— С чего ты взял, что только четыре? — возразил Берестин. — Пусть хоть до обеда поспит, какие у нее заботы? А я еще кое-что у нее выяснить хочу, иначе бессонница замучает. Ты как, Альба, в состоянии еще минут десять потерпеть?
— Конечно, сколько угодно. Я уже говорила Андрею. У нас на корабле вахты были по десять суток через сорок. Спать мне совсем не хочется.
— Ну, воля ваша, — пожал плечами Новиков. — Если дама не против… Только ты тоже, не сочти за труд, изготовь своего знаменитого, геджасского, с сандаловой палочкой… Гулять так гулять. И по пять капель, соответственно…
Берестин разлил по чашкам кофе такой консистенции, что ложка едва не стояла в густой суспензии.
Андрей отхлебнул, почмокал губами.
— Сказка Востока… И почему это у меня никогда так не получается?
— О чем вы хотели меня спросить, Алексей? — Альба из вежливости тоже сделала маленький глоток и отставила чашечку.
— Да есть у меня некоторые сомнения. Раз ты знаешь о моих приключениях в дебрях времен, то, наверное, обратила внимание на имевший место парадокс? Вот давай сразу и выясним, действительно ли мы — твои предки, а ты — наша пра- в энной степени внучка…
Новиков толкнул его под столом ногой. Он не хотел, чтобы Берестин напоминал девушке сейчас о ее прошлой жизни. Он специально весь день и вечер занимал Альбу своими историями, почти добился того, что мысли ее сосредоточились на настоящем и будущем, и вот Алексей все ломает.
Берестин досадливо отмахнулся.
— Кто был первым космонавтом Земли, ты помнишь?
— Конечно, — удивилась Альба. — Юрий Гагарин. В 1961 году.
— Правильно. А высадка на Луну?
— Нейл Армстронг. 1969-й…
— Тоже сходится. А пилотируемый полет на Марс?
— 2012 год, совместный полет советского и американского экипажей… — Она назвала фамилии, которые прозвучали совершенно незнакомо. И неудивительно — в 84-м году эти парни ходили, наверное, в начальную школу.
— Ладно, предположим. Еще вопрос — как насчет третьей мировой войны?
Лицо Альбы выразило удивление.
— А разве такая была? Про Вторую я знаю… Закончилась, по-моему, в сорок третьем…
Берестин и Новиков коротко переглянулись.
— Точно в сорок третьем?
— Ну, я не помню точно… — Альба смутилась.
— Ничего страшного, — успокоил ее Андрей. — Я вон почти профессионал, и то не помню, когда Ливонская война закончилась.
— А после Второй мировой какие большие войны ты еще помнишь? — продолжил экзамен Берестин.
— Их так много было… До середины XXI века почти каждый год где-то все время воевали. Я же говорила вам — я биолог. Давайте лучше расскажу, как в XXI веке восстановили мамонтов. Или как в Сахаре появились пальмовые леса, это очень интересно…
— Расскажешь, Альба, про все расскажешь, только такие уж мы с Андреем зацикленные — нас сейчас только политические проблемы занимают… Попробуй вспомни — атомное оружие на Земле применялось?
— Да, кажется, один или два раза. А где — не помню…
— Да хватит тебе, пристал к девушке! Экзаменатор… Лучше коньяка выпей, глядишь, и полегчает. Нужны ей твои заботы.
— Все, все, молчу… — Но видно было, что любопытство Алексея отнюдь не удовлетворено, даже напротив. Да это и неудивительно — когда перед тобой сидит человек, который знает, что случилось на Земле в следующие три века! — Ну а хоть вы коммунизм-то построили?
— Построили, построили, успокойся, я тебе сам все расскажу, — пресек его настойчивость Новиков. — Видишь, совсем человека замучили, спит с открытыми глазами. — Андрей решительно взял Альбу за руку.
Они поднялись наверх. Новиков открыл дверь комнаты, пропустил девушку вперед, а сам остался на пороге.
— Спокойной ночи. Извини, если что не так. Мы все же люди темные, гимназиев не кончали… к сожалению… Отдыхай. — Новиков подмигнул ей, ободряюще кивнул головой, закрыл дверь, и Альба услышала, как застучали по лестнице его быстрые шаги.
Она разделась, легла на постель. Зашуршала сухая трава в матрасе. Альба прикрыла глаза, полежала на спине, глубоко и размеренно дыша, но через некоторое время почувствовала, что заснуть не сможет. Да и не хочет. Слишком много впечатлений.
Вновь села на кровати. Свеча в медном канделябре почти догорела, фитиль начал трещать, а язычок огня — судорожно вздрагивать. Она взяла на полке новую свечу, толстую, пахнущую медом, зажгла, укрепила в гнезде, залитом потоками воска, и обрадовалась, как ловко у нее получилось. Может быть, и камин вскоре научится разжигать, и кофе варить…
Альба вздохнула, обвела глазами бревенчатые стены, низкий потолок, черное стекло, в котором мерцал отраженный огонек свечи, легла поудобнее, подмостив под локоть подушку.
И открыла тетрадь, исписанную мелким, но очень отчетливым почерком Новикова…
ТОМ ВТОРОЙ
ОДИССЕЙ ПОКИДАЕТ ИТАКУ
* * *
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КРИТЕРИЙ ОТБОРА
* * *
Пролог
Это было не раз,
Это будет не раз
В нашей битве
Глухой и упорной:
Как всегда, от меня
Ты теперь отреклась,
Завтра, знаю,
Вернешься покорной.
(Н. Гумилев).
Заснула она поздно, почти под утро, и, ощутив сквозь сомкнутые веки, что в комнате светло, успела с досадой подумать, что не стоило поддаваться на Димкины уговоры и ехать с ним на Ленинские горы, возвращаться ночью пешком, да еще и долго стоять в подъезде. Мало ли что он завтра уезжает… Сегодня тоже будет день. А вот на экзамен теперь придется идти не выспавшись.
И открыла через силу глаза.
В комнате было сумрачно, и за окном шел дождь. Сначала она увидела только это и лишь через секунду поняла, что не лежит в постели, а совершенно одетая стоит у окна и за окном не знакомый с детства проспект с гудящим многорядным потоком машин и бело-зеленым зданием Рижского вокзала вдали, а какой-то сад или парк, на первом плане густые мокрые кусты и мокрая трава, а дальше, за серой пеленой дождя, виднеются высокие мокрые глухие стены.
Так тоже бывало — думаешь, что проснулась, а на самом деле сон продолжается. И тут же она окончательно и очень ясно поняла, что никакой это не сон, а самая настоящая, хоть и странная реальность.
Захотела испугаться и не смогла этого сделать. Было только недоумение и словно бы оглушенность от необъяснимого перехода в совсем другую жизнь.
Оглядевшись, она увидела, что находится в большой и почти пустой комнате. На золотистом, с длинным ворсом ковре стоял низкий журнальный столик, возле него — два кресла. И все.
