— Весьма разумный план, государь. Но эти три отряда толком не сколочены, хотя солдаты воевали с пруссаками. Все зависит от офицеров, я с ними говорил — они достаточно опытны для предстоящего дела. Теперь я убедился, что вы знаете гораздо больше, чем мне сказали, государь, — фельдмаршал усмехнулся и неожиданно громко сказал:
— Вот теперь я приму командование над армией, государь. А ты будешь учиться воевать. Но это не значит, что твои решения и замыслы будут отвергаться — просто тебе нужно научиться не только вести войска, но и придерживаться плана войны.
— Благодарю, фельдмаршал, — Иван Антонович склонил голову, восхищаясь Минихом. Старик его прощупал разговором и счел, что «безымянный узник» вполне достойная кандидатура на царствование. От сердца немного отлегло — родилась уверенность в благоприятном результате. И тут от фельдмаршала последовал вопрос, который Никритин от него и ожидал — старик не мог упустить важную деталь.
— Государь, а для чего ты приказал собрать во всех этих трех отрядах только одинаковые фузеи?
— А вот для чего, — усмехнулся Иван Антонович и достал из кармана свинцовую пулю, весьма необычную для этого времени — продолговатую, а не круглую. Именно ее изготовлением вот уже с утра были заняты работники крепостной мастерской…
Глава 9
— Я даже не знаю, жив ли ты, сын мой, или умер… Я рад был тебя видеть здоровым и взрослым — ведь тебе уже 24 года. Ты государь огромной державы, но ты такой же несчастный узник, как мы все. Так, или иначе, но пройдет время, и мы встретимся с тобой в другом мире, счастливом и справедливом, где не будет горести и печали…
Сильно постаревший мужчина поднялся с деревянного кресла и подошел к узкому оконцу, закрытому рамой с небольшими пластинками мутного стекла. Внизу была видна высокая ограда — обычный бревенчатый тын, кусты и деревья с зеленой листвой, высокая колокольня и стены величественного собора. Вот только за долгие двадцать лет он еще ни разу не выходил за пределы дома и двора, навечно заключенный под его давящими каменными сводами вместе со своим несчастными детьми. Ради которых он и жил теперь, влача существование, хотя мог давно выехать на милую родину, в далекое от русского севера герцогство Брауншвейгское.
За него русских императриц Елизавету и Екатерину постоянно просила датская королева Юлиана Мария, младшая сестра, а также брат Фердинанд, ставший фельдмаршалом, один из лучших полководцев короля Фридриха II Прусского, которому Антон-Ульрих приходился племянником. Слишком переплетены были родственными узами правящие дома Священной Римской империи, как между собою, так и с другими европейскими монархами, включая далекую Россию.
Русским императрицам не было резона ухудшать отношения с правителями из других стран — несколько раз через своих посланцев государыни предлагали Антону-Ульриху выехать из страны, препятствий к этому не было никаких — он сам не представлял ни малейшей угрозы их царствованию. Но не его дети, рожденные от Анны Леопольдовны, умершей после родов 16 лет тому назад — они родные братья и сестры правившего императора Иоанна — пусть даже он был младенцем и находился на троне всего год. Но первенец был законным монархом, в отличие от занявших престол женщин. И с его профилем изготавливались монеты, которые потом изымались из оборота, и подвергались перечеканке. А всем подданным грозили самими жестокими карами за хранение рублей и полтин с ликом ныне «безвестного узника», заключенного в каземате одной из крепостей.
Так что и сам первенец Антона-Ульриха, и его родные братья и сестры как возможные наследники престола, представляли нешуточную собой угрозу для правящих ныне Россией особ.
— Сколько мне еще здесь находится?
Слова зависли в воздухе, а вопрошающий склонил голову — «холмогорские узники» уже смирились с собственной судьбой, пусть столь жестокой, но их скорбная жизнь, в невзгодах и лишениях, порой голодающими и замерзающими, продолжалась…
Антон-Ульрих, принц Брауншвейг-Беверн-Люнебургский, отец императора Иоанна III Антоновича, генералиссимус российских войск был еще не так стар, как выглядел — через пять недель ему должно было исполниться ровно полвека жизни, из которой почти половину он провел под стражей как особо опасный преступник. Но к этому он относился уже спокойно, прекрасно понимая, что такова плата за власть!
