— Такой информации нет, товарищ народный комиссар. Если будут поставлены конкретные задачи, то мы заставим его выполнить.
— Конкретные, говоришь? Садись, — Берия махнул рукой, на вскочившего с места Юхимовича. — Пусть Генштаб думает об этом. Нас это в меньшей степени волнует. Нас беспокоит больше Англия. Оплеуху получили – хуже некуда. Этот, шпик, завербованный военспец Гнедич, — Берия скривился, — одна фамилия чего стоит – гнида – еще живой?
— Живой, товарищ народный комиссар, но может помереть. Генерал Абакумов очень старается.
— Передай, чтобы не добивали. Я сам буду на допросе. У меня пока нет полной ясности, зачем британской разведке понадобилась информация об операции «Ольбрихт». Кроме того не пойму, как его проглядела военная контрразведка? Внутри сидел враг, а они не увидели, не почувствовали. Быть чекистом – это не пирожки лепить. Это полная самоотдача, это напряжение всех сил во благо нашей великой Родины, — с этими словами Берия въедливо, пристально посмотрел в глаза генерала Юхимовича, что у того подскочило кровяное давление, заколотилось сердце, как будто его в чем-то обвинили и сейчас должна поступить команда: «Арестовать!» заместитель, теряя хладнокровие, дрожащей рукой достал носовой платок, промокнул капли пота, выступившие на лбу, неуверенно заговорил:
— Гнедича уволили перед войной, товарищ народный комиссар… в звании подполковника… с должности начальника телефонно-телеграфного отдела. Но он был оставлен на центральном узле связи, в качестве служащего техника-инженера. Не хватало специалистов. Вы же знаете… Ежов подчистил всех врагов народа. А этот, по всем характеристикам – орден давай.
— Да знаю я об этом, — в сердцах негодующе хлопнул рукой по столу Берия и поднялся с кресла. Забегал по кабинету. — С ним понятно. Но как проморгали его сообщницу, телеграфистку «зас» (засекреченная связь)? Туда по комсомольским путевкам берут, трижды проверяют.
— Не доглядели вражину, товарищ комиссар, — Юхимович также поднялся и вытянулся в струну, подобрав выступающий живот.
— Новые показания выбили из них?
— Живого места нет, кусок мяса. Присутствовал на допросе, но больше чем в докладной записке добавить не могу. Этот Гнедич, занимался ремонтом аппаратуры и был вхож во все отделения и центры узла. Пообещав жениться на Серафиме Журкиной, раскрутил бабу на передок, та и сливала секретную информацию, что попадала в руки. Позже сведения обрабатывал и передавал в Лондон. Его засекли и схватили во время сеанса на чердаке одного заброшенного дома. Завербован перед войной, когда отдыхал на курорте в Ессентуках. Сидел тихо, пока не понадобился заморским хозяевам.
— Ладно, — глубоко вздохнул Берия, закрывая папку с документами, — нет времени мусолить этого Гнедича. Меня Иосиф Виссарионович ждет, — нарком распрямил плечи, приподнял голову. — Председатель Государственного Комитета Обороны не любит когда опаздывают, а Гнедич, — Берия скривил губы, — пусть Абакумов разбирается дальше. Это его прорехи. То-то он не спешит к Первому. Обосрался жутко и сидит, как сыч, видимо, коньяк пьет, — Берия снял пенсне, помассировал пальцами глаза: — Совсем забыл. Эту, Дедушкину, устроили? Она довольна?
— На седьмом небе от счастья, товарищ народный комиссар. И дочка при ней. Фотографию вы видели.
— Не убежит, охрана надежная?
— Не убежит. Контроль постоянный. Сотрудник находится рядом. Кроме того, консьерж посажен из наших людей. Все схвачено, товарищ комиссар.
— Что я вам говорил? — глаза Берия вновь загорелись, он повеселел. — Я был прав! Немцы не те уже. Один душок остался. Война подходит к концу. За свою бабу, за семью, а тем более за свою жизнь они любой секрет сдадут, — взгляд первого лица Лубянки был наполнен самолюбованием и превосходством. — Это хорошо, генерал. Поздравляю. Представишь мне наградной список. Отметим всех отличившихся в операции, никого не забудем. Группа выполнила основную работу. Товарищ Сталин будет доволен. Список согласуй с армейским СМЕРШем, с генералом Селивановским. Награждение приурочим к 27-й годовщине Великого Октября.
— Слушаюсь, товарищ нарком.
— Наши гарантии передали немцу?
— Ждем подтверждение, Лаврентий Павлович. Старший группы майор Киселев благополучно добрался до Берлина.
— Тогда последний вопрос, — Берия приподнялся над столом и подался вперед, его глаза впились в одутловатое лицо комиссара 3-го ранга. — Генерал Абакумов получил эту шифровку?
