Вздохнув, Марон с сожалением откладывает пергамент в сторону
— Ладно, Марк, завтра еще поговорим с тобой об этих твоих …стременах. Вещь, кажется полезная. А сейчас нам нужно идти. Пришло время для ритуала погребения погибших легионеров…
* * *
Церемония похорон и поминовения крайне важна для любого римлянина. Он свято верит — душа человека бессмертна до тех пор, пока жива память о нем. А значит, нужно сделать все возможное, чтобы окружающие помнили о тебе, как можно дольше. Богатые ради этого строят помпезные гробницы и огромные мавзолеи, затмевающие своей роскошью даже храмы, бедные в лучшем случае довольствуются скромным надгробием на могиле. У первых на стенах гробницы многочисленные эпитафии — подробное жизнеописание с перечислением всех регалий и достижений покойного при его жизни. У вторых — лишь имя, да место рождения.
Как продолжение надежды на счастливое пребывание в загробном мире, существует в Риме весьма странный обычай — устраивать захоронения прямо у оживленных дорог, чтобы проходящие мимо путники увидели и прочитали твое имя на надгробии. Раз имя прочитано — значит, память о тебе продолжает жить. Оттого иные римские дороги больше похожи на кладбищенские аллеи. И недаром в римском праве есть суровое наказание под названием “проклятие памяти” — это когда уничтожаются все упоминания о преступнике — его статуи, его имя в документах и летописях, надгробные и настенные надписи.
Так стоит ли удивляться, что и римские легионеры, чья жизнь постоянно подвергается риску, и чей удел находиться полжизни вдали от родных, придают процессу погребения большее значение? В легионе традиции связывают солдат узами товарищества, которые вполне заменяют им семейные и родственные. И они обязывают не только помогать друг другу во время службы, но и достойно похоронить погибших. А потом не забывать их и поминать после смерти, гарантируя бессмертие боевым друзьям. И конечно, солдатские захоронения римлян тоже постепенно превращались в кладбища вдоль дорог, что ведут из военного лагеря.
Выходя из шатра легата, я глубоко вздохнул, окунаясь в звучащее Слово. Оно понесло меня по закоулкам памяти.
До Августа немногие легионеры могли позволить себе полноценные похороны, поэтому для достойного погребения еще при нем в легионах начали появляться похоронные кассы и похоронные общества. А со временем участие в них и вовсе стало обязательным. Каждый отчисляет деньги из своего солдатского заработка в общий «похоронный фонд», из которого потом оплачиваются его похороны, поминовение и траурная трапеза. Потом товарищи устанавливают на могиле сослуживца надгробие, на котором перечислены его имя, место рождения, звание, подразделение, возраст, стаж службы и даже имена его наследников. Существуют и братские могилы легионеров, в которых даже после смерти боевые товарищи продолжают оставаться вместе, в одном строю.
Вот и сейчас организаторы похорон сделали все возможное, чтобы достойно почтить память павших в бою. Тела погибших подготовлены к погребению: омыты горячей водой, смазаны благовониями, завернуты в саван и одеты в чистую одежду. На грудь положены военные награды, если они были у солдата при жизни — это бронзовые медали фалеры и браслеты. Лица мертвых открыты и спокойны, лишь у одного оно скрыто восковой маской — видимо, изуродовали в бою ударом меча. Во рту у всех монетки для уплаты Харону за переправу через реку Стикс. Погибшие лежат в наскоро сколоченных ящиках, снабженных длинными ручками для переноса, которые уже установлены на временном помосте на претории. Рядом с ними в курильницах дымятся благовония.
У живых было время обустроиться в лагере, передохнуть, привести себя в порядок и поужинать. Теперь пришло время отдать дань погибшим. Легионеры ровными шеренгами выстроились на претории, и хоть на лицах солдат читается усталость, вид у них вполне бравый — все они в полной боевой экипировке, в доспехах и с оружием. Чуть подрагивают на ветру сигнумы нескольких центурий, с имаго взирает на нас суровый лик императора. Все знаменосцы тоже при полном параде — со звериными шкурами надетыми поверх шлемов. И это часть ритуала воздаяния военных почестей погибшим легионерам.
