. На коня залезают не ради «богатырского удара» — на коне живут. Это задаёт другую систему приоритетов. В которой строевая рысь — неуместна. Кочевник не подскакивает в седле — он в него «влипает». «Учебная рысь».
— Чарджи, ты знаешь что такое «арчак»?
— Я! Я знаю! У отца было! Я видел!..
Бздынь — подзатыльник. Алу, влезший в разговор старших без спроса, отлетает в угол конюшни, откуда и глядит полными слёз глазами. Чарджи, разминает руку — сильно приложил. И презрительно объясняет через губу:
— Э-э… Ваши… умеют ездить только на… на лавках. На арчаке всадник сидит высоко, управление лошадью шенкелями невозможно, только уздой. Ваши так ездить не умеют. И не хотят.
— Чарджи, ты давно не мыл уши? Разве я тебя об этом спрашивал? Кстати, когда найдёшь «наших», таких же, как я — скажи. Я пока ни одного не видел. Алу, пошли к Звяге — расскажешь и покажешь.
Арчак — деревянная основа черкесских сёдел. Такой… фигурный домик с ложными фронтонами. Пошли к плотникам.
Не по обычаю: седла на «Святой Руси» специальные мастера делают — седельщики. Мастера серьёзные, уровень оружейников или ювелиров. Я уже вспоминал, что Свояк Ростику пару кованых сёдел дарил — княжеский подарок.
У Звяги Алу начинает нервничать, лепетать. Ещё бы, сопляк-полонянин местного мастера учить вздумал. Ухо, по которому Чарджи попал — пылает рубиновым, слюни летят, глаза снова мокрым наливаются. Оглаживаю мальчонку, успокаиваю.
— А ну — стоп. Вдох-выдох. Перестань суетиться.
Звяга, которого от дел оторвали, открывает, было, рот. Сейчас как выскажется по поводу всяких… бессвязно лепечущих поганцев мелких… Но под моим взглядом замолкает. Вспомнил, как я заставил его токарный станок сделать?
— Так как ты говоришь? Задняя лука — низкая и наружу отклонённая? А зачем?
«Всяк солдат должен понимать свой манёвр» — сказал Суворов. Дополню генералиссимуса: а мастер — назначение изделия.
— Чтобы разворачиваться легко и стрелять с седла назад.
Типичная разница между европейским и степным седлом: у испанского, например, задняя лука — прямая и высокая. Для возможности подпереть поясницу. При лобовом ударе копьём это важно. А вот «стрельба на отходе» — с него невозможна. Соответственно, сыпется куча тактических приёмов.
Каркас Звяга сделает, кожей оклеим, теперь пошли подушку искать.
Горные туристы — альпинисты — называют туристов равнинных — «матрасниками». А вот кабардинцев «подушечниками» — никто не называет. Хотя ни один джигит без подушки в поход не пойдёт. Без седельной кожаной четырёхлепестковой подушки. Хорошо бы — сафьяновой, набитой оленьей или турьей шерстью, которая не слеживается и не гниёт. Такие седельные подушки ценятся настолько, что часто входят в «цену за невесту».
Через неделю первый раз оседлал коня арчаком. Не! Не Гнедко! Своего деревянного тренажёрного. Походил вокруг — хорошо смотрится. Слазил — посидел. Мда… не лавка. Как на насесте. Позвал Ивашку опробовать. Тот мостился-мостился, плюнул и слез.
— Не, Иване, не для меня. Староват я уже. На жёрдочке поскакивать. Ещё и подушка эта… задницей держать…
