Если прикрыть на секунду глаза — можно поверить, что полк стоит на месте, а мимо него по сторонам медленно проплывает бесконечная, замкнутая в кольцо лента неброского белорусского пейзажа.
К головному тягачу подбежал и вспрыгнул на подножку замполит:
— Командир, мы уже десять часов без остановок идем… Люди устали, измотались… Надо делать привал.
— Надо! Выполнять! Приказ! — Комполка непреклонен. — Мы как можно скорее должны быть в Малорите — и будем там во что бы то ни стало, как можно скорее.
— Командир, матчасть загубим… Помпотех жалуется — надо двигатели проверить, смазать, подтянуть… Машины терпеть не будут, они железные…
— Хорошо. Привал — один час! — Командир с досадой посмотрел на часы.
— Сто-о-ой! Привал один час! — вскочив на капот и размахивая сорванной пилоткой, обрадованно заорал замполит.
Приняв к обочине, один за другим глохнут трактора. Над дорогой повисает тишина, нарушаемая стуком по железу, звяканьем, громкими после рева моторов голосами. Водители, с трудом разгибая затекшие спины, тяжело, медленно опускаются на дорогу и немедленно падают на обочину, привалившись к гусеницам, мгновенно засыпают…
Вдоль колонны бежит закопченный помпотех, останавливаясь то у одной, то у другой машины… сорок восемь тракторов…
Командир, в нетерпении постукивая прутиком по галифе и выбивая каждым ударом облачко пыли, прохаживается перед трактором, ежеминутно поглядывая на часы. Вдруг он останавливается и прислушивается. Со стороны хвоста колонны доносится треск мотоцикла. И этот треск от чего-то очень не нравится командиру полка…
Из-за ближнего трактора появляется мотоцикл АМ-600, детище Таганрогского инструментального завода им. Сталина.[84] На мотоцикле сержант с черными петлицами войск связи, в кожаном шлеме, с мотоциклетными очками, лихо сдвинутыми на затылок.
— И отчего я не жду от штабных ничего доброго? — обреченно говорит комполка.
Точно, конверт предназначен ему… и предчувствие его не обмануло.
Командир расписывается за получение, рвет плотный конверт. Ровные строчки, аккуратный писарский округлый почерк…
— Начштаба и замполита ко мне… — и когда встревоженные командиры подбежали, комполка коротко козырнул им и упавшим голосом сказал. — Приказ штакора. Получением сего немедленно, не делая дневок и привалов, совершить форсированный марш Малорита — Высокое, в обход Бреста, через Жабинку, Каменец… Конец привала. К машинам!
Через десять минут, взревев моторами, тягачи начали разворачивать тяжелые гаубицы на 180 градусов, поворачивая колонну полка назад, к Каменцу…
Навстречу славе и смерти.
23 июня 1941 года. 08 часов 10 минут.
Крепость. Цитадель
— А вот и не пойду!
— А вот и пойдешь! Ты гражданское лицо, не военнообязанная, вдобавок — несовершеннолетняя… Пошла к… маме!
В Крепости сейчас царит тишина…
Только горько щиплет глаза дым от все еще горящих складов, где тлеют запасы ватников на целых две дивизии…
Немецкие артиллеристы из 21-см мортирного дивизиона изволят пить утренний кофий. Честно говоря, кофе они пьют весьма паршивый — сплошной цикорий пополам с жжеными желудями. Настоящий кофе в Германии пьют… Думаете, генералы? Черта с два. Генералы вермахта потребляют то же самое, что наливают в свои котелки простые «ландсеры»… Для Рабочей и Крестьянской Армии сие — явление совершенно дикое!
Настоящий бразильский кофе, полученный через Швецию, в Германии пьют только «партай». И то не все, а только самые-самые, особо «партейные»… Ну, вот это нам куда более знакомо…
Пользуясь моментом, младший лейтенант Мохнач пытается выдворить в город гражданку Никанорову…
— Не пойду! Я комсомолка! Я на перевязочном пункте работаю! У меня здесь раненые! Я за них отвечаю! У меня здесь ты! За тебя — я тоже отвечаю!
От такого заявления Мохнач слегка опешил, выкатив глаза так, что стал похож на миногу.
— Это в каком смысле? — только и сумел выдавить он.
— В прямом! Без меня ты здесь пропадешь…
— Да… да что ты себе позволяешь… Да кто ты вообще такая?!
— Как это кто? Жена твоя.
— Как-к-кая жена-аа?
— Гражданская. А через полгода нам можно и расписаться. По Семейному кодексу Беларуси можно регистрировать брак с шестнадцати лет. При наличии достаточно серьезных обстоятельств.
— Каких обстоятельств? — остолбенел Мохнач.
— Ну… там… беременности невесты, например… — чуть покраснев, ответила гражданка Никанорова.
— Как-к-кой беременности?! — с ужасом прошептал Мохнач.
— Такой. В губы меня целовал? Целовал. Ты что, не знаешь, от чего дети получаются?
И гражданка Никанорова посмотрела на Мохнача невинными голубыми глазками…
— Да ты не пугайся, домик у нас хоть маленький, да свой, садик есть, маме ты непременно понравишься…
Бедный Мохнач онемел окончательно…
23 июня 1941 года. 08 часов 15 минут.
Дорога между Высоким и Видомлей
Есть в Беларуси тихая речка с негромким названием Правая Лесная…
Берет она свое начало и вправду под густыми кронами заповедной Беловежской Пущи. А потом, приняв под свое зеленое крыло другую речку — Левую Лесную, — становится просто Лесной. И тихо струится она на встречу с Западным Бугом, как юная невеста, стеснительная и скромная, на встречу с молодым женихом. Вот на этой-то речке и стоит мост…
Обычный, построенный еще при Николае Последнем, мосток, который с момента постройки регулярно ремонтировало то местное земство, то польская управа, то райисполком… Причем ремонтировало с одинаковым успехом.
— Но, но, Зорька! — дядька в обтруханной сеном гимнастерке напрасно потряхивает вожжами…
Бедняга Зорька, всю свою лошадиную жизнь возившая молочные бидоны на сепараторный пункт, только зря рвет жилы…
Колесо фуры, окованное железом, провалилось в сломавшуюся доску настила и застряло… Надо лошадь распрягать, фуру разгружать да поднимать…
А не хотелось бы, потому что на колхозном сене вповалку лежат красноармейцы с пятнами крови на посеревших от пыли бинтах. Растревожишь товарищей, лучше им от этого не будет…
Дядька повозочный — старый солдат, и знает — чем меньше двигаешься, тем меньше рана кровит…
Младший военфельдшер Ермилова дергает возницу за рукав:
— Дядько Колещук, ну что там?
— Да, холера ясная… Сколько раз, бывало, по этому чертовому мосточку (прости дочка, за грубое слово) езжу — никаких тебе забот, а тут вот ведь как на грех… И ведь дорога пустая, скажи — никого ни туда, ни обратно… Как вымерло. За час, поди, никто нас не обогнал. Пособить нам некому…
