защитницу в известность ставить и не будем! В общем, отчаливаю я сейчас в Мирград, — угрюмо пробасил Ратибор. — Там сыскать мне надобно одно чучело огородное по имени Плавудир. Вроде причастен данный дерьмоглот к печали нашей общей; посредничать удумал в этом мерзком дельце… Посему спросить с душегуба надобно по всей строгости: кто заказал нашу общую знакомицу, как отменить и где прикопать телеса… Его телеса, естественно… В принципе, последний вопрос лишний; много чести для этого навозника в земле покоиться! Лучше поросят, вон, подкормим… Они страсть как негодяев лопать любят, уверяю!..
— Я могу чем-нибудь помочь? — Мефодий выжидательно уставился на своего могучего собеседника.
— Можешь, — не стал отказываться от предложенной помощи Ратибор. — Как раз на дело доброе цацки с золотишком этого разношёрстного павлина пустишь…
— Чего надо-то? — нетерпеливо крякнул кабатчик. — Всё, что в моих силах…
— Избушку подлатай старой пигалице. А то совсем её перекосило… Лачугу, в смысле! Вся скрипит, ибо древняя, как будто не одну сотенку разменяла. Того и гляди дунешь, и усё развалится… Крыша наверняка прохудилась, тоже заделать надобно, ибо ветра по чердаку гуляют знатные… — Ратибор едва заметно ухмыльнулся. — Это я сейчас опять же про хибарку, ежели что…
— Понял, — Мефодий улыбнулся себе в бороду, — сделаем!
— А будет упрямиться да кочевряжиться, скажешь ей, что коли тянуть с ремонтом удумает и далее, рухнет черепичка прям на её склянки с книжулями бесценными и канут в Лету так старательно собираемые всю жизнь знания со снадобьями… Должно сработать! Ибо если молвить сей колючей каркуше, что мы затеяли эту круговерть канительную ради того, дабы она сама пострадать не имела возможности… Боюсь, Благана может в ответ и чирей на носу наколдовать в отместку за то, что время её драгоценное отнимаем всякими глупостями…
— Придумаем чего-нибудь, как уболтать нашу целительницу! — Мефодий осклабился. — Чай, не первый год знакомы; найдём уж подходец! Может быть…
— Вот и ладушки! Удачных поисков! Изба волшебницы на тебе! — Ратибор поднялся, бросив на стол один золотой. — За Балагура, что у тебя в стойле пару дней уж отдыхает, да за завтрак сытный. Ну и за припасы в дорогу. Хватит?
— Более чем, — кабатчик охотно сграбастал ценный кругляшок. — Но ты мог бы и не башлять из своих. С перстней толстосума столичного за траты расплатиться…
— Это на домишко Благаны, — молодой богатырь нахмурился. — Смотри не промотай на ерундень какую! Я ведь проверю!
— Да что ты, что ты!.. — Мефодий аж побагровел от возмущения. — Усё в лучшем виде поправим, сварганим, подлатаем да покрасим…
— Совсем уже эти столичные ополоумели, с конями балакают! — в этот миг, переговариваясь между собой, в таверну ввалились Збигнев с Будиколом, двое местных жителей среднего возраста и обычной, неприметной внешности, держащих в Зябкино по небольшому хозяйству со свиньями, козами, курами да парой-другой молоденьких дойных бурёнок.
— Меф! — крикнул тот, что пониже, Будикол, и настороженно покосился на могучего воина, обернувшегося на скрип входной двери. — У тебя в конюшне какой-то умалишённый боров в богатых радужных тряпках у доброго вороного скакуна прощение просит! Из столичных торгашей, что ль? Все они там с тараканами в башке!.. Пригласил бы ты этого купчишку к знахарке нашей, будку наплечную проверить на предмет сквозняка… Кажись, его знатно заштормило! — местные отрывисто загоготали, плюхнувшись за один из столиков. Первые посетители пожаловали в трактир. Не считая, конечно, Ратибора и Козлокия с его прихлебателями.
— Бывай, старый плут! — молодой богатырь принял у засуетившегося Мефодия туго набитую котомку со снедью походной, кивнул на прощание посторонившимся с его пути, пригорюнившимся Варнулу с Буславой и вразвалочку потопал на выход. — Коль Создатель не разведёт наши лихие стёжки порознь, ещё свидимся! — чуть не сорвавшаяся с петель от могучего хлопка входная дверь корчмы жалобно скрипнула, возвещая об отбытии из «Дальней дороги» могучего русича.
— Дай-то бог, славный витязь, дай-то бог… — прошептал вослед дюжему ратнику Мефодий. — Да пребудут с тобой мудрость Велеса и хладнокровие Перуна! Ну а мощь Сварога и так при тебе всегда…
Четыре с половиной дня спустя. Изба Ратибора
— Ну, здрасти! — могучий воин, весь в дорожной пыли, с ходу ввалился в родный дом, плюхнув на прикорнувший у входной двери в коридоре старый табурет куль с гостинцами довольно внушительного размера. Ратибор очень спешил воротиться как можно скорее, но пройти мимо разудалой мирградской ярмарки не смог; заглянуть на столичный базар с дальней дороги да затариться сладкими плюшками для близких ведь сами боги велели! Попытка таким образом откупиться от укоризненного взора Марфуши была хоть и изучена уже ей вдоль и поперёк, но это всяко лучше, чем ничего! Ибо с пустыми руками как-то уж совсем несподручно с похода в дорогую сердцу избушку возвращаться. Не поймут ни детки, ни жинка, да…
— Ба! Кого ента принесло к нам в хату! — раздался от кухни едкий, скрипучий голос. — И тебе не хворать, барашек ржавый!
— К вам в хату? Карачун, фекалька плесневелая, как ты сюда прошмыгнул⁈ — Ратибор, едва заметно вздрогнув, опасливо уставился на дородную, упитанную женщину лет пятидесяти на вид, чуть выше среднего росточка, замершую в противоположном конце коридора. Одна седая прядь уже прорезалась в её русых волосах, но морщинки пока что не особо тронули обветренное, загорелое, с правильными чертами лицо, проклюнувшись только возле колючих зенок слабо различимой паутинкой. Уверенно уперев руки в боки, неожиданная гостья насмешливо буравила неприветливым взглядом рыжебородого гиганта. — А-а-а, у-ф-ф, Дурынега, это всего лишь ты… А я уж было тебя за Карачунку, повелителя мрака, холода и нужника принял… Но как похож глас-то! Не отличить!..
«И каким ураганом шальным занесло к нам эту языкастую жучку?.. — тоскливо прикинул про себя враз опечалившийся ратник. — Сидела бы себе да сидела в своей халупе под Орёлградом, что недавно прикупила, похоже, от избытка кругляшей ценных да недостатка шариков мудрых в черепке… Нет, прикандыбала! Век бы ещё не видеть…»
— А ты где его слыхивал-то? Ну, голос тёмного божка? — между тем саркастически прошамкала пухлая тётка. — Никак, после бурной пьянки горячка белая тебя посетила? И да, меня зовут Душенега, остолбень криволапый! Когда уже зарубишь на клюве своём нахальном, ну что за память девичья⁈
