Фон Бломберг ухмыльнулся:
– А как же. Нацисты любят громкие наименования, связанные с мистикой. Думаю, если я назову этот план, скажем, «Валькирия», то Гитлеру может понравиться.
Они пристально посмотрели друг другу в глаза, а потом вдруг одновременно расхохотались. Смеялись молодо и заразительно. Внезапно генерал-лейтенант опять стал серьезным. Он вздохнул и постучал пальцами по столу:
– Хорошо, допустим, СС и СА начали стрелять друг в друга и мы их остановили. Что потом, Вилли? Что потом? Ты что, действительно все же решишься устранить главу правительства?
– Густав, если глава правительства допускает внесудебную расправу даже над своими сторонниками, не говоря уже о политических противниках, это уже не глава правительства, а обычный бандит. Он дефакто мгновенно становится нелегитимным. Ты случайно не забыл, что в конституции написано? Сегодня он без суда стреляет своих, а завтра что – начнет стрелять тех, кто на него только косо посмотрел? Разве стране нужен такой первый министр?
– Хорошо, мы его арестовали, распустили всю его банду, самых непримиримых через военный трибунал отправили в тюрьму. Дальше что? Если мы скажем А, то придется говорить не только Б, но и В. Ты что, погрозишь ему потом просто пальцем, скажешь, мол, больше так не делай, а теперь забирай власть обратно?..
Военный министр зло выдвинул подбородок вперед и почти прошипел:
– Нет, мы не будем просто грозить пальцем, господин генерал-лейтенант. Запрет вожакам этой своры на участие в политике. Всем персонально, без исключения. Банальная люстрация. Пусть лучше малюют акварели или идут в бухгалтеры. Их участие в политике так же опасно, как опасно оставлять насильника наедине с ребенком. Необходимо ввести закон об экстремизме, по которому все радикальные правые и левые призывы и действия объявляются незаконными. Четкое и бесповоротное разделение всех трех ветвей власти, закрепленное в конституции. Суд присяжных. Двухпалатный парламент. Свобода прессы и индивидуального слова как непреодолимое право. В стране объявляется переходный период, на который вся власть передается президенту. Все партии опять разрешаются. Объявляются новые выборы, после которых страна входит в конституционное поле, а армия возвращается в казармы, добровольно себя самоограничивая от власти, оставаясь при этом гарантом безопасности страны только в случае внешней агрессии. Точка.
Начальник генерального штаба как-то неопределенно улыбнулся и чуть пожал плечами:
– Тебе не кажется странным, что мы, военные, начинаем поднимать вопросы, о которых задумываться не обязаны?
– Кажется. Мне много чего кажется странным, Густав, – фон Бломберг внезапно вызверился, со всего маха стукнул кулаком по столу и яростно зашептал: – Мы военные, к свиньям собачим, а не политики. Нас вообще на пушечный выстрел нельзя подпускать к власти. Иначе мы можем такое устроить, что Гитлер с его черными СС и Рэм со своей коричневой бандой просто покажутся мальчиками из церковного хора. Где они, эти гребаные политики, которые должны все это контролировать? Куда они все подевались? Почему сидят тихо, как мыши под метлой? Почему именно мы с тобой, два боевых генерала, тут рассуждаем о свободе слова и демократии? Что вообще за хрень происходит? И вообще, кто эту сволочь из НСДАП поддерживает, и на кого они так мощно опираются, если, судя по всему, против них начинают с такой большой осторожностью играть даже чрезвычайно серьезные люди, как Юргенс со своими очень большими деньгами? А ведь нацисты уверены, что сила на их стороне. Вот что особенно странно, господин генерал-лейтенант.
Он резко замолчал и несколько мгновений сидел с выражением гадливости на лице. Потом откинулся в кресле, несколько раз глубоко вздохнул и уже ровным, спокойным голосом проговорил:
– Думаю, что вот этими нашими мыслями и разработками необходимо будет поделиться с Юргенсом. Я просто уверен, что у его команды есть некоторые планы на будущее. Не может он нам просто дать информацию и пустить потом все на самотек. Скорее всего, он ожидает от нас вот таких решений, о которых мы сейчас говорили, Густав…
Решив, что на сегодня достаточно заниматься этой так неожиданно возникшей проблемой, они еще некоторое время поговорили о текущих делах, а потом тепло распрощались. Выйдя из кабинета военного министра, начальник генерального штаба неторопливо прошел в свое крыло здания, рассеянно кивая по дороге козырявшим ему офицерам. Приказав своему адъютанту не беспокоить его в течении получаса, генерал-лейтенант закрылся в своем кабинете, закурил в очередной раз за сегодняшнее утро и стал задумчиво рассматривать небольшой столик, на котором в ряд стояли несколько телефонов. На нем совершенно недавно появился еще один телефонный аппарат, подключенный двумя незаметными связистами, которые из-за странного стечения обстоятельств не значились в списке личного состава роты связи, обслуживающей военное министерство. По-видимому приняв какое-то решение, начальник генерального штаба решительно поднял трубку и набрал короткий номер. После двух коротких гудков ему ответил властный голос на другом конце провода:
– Заместитель директора Анэнербе штандартенфюрер Виллигут у аппарата.
Генерал-лейтенант почему-то хрипло произнес:
– Добрый день, Карл.
– Рад вас слышать, генерал-лейтенант. Что-то случилось?
– Да, случилось. Нам надо встретиться.
Человек на другом конце линии на мгновение задумался:
– Знаете тихое кафе на Александерплац под названием «У Мартина»?
– Знаю.
– Буду ждать вас там через два часа. Думаю, напоминать вам, что вы должны быть в цивильном, будет излишним.
– Я понимаю.
– Прекрасно.
В телефонной трубке раздались короткие гудки…
Заместителю начальника Абвер
капитану первого ранга рейхсмарине
господину Канарису
Строго секретно
Экз. единственный
Дата: 04.06.34 г.
Рапорт № 33/023
Во исполнение Вашего приказа № 017/54 от 01.04.34 года по контрразведывательной работе среди высших офицеров рейхсвера техническими специалистами отдела было установлено специальное оборудование в кабинете военного министра, с последующей стенографией прослушанных бесед.
Исполняя Ваш приказ, передаю Вам в напечатанном виде запись беседы, состоявшейся сегодня с 11.10 по 13.18 между генерал-полковником фон Бломбергом и генерал-лейтенантом фон Фричем.
Начальник отдела 1-I/Lw капитан РенкеВнимательно прочитав рапорт, Канарис отложил его в сторону и принялся сосредоточенно изучать предоставленные ему распечатки. Дочитав их до конца, поднял трубку городского телефона и набрал пятизначный номер. Почти сразу на другом конце провода ему ответил оптимистичный голос:
