“Наконец, подавленный печалью и скорбью, я забыл всецело и себя самого, и весь мир, и все, что в мире, не держа на уме совершенно ничего из всего видимого.
Тогда опять явился Ты – невидимый, неосязаемый, неуловимый. Я чувствовал тогда, что Ты очищал ум мой, открывал пространнее очи души моей и давал мне видеть славу Твою обильнее; и что Сам Ты увеличиваешься паче и паче, и блистанием паче и паче расширяешься. И мне казалось, что с удалением тьмы Ты приближаешься ближе и ближе…
Таким образом, о Владыка, мне казалось, что Ты, недвижимый, грядешь, неизменяемый, увеличиваешься, не имеющий образ, приемлешь образ… Так и Ты, когда очистил совершенно ум мой, явился мне ясно во свете Духа Святого.
Тогда Ты сделал, что я вышел из мира сего, – мне кажется, скажу так, – и из тела моего; потому что Ты не дал мне уразуметь сие до точности. Но ты снял чрезмерно и, – как мне казалось, – явился во мне всем, видевшем добро.
Когда я спросил Тебя, говоря: “О, Владыка! Кто – Ты?”, тогда Ты в первый раз сподобил меня, блудного, услышать и сладчайший глас Твой; и (Ты) столь сладко и кротко беседовал со мною, что я пришел в исступление, изумился и трепетал, помышляя в себе и говоря: “Как это славно и как блистательно! Как и за что удостоился я таких благ!”
Ты сказал мне: “Я – Бог, соделавшийся человеком, по любви к тебе. Так как ты взыскал Меня от всей души, то отныне будешь ты Братом Моим и другом, и сонаследником” (Гал. 4, 5, 7; Евр. 11, 9). – Слыша это, я весь вострепетал, иссякла вся сила моя, и едва не вышла душа моя! Опомнившись немного, я отвечал: “И кто есмь я, Господи! И какое добро сделал я, окаянный и бедный, что удостаиваешь меня стольких благ и делаешь меня соучастником и сонаследником славы Твоей?” – держа при сем на уме, что эта слава и радость выше всякого ума. – Ты же, Владыко мой, Христе, опять сказал мне: “Я говорю с тобой, как друг с другом, чрез Духа Святого, Который вместе со Мною говорит тебе. Это даровал Я тебе за одно твое произволение и веру, – и дам еще больше сего. Ибо Ты, созданный Мною нагим, кроме (без) произволения твоего; что другое имеешь ты, или имел когда-либо собственно твое, чтоб Я принял то от тебя и вместо того даровал тебе это? Впрочем, но если не отречешься ты совершенно от тела, то не увидишь совершенного и не можешь получить его всего здесь”. – Когда я сказал на это: “Господи! И что другое блистательнее и выше сего? Для меня довольно в такой славе быть и по смерти”. – Тогда Ты опять ответил мне: “Чрезмерно мала душа твоя, человече, если ты довольствуешься только таким благом! Ибо оно, в сравнении с будущим, похоже на то, как если бы кто нарисовал небо на бумаге и держал ее в руках: сколько разнится нарисованное небо от истинного, столько, или несравненно более, разнится будущая слава от той, какую видишь ты теперь!” Сие сказал Ты и умолк, и мало-помалу скрылся от очей моих Ты, сладчайший и добрый Владыка мой. И не знаю: я ли отдалился от Тебя, или Ты отошел от меня? – Впрочем, мне думалось, будто я пришел откуда-то и вошел в мое жилище; а тут и совсем пришел я в себя.
После сего, вспоминая красоту славы Твоей и Твои слова, Владыка, я – плакал: и когда шел, и когда сидел, и когда ел, и когда пил, и когда молился – и имел неизреченную радость, что познал Тебя, Творца всяческих. Да и как мог я не радоваться?…
Пошел я однажды приложиться к святой иконе Пречистой Матери Твоей и припал к ней, умоляя Ее, – Ты, прежде чем я встал, явился внутрь бедного сердца моего, сделал его все – светом. Тогда я познал, что воистину имею Тебя в себе. С того времени я стал любить Тебя, не от одной памяти, то есть не оттого только, что вспоминал Тебя и славу Твою, но оттого, что уверовал воистину, что имею внутрь себя – Тебя”.
“Итак, если я (уже) имею Тебя, чего и надеяться мне более? И Ты опять сказал мне:
…Старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутрь себя… Поступая так, ты удостоишься потом, по смерти, увидеть Меня… Если же не станешь так делать, то все дела твои и труды, и эти слова не принесут тебе никакой пользы; и напротив, послужат к большему осуждению твоему… Кто испадает от Моей любви и дружбы, тому невозможно уже жить! Тотчас обнажается он от всех благ и предается в рабы врагам Моим и его; которые как только примут его, устремляются на него с крайним неистовством и зверством, по причине прежней любви его ко Мне”.
