— А патроны к нему они вам подарить не догадались?
В точку! Судя по мгновенно скисшей физиономии лейтенанта, решением этой проблемы никто не озаботился.
— Никак нет, господин капитан!
— К тому же, данная модель не входит в число рекомендованных к самостоятельному приобретению и ношению. Поэтому, потрудитесь вернуть в кобуру уставной образец, а этот спрячьте подальше.
— Слушаюсь, господин капитан!
— Да, и что у нас, наконец, с потерями и трофеями?
— Убитых ни одного, — бодро доложил субалтерн, — раненых всего четверо. Точнее, раненых больше, но они решили остаться в строю. И один без вести пропал.
— Как пропал?!
— Видимо, убит был, а в темноте не заметили. И из вчерашних раненых сегодня ночью двое умерло.
Ладно, если пропавший сразу убит был, хуже, если раненого оставили. После сегодняшней ночи османийцы его вряд ли помилуют, и простой смертью он не умрет. Ну да теперь этого уже не узнаешь.
— Сколько осталось в строю?
— Сто двадцать два, господин капитан!
Двое суток и пятую часть роты, как корова языком слизнула. И раненых накопилось много, надо с ними что-то делать.
— Вот что, лейтенант, отберите среди раненых тех, кто может на лошади без седла удержаться, надо их отсюда эвакуировать. А я пока рапорт начальству напишу. Так сколько у нас трофеев?
— Винтовок взяли сто восемь, правда все без штыков. Револьвер — один. Лошадей — шесть. Жаль пушку не вывезли.
— А вам, лейтенант, смотрю, орден захотелось? Да не краснейте вы, будет вам орден, за ночную атаку заслужили.
— Премного благодарен, господин капитан!
— А револьвер я в рапорте указывать не стану, пусть у вас остается.
Алекс уже хотел было отправится обратно в палатку, заняться канцелярщиной, но тут один из наблюдателей доложил.
— Господин капитан, с той стороны белый флаг подняли!
Оба офицера быстро оказались у ближайшей амбразуры.
— Интересно, чего они хотят на этот раз, — удивился Саев.
— Вряд ли они решили сдаться даже после вчерашнего разгрома. Ладно, пойду, узнаю, а вы, лейтенант, займитесь ранеными.
И обернувшись к солдатам.
— Где вчерашняя портянка?
На этот раз толмач был один, зато солдат было двое. Один с флагом, второй вел в поводу лошадь. А на лошади… Вот и пропавший солдатик нашелся. Первым начал толмач.
— К сожалению, сам ярбай Озчелик не смог присутствовать здесь по причине полученного ранения. Мое имя Ялчин Текин. Я всего лишь скромный торговец…
— Если можно — короче, — потребовал Алекс.
— Хорошо, хорошо, — зачастил Ялчин. — Ярбай Озчелик приказал мне вернуть тело вашего воина, погибшего в ночном бою.
— Передайте ярбаю мою благодарность и сожаление, что нам пришлось встретиться как врагам.
Толмач-торговец, похоже, принял сожаление капитана всерьез.
— Да, вы правы, господин капитан, эта война такая неприятность для такого скромного торговца, как я. Одни убытки.
Спохватившись, что руоссийскому офицеру его убытки вряд ли интересны, Ялчин вспомнил о еще одной цели своей миссии.
— Кроме того, ярбай Озчелик приказал мне вручить вам эту вещь.
С необычайной для своего возраста прытью торговец метнулся к лошади и быстро вернулся с саблей, держа ее на вытянутых вперед руках.
— Извольте принять, господин капитан. В знак благодарности и за спасение жизни ярбая. Эти трусливые шакалы, — Ялчин бросил взгляд в строну османийских солдат, отважились вернуться в свой лагерь только перед рассветом. А некоторые, не вернулись вовсе, их ищут до сих пор. Так вот, если бы вы не приказали перевязать раны ярбая, он не дожил до утра.
Алекс взял саблю в руки. Работа явно османийская, но сама сабля сделана по бритунийскому образцу, что не удивительно, учитывая активное участие заморских советников в переформировании османийской армии, и огромное количество оружия бритунийского производства проданное султану.
Капитан потянул клинок из ножен, тот явился на дневной свет с легким шорохом. Солнечный луч упал на металл, явив взгляду затейливый волнистый узор. Дорогая, очень дорогая сабля, несмотря на простой, хоть и добротный эфес. Только зачем она ему? В фамильном особняке на стену повесить? А возить ее с собой только одна морока.
— Передайте ярбаю, что я очень признателен ему за подарок, но принять столь дорогую вещь не могу.
Капитан протянул саблю обратно, но торговец только руками замахал.
— Нет, нет, нет, не возьму ни в коем случае! Вернуть такой подарок — величайшее оскорбление! Но до вас-то ярбай Озчелик не дотянется, весь его гнев падет на меня, скромного торговца.
Своего командира Ялчин боится не на шутку и саблю не возьмет ни за что. Придется оставить себе.
— Хорошо, — согласился Алекс, — я не могу допустить того, чтобы пострадала ваша голова. Передайте ярбаю мою признательность. Если один из ваших солдат останется здесь, то мы вернем вам лошадь через десять минут.
На том и расстались. За стеной их уже ждали.
— Таропшин, убитого осмотреть на предмет ранений! И лошадь отвести назад.
— Слушаюсь, господин капитан!
Лейтенанта Саева заинтересовала принесенная капитаном сабля.
— От османийского ярбая, — пояснил Алекс, — которого я ночью приказал перевязать. Он же и убитого приказал отдать. А что там с ранеными, лейтенант?
— Готовы к отправке, господин капитан!
— Как только я рапорт напишу — отправляйте.
С ранеными пришлось отправить двоих здоровых. Количество штыков в роте сократилось до ста двадцати, считая обоих офицеров и фельдфебеля. А тут и унтер Таропшин прибыл с докладом.
— Одна пуля, господин капитан, прямо в сердце. Других ранений не обнаружено!
— Выходит, не мучился, — сделал вывод капитан. — Похороните его вместе со всеми.
По ритуалу следовало бы дать над свежей могилой салют, но сейчас было не до церемоний. Сверху из камней сложили пирамиду, в которую вставили кривой крест. Чахлые местные деревья прямизной своих стволов и ветвей не отличались.
Проводив взглядом уехавших раненых, капитан посмотрел на часы.
— День туда, день обратно. Надеюсь, это время мы продержимся, а там, либо, нам помощь пришлют, либо наше сидение здесь потеряет всякий смысл. Силы на Аладжу брошены немалые, долго османийцы там не удержатся.
В этом моменте капитан Магу был прав, подвергшиеся обстрелу из осадных пушек, полевые укрепления горы Аладжи были взяты решительным штурмом еще сегодня утром, но дождаться приказа о возвращении к основным силам полка, девятой роте было не суждено. До заката оставалось не более двух часов, османийцы весь день ничем своего присутствия не проявляли, и Алекс решил было прилечь, чтобы отдохнуть, но тут до него донесся крик одного из наблюдателей.
