Даже наблюдатель от британской короны выразил свое удивление эффектностью оформления зала, банально отвесив челюсть и с трудом ее подобрав. А уж про делегатов с Окинавы или из горных аулов Кавказа и речи не шло. Единственное, чего, на взгляд Императора, не хватало залу — это нормальной вентиляции и хороших колонок с микрофоном. Но звукоусиление он решил приберечь для коронации, хотя имел все необходимое для реализации его на Соборе.
Наконец все собрались и расселись. Нужно было начинать. Однако Александр медлил, внимательно вглядываясь в лица присутствующих людей и пытаясь понять их настроение. Впрочем, его промедление со стороны было практически незаметно, ибо те три секунды разлились в долгие минуты лишь в его голове. Окинув взглядом зал, Император поднял взор наверх, к осветителям, они махали руками, демонстрируя готовность начинать. И Саша вышел. Время снова растянулось, мгновения потянулись невыносимо долго. Он как будто не шел, а медленно, сонно двигался, еле двигая телом. Вот повернулись первые зрители, заметив появление новой фигуры. Вот началась волна встающих людей, желающих поприветствовать Императора.
Александр зашел на трибуну и секунд пять стоял перед приветственно гудящим залом, после чего поднял руку, усаживая всех на свои места.
Наконец наступила тишина, и более тысячи человек устремили взор на Императора в ожидании речи. Но прошло секунд двадцать, прежде чем он начал свое выступление:
— Товарищи! Я рад вас приветствовать на этом знаменательном собрании. — Александр говорил медленно, тщательно выговаривая каждое слово и внимательно следя за реакцией зала. Особенно Император не затягивал, ограничившись лишь небольшим вступительным словом примерно на десять минут. Так что очень быстро он смог заняться наблюдением за сценарием очередного «демократического процесса», заранее спланированного и подготовленного. Впрочем, о существовании чего-то другого он никогда и не слышал.
* * *
— Ваше Императорское Величество, — попытался отвлечь от наблюдения за залом Сашу Дукмасов, — позвольте вас спросить?
— Да, конечно, спрашивайте, — ответил Александр, продолжая рассматривать то, как делегаты реагируют на слова докладчиков о сельском хозяйстве.
— Как вы себя чувствуете? Такой поразительный театр! Никогда не думал, что зрители будут так увлеченно играть свои роли, даже не ведая того.
— Хорошо чувствую. Демократ из меня не очень хороший, поэтому я серьезно сомневался, что получится эту комбинацию провернуть. Прям кукловод какой-то. А сейчас смотрю — все получается. Оттого и настроение на высоте, да самочувствие отменное.
— Но ведь это же не демократия!
— Это как раз настоящая демократия. — Александр лукаво улыбнулся уголками рта. — Не понимаете?
— Никак нет.
— Демократия в чистом утопическом виде — это тогда, когда важные решения принимает бестолковое и несведущее большинство, а не сознательное меньшинство. Красивые лозунги, громкие заявления, эффектные жесты. — Александр усмехнулся. — Обычный популизм. Едва ли один из сотни хотя бы слышал о том, какие проблемы приходится решать руководителю, не говоря уже о том, как и в каких условиях. Дураков всегда было, есть и будет больше, нежели умниц, а потому пусти все на самотек, и неразумные «товарищи» со своими бредовыми идеями окажутся у власти. К чему это приведет? Исключительно к трагедии. Очень хороший пример тому шляхта, что сама довела свою страну до краха и несмываемого позора. Поэтому если без демократии не обойтись, то к ней нужно относиться как к лошади. То есть чтобы она уже поехала вперед, ее нужно пришпорить и показать, кто тут хозяин. А то и помимо шпор еще нагайкой по крупу приласкать.
— Но ведь в том же САСШ…
— В САСШ никогда демократии и не было! — перебил Дукмасова Александр. — Одна сплошная иллюзия. Спектакль. В реальности там управляют крупные банкиры и промышленники. Точно так, как и в Великобритании. Да и вообще везде, где пытаются говорить о свободах, правах и прочих высокоморальных вещах. Вы Гете не увлекались?
— Нет, не приходилось.
— А зря. Он очень весело посмеялся над порывами построить «справедливое общество», поясняя это пренебрежение фразой: «Нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Не верь обещаниям популистов — они либо тебя обманывают, либо манипулируют, что, в общем-то, одно и то же.
— Если все так плохо с этой навязчивой идеей, то зачем вы с ней связались?
— Не стоит путать демократию как цель и как инструмент. Наша Империя так долго была глуха к своим подданным, что они потеряли в нее веру. Я же, используя определенные общественные инструменты, предлагаю людям почувствовать свою полезность и нужность для общего дела. Позволяю им прикоснуться к телу Империи, а не только шаркать ножками в сенях. Или вы серьезно думаете, что я позволю людям, которые с трудом вообще представляют себе природу государства, решать какие-либо серьезные вопросы? Или того хуже, предоставлю вожжи управления державой в руки каким-то сумасшедшим идеалистам, что ради навязчивой идеи готовы будут разрушить все, что с ней не очень вяжется? Вы действительно хотите увидеть реки крови и общественный хаос?
— Конечно, нет, Ваше Императорское Величество, мне было просто любопытно. — Георгий потупил взгляд, выражая раскаяние за свою неразумность.
— Это похвально. Может, у вас есть еще какие наболевшие вопросы, которые вы стеснялись задать? Времени у нас много. Спрашивайте, я постараюсь ответить. Если, конечно, они в рамках моей компетенции.
— Я читал материалы по итогам Берлинского конгресса, но так и не понял, как получалось так, что обсуждали присоединение Саксонии к Пруссии, а в итоге попросту разделили земли Германского союза между шестью государствами.
— Тут все просто. Россия забрала у Пруссии провинцию Пользен, что компенсировало присоединение к ней Саксонии. Однако желание герцога Брауншвейга войти своими землями в состав Прусского королевства смешало все карты. Ведь включение герцогства создавало коридор между основными владениями королевства и западным анклавом. Этот шаг герцога привел к большому торгу за влияние в регионе. Который, собственно, и затянул конгресс. Франция стремилась компенсировать серьезное усиление Пруссии. После долгих споров решили пойти по тому пути, который уже помог сгладить противоречия во время Венского конгресса, упразднившего большое количество малых независимых государств на просторах бывшей Священной Римской империи.
— А разве эти все герцоги и графы дали свое согласие?