“Так, Всесвятый Владыко, так воистину бывает. И я верую Тебе, Богу моему; и припадая, умоляю Тебя: сохрани меня, грешного и недостойного, Ты, явивший милость Свою ко мне… Ты ведаешь немощь мою, знаешь бедность и совершенное бессилие…Да будешь Ты во мне, и я – в Тебе” (494-502). Чрезвычайно необычайны оба эти “Слова”! Но чрезвычайного по существу нашей веры здесь мы ничего не видим. Например, вот что пишет кратко о себе апостол Павел: “Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать” (2 Кор. 12, 2-4).
Совершенно то же самое говорил о себе и преп. Симеон, как мы видели это.
Наш почти современник, преп. Серафим Саровский, так же, по молитвам своим, был восхищен в обители Божии (Ин. 14, 2, 3), о чем он сообщил сам. Когда же его спросили рассказать о них подробнее, то он смиренно и правильно ответил: “если сам батюшка (так он и выразился) ап. Павел не смог пересказать, что он видел в раю, то где же мне, убогому Серафиму, объяснить это!”
Но более всех убеждает нас Сам Господь Иисус Христос, Который свидетельствует, что Он сошел с неба и потом вознесся туда же; Который все время говорит об Отце и Св. Духе; Который явно свидетельствовал, что идет приготовить обители для верующих; Который разбойнику сказал: “днесь со Мною будешь в раю”; Который учил о Страшном Суде, на коем решено будет: праведникам идти в блаженную жизнь вечную, уготованную Отцем от создания мира; а грешникам уготована мука вечная – то каких еще нужно свидетельств?! А Христос Господь сказал о Себе евреям: “кто из вас обличит Меня в неправде?” (Ин. 8, 46). А в беседе Он сказал Никодиму:
“Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели…” (Ин. 3, 11).
Достаточно нам и этих свидетельств о религиозном опыте! Св. Симеон о том же рассказал лишь подробнее. Церковь же всегда знала это!
Свобода воли
Казалось бы, что вопросы о вере кончены: старались мы “показать” закономерность ее с разных сторон.
И все же остается еще один пункт, который нам покажется (по крайней мере – для иных, и иногда), может быть, нужен для окончательного решения: верить или не верить?
И такое духовное состояние может быть или очень редко, или же этот вопрос может ставиться многократно.
Такое состояние действительно бывает: это говорит нам опыт. Вот, кажется, все доказано “за” веру. И вдруг встанет вопрос: “да так ли”? И тогда все наши “доказательства” окажутся малодейственными. Между тем вопрос этот так или иначе нужно решить: оставаться в недоумении или быть “агностиком” долго нельзя; это было бы мучительно.
Вот в таком состоянии и есть еще последний выход: это – наша свободная воля, свободное избрание решения.
Это мы свидетельствуем на основании опыта; а к нему присоединим и богословские наши мысли, чувства, пережитые нами, или – тоже переживания. Но они являются уже после факта переживания: объяснения его приходят уже потом. Вот что переживалось нами.
Человек останавливается на перепутье: да или нет? Уверую или “не знаю”? До конца убеждающих данных будто нет!
И мы думаем: так именно и бывает, так именно даже и должно быть в конце концов! Почему?
“Доказательность” – принудительна. Тут уже выбора нет, наша свободная воля здесь не участвует: следовательно, нет и добродетели, “заслуги” нашей.
Нет, далее, и милости Божией, нет и окончательного “откровения” Божия, или Самого Бога нам. И мы остаемся – “сами с собою”, со своим “умом”, с фактами, даже – с опытом. Что же остается делать?
Вот тут и вступает в действие наша “свободная воля”. Каким образом?
Она не видит “принудительных”, обязательных “доказательств” ни в ту, ни в другую сторону. Или, во всяком случае, “не видит” или “не чувствует” абсолютного аргумента в пользу веры. Или просто: после всех, даже убедительных, доказательств становится этот вопрос: а так ли? Возражений никаких нет, но так ли?
Вот в таком состоянии и потребуется решение свободного выбора: “верую”!
Человек – помимо всяких принудительных “доказательств” или каких бы то ни было “соображений” (о целесообразности, практичности, даже фактичности) – определяет себя – к “верую”.
И мы это говорим: “Да”!
Это действительно так и бывайте. Это и должно быть.
И вот почему.