Чем больше наблюдаю римскую армию изнутри, тем больше поражаюсь: сколько же традиций мы переняли от нее. Да, вооружение совсем другое и методы ведения войны кардинально изменились за две тысячи лет, но вот какие-то основополагающие вещи, какие-то воинские обычаи и ритуалы — это все осталось практически неизменным. Стоят суровые римские парни с загорелыми, обветренными лицами, стоят ровными шеренгами, сжимая в руках копья и щиты. Но замени на них одежду, дай им другое оружие — и тут же перенесёшься на две тысячи лет вперед. Строгая дисциплина, постоянные тренировки, строевая муштра, команды, структура подразделений, служебная переписка — все это родом из древнеримской армии. И даже стелы на братских солдатских могилах — тоже римская традиция.
На возвышение в центре претория поднимается Аппий Марон. Мы с Тиллиусом скромно подходим к кучке штабных офицеров. Наш «дженераль» задвигает пламенную речь. Короткую. Минут на пятнадцать. Зато вдохновляющую и патриотическую. Про то, что Рим велик, силен и всегда готов дать отпор врагу. Что любой враг бросивший ему вызов, будет уничтожен. И кто бы ни попытался восстать в провинциях, до него доберутся и сотрут с лица земли. Ибо Рим всегда действует по принципу: «Si vis pacem para bellum» — хочешь мира, готовься к войне. И оплот римского понятия о мире — его непобедимые легионы. То есть мы.
Потом были короткие похвальные речи о заслугах погибших — панегирики, их произносят сотники центурий, в которых они служили. Наконец, траурная процессия, сопровождаемая факельщиками и горнистами, потянулась из каструма к месту погребения. Но отправился туда далеко не весь личный состав, а только те центурии, в которых служили погибшие. И поскольку один из убитых был из центурии Фламия, мы с Тиллиусом тоже идем.
Оказывается, рядом с лагерем, у дороги уже есть небольшое солдатское захоронение, просто могил там пока совсем немного, оттого я и не заметил их сразу на обочине. В пылу битвы не до того было. Мы идем ровным строем в скорбной тишине, впереди легат и знаменосцы со штандартами центурий. За ними несут “гробы” ближайшие друзья убитых, их боевые товарищи. Остальные легионеры растянулись по дороге траурной процессией.
Были бы мы в Иерусалиме или в Кесарии, тела погибших, скорее всего, сожгли бы на погребальных кострах, а после их прах собрали в специальные урны и захоронили. Но в походных условиях гораздо проще предать тела убитых земле — с дровами напряженка. Тем более, что здесь — в Иудее, осквернения могил можно не опасаться. Для еврея прикоснуться к мертвому телу чужака — это в первую очередь греховно осквернить самого себя. Да и лагерь рядом — дежурный гарнизон может жизни лишить за надругательство над солдатскими захоронениями.
Братская могила уже заранее вырыта, потом поверх захоронения будет насыпан небольшой холм и чуть позже установлена общая стела с именами погребенных. Сверху перед стелой положат плоскую каменную плиту, которая в дальнейшем послужит столом для поминальных трапез сослуживцев. Но это все дело будущего, их ведь еще нужно изготовить в Кесарии или Иерусалиме и привезти сюда. А пока место отметили четырьмя столбиками, а на могиле совершили первые жертвоприношения — полили ее водой, вином, оливковым маслом и медом. Марон, как старший по званию, взял в руки лавровую ветвь и, обойдя собравшихся, окропил нас чистой водой. А затем отпустил всех ритуальной фразой: “Duis nunc” — “Вы можете уйти”.
Все. Первая часть похорон на этом закончена. Но завтра обязательно будет продолжение — заклание на лагерном алтаре жертвенного барана, причем обязательно черного. И потом раздача его мяса легионерам, чтобы они помянули товарищей. А кровью жертвенного барашка щедро польют братскую могилу. Этим тоже займутся организаторы похорон из ауксилариев, поскольку штатные жрецы вроде армейских капелланов, в легионах не предусмотрены. Здесь все поклоняются такому количеству богов, что никаких жрецов на огромную римскую армию не хватит.