— Через два часа после вас.
«Получил, значит. К Сталину не побежал и мне не позвонил. Это хорошо. Боится», — подумал Берия. — Все, Сэмен Петрович, ты свободен. Не убегай далеко. Вернусь от Верховного – вызову.
Через полчаса бронированный лимузин Берии, в сопровождении охраны, безостановочно проскочил через Центральные Спасские ворота, свернул направо, остановился у входа в здание правительства (бывший Сенат).
В помещении абсолютная тишина. Практически нет посетителей. Изредка дежурные звонки. Появление Берии дежурных офицеров не удивило, но на их лицах отразилось максимальное напряжение внутренней собранности и готовности к немедленным действиям. Они замерли в выжидании приказа наркома, ловя взгляд властных холодных глаз через сверкающее пенсне. Молчание. Только шелест черного кожаного пальто, да размеренные, четкие удаляющиеся шаги по длинному коридору второго лица государства. На поворотах и этажах вытянувшиеся «во фрунт» посты. Приемная. Слегка почтительный голос секретаря Поскребышева, тут же сделавшего пометку о времени посещения кабинета вождя:
— Заходите, Лаврентий Павлович. Товарищ Сталин вас ждет…
Когда Берия зашел в кабинет Сталина, Верховный Главнокомандующий стоял у окна с видом на Сенатскую площадь и любовался осенним пейзажем. Не поворачиваясь к наркому НКВД, Иосиф Виссарионович тихо, неспешно произнес:
— Заходы, Лаврентий, не стой у порога. Присаживайся. Вижу, ты с хорошими новостями пришел. Есть и не очень хорошие… Осень красивая нынче. Виноград созрел. Доброе вино будет. Фашистов разобьем, народ гулять будет. Великую победу не отнять у него никому, — с этими словами Сталин повернулся к Берии, поприветствовал его еле заметным кивком головы и махнул рукой. — Ты садысь, садысь, Лаврентий. В ногах правды нет. Я похожу, легче думается.
Берия не стал подходить к вождю для рукопожатия, видя, что тот погружен в свои размышления, присел по центру длинного стола заседания. Рядом положил кожаную папку для докладов. Весь взор направил на вождя, был готов по первому зову вскочить.
— Не пойму я англичан, — возобновил разговор Сталин, прохаживаясь медленно по кабинету. — Все им неймется. Все палки в колеса нам вставляют. Все выгадывают. Идет жесточайшая война, они наши союзники, а проявляют двуличие.
От услышанной фразы Берия заерзал на стуле, подался вперед.
— Не удивляйся, Лаврентий, — Сталин усмехнулся, глянув на своего выдвиженца. — Абакумова не было у меня. Сорока на хвосте принесла.
— Товарищ Сталин! Я вам сейчас все доложу, — комиссар НКВД, нервничая, раскрыл папку, найдя нужные листы о военспеце Гнедиче, торопливо произнес: — Проведено расследование, вот показания…
— Не суетись и не перебивай меня, Лаврентий. Доложишь позже. Слушай меня. Если будет что добавить – добавишь. — Сталин сделал неглубокую затяжку из трубки, которую держал в правой руке и выпустил сизоватое облачко. Колышущийся ароматный дымок «Герцеговины Флор» моментально распространился по кабинету.
— Как ты думаешь, Лаврентий, можно доверять Англии в этой войне, в частности Черчиллю?
Берия вытянулся, преданно глядя в глаза Сталина, не раздумывая, ответил: — Они империалисты, Иосиф Виссарионовыч. А к ним какое доверие? Камень за пазухой всегда держат против нас. Нет, нельзя им доверять. Я пришел с докладом по этому поводу.
— Ты прав, Лаврентий. Когда империалистам выгодно или когда их подожмет, что им деваться некуда – они с нами, они в друзья набиваются, они лебезят. Но чуть плохо у нас, они первыми бегут нас топить. В этом суть политики империализма… — Сталин выдержал небольшую паузу, после чего вновь заговорил: — Англия виновата в первую очередь, что произошла Вторая Мировая война. С ее подачи, с ее попустительства разгорелся всемирный пожар. Мюнхенский сговор тому подтверждение. Европейские борцы за демократию развязали руки нацистской Германии, за что здорово поплатились. Она тут же их поработила. Если бы не Красная Армия, не ее победы на фронте, не самопожертвование советского народа, Англия сгорела бы сама в пожаре развязанной ею войны…. Вслед за европейскими государствами…
А Черчилль хитер, хваток, настойчив – большой политик. Хотел открыть второй фронт через Балканы, чтобы не допустить прямого выхода Красной Армии к Берлину. Но просчитался. Все пошло по нашему сценарию.