Он приехал в заснеженную Россию совсем еще юношей — таков удел всех династических браков, заключаемых исключительно по государственному расчету. Династия Вельфов знатнейшая и древнейшая во всей Европе, а он принадлежал к ее Вольфенбюттельской ветви, рядом с которой родовые корни правящей ныне императрицы Екатерины Алексеевны, немецкой принцессы Софьи-Фредерики Ангальт-Цербстской, не более чем побеги зловредного сорняка на ухоженном огороде.
Ему в жены была предложена племянница всемогущей императрицы Анны Иоанновны, названная в ее же честь, дочери московского царя Иоанна II Алексеевича, совместно правившим со своим сводным младшим братом Петром, который по окончании Великой Северной войны был провозглашен императором Всероссийским. Отец избранницы Карл Леопольд герцог Мекленбург-Шверинский сознательно выбрал себе в жены Екатерину Иоанновну, мать будущей супруги Антона-Ульриха. Древность крови владетельных герцогов Священной Римской империи просто была обменяна на помощь могущественного московского царя, потомка худородных бояр Романовых, обычных служилых дворян, которых тьма повсюду. Но лишь по капризу Фортуны выбранных на царство, отодвинув от престола древние княжеские рода Рюриковичей. И цепко ухватившись за скипетр и державу, как хватается за чужой кошелек мелкий воришка…
— Моя вина, моя судьба, — прошептал Антон-Ульрих, вспоминая недолгие дни правления своего первенца, при котором они с супругою вместе были отстранены от правления, а власть досталась по завещанию Анны Иоанновны всемогущему герцогу Курляндскому Бирону, объявленному регентом при малолетнем императоре.
Бирон обращался с супругами пренебрежительно, всячески оскорбляя и принижая их, грозя отобрать сына, а их самих выслать из страны. Супруга Анна Леопольдовна всегда относилась к нему пренебрежительно, с первого дня знакомства, и возненавидела после свадьбы. Да и как ей красивой женщине любить невзрачного, невысокого роста заику, тем более скромного и по характеру мягкого и податливого.
Но в эти дни они стали союзниками, и, стремясь отстранить Бирона от власти, организовали заговор. Кто-то донес — вполне житейское дело. Главари неудавшегося переворота — кабинет-секретарь Яковлев, офицер Пустошкин с товарищами были выдраны кнутом и отправлены в Сибирь, а родителям сделано самое строгое внушение. Принца заставили написать просьбу об отставке со значимой должности подполковника лейб-гвардии Семеновского и лейб-кирасирского полков, пригрозив, что в случае других попыток с ним поступят жестоко — как с любым подданным империи.
Правда, Бирон тут же сделал иезуитский ход — повелел выплачивать родителям двести тысяч рублей ежегодно на содержания. Для Антона-Ульриха сумма значительная, а вот для Анны Леопольдовны, привыкшей к роскоши — сущие мелочи. Жене с ее любимой подругой Юлией Менгдем их просто не хватало — уходили на подарки и «булавки». Отчаявшись, принц обратился за помощью к фельдмаршалу Миниху, и тот уже 8 ноября 1740 года положил конец правлению Бирона, арестовав его темной ночью, и заключив под стражу вместе с клевретами.
Обьявив Анну Леопольдовну регентом, Миних уступил дарованный ему чин генералиссимуса Антону-Ульриху. Это и сгубило его положение — привыкшая верить интриганам Анна Леопольдовна отстранила свою единственную защиту и опору в сторону — фельдмаршал перестал контролировать ситуацию, чем воспользовалась Елизавета.
До того ведшая себя очень тихо «дщерь Петрова» тоже решила сыграть в переворот, но была поймана на «горячем» за руки — доносчиков при любом Дворе хватает во все времена. Лизка со слезами на глазах стоящая перед Анной Леопольдовной, вымолила себе прощение на коленях, страшась вечного заключения в монастырь. Ее простили, поверив словам, и как вскоре выяснилось — совершенно напрасно.
