Виктора все эти мысли повергли в некоторое уныние. Он-то всегда считал, исходя из советских учебников, что народ, творя историю, всегда борется за свободу, демократию, и рвется сбросить колониальное иго, если таковое имеется. По рассуждениям же выходило, что большей части человечества на свободу и демократию глубоко начхать, а может, даже и на иго, если эта часть человечества не видит в том крайних тягот и унижений.
Впрочем, он тут же забыл о своих печальных выводах, как только завидел вдали на расчищенном от снега тротуаре знакомый силуэт. Зина шла, о чем-то слегка задумавшись. Был тот самый момент, когда сгущающиеся над Бежицей сумерки еще не зажгли уличных фонарей, и снег впитывал в себя густеющую синеву закатного неба; почему-то стояла тишина, и только где-то у Холодильника трамвай выпиливал свое виолончельное соло на разворотном кольце. Виктор не выдержал, и быстро пошел навстречу.
— Здравствуй… У вас зимой не продают цветов, пришлось взять конфеты.
— Здравствуй… спасибо… — Зина казалась, была несколько удивлена. — Я не ожидала, что ты когда-нибудь придешь…
— Не всегда надо делать то, что говорит врач. Особенно такой очаровательный.
Зина немного смутилась.
— Спасибо… Ты давно меня ждешь?
— Какая разница? Ты сегодня кого-нибудь ждешь?
— Нет.
— Я хотел тебя пригласить к себе, но у меня там жучки, вот такие… Один в приемнике, другой под диваном.
— Что?.. Какие жучки? — быстро и взволнованно переспросила Зина.
— Ну прослушка, микрофоны. Я думал, они наши… ваши… ну да, наши.
— Уфф, — вздохнула Зина, — я уже начала думать, что у одного из нас не в порядке с головой, но еще не поняла, у кого. "Bugs", конечно. У тебя лексикон Юнайтед Сикрет Сервис. У нас, кстати, переводят как "блохи".
— Ну вот, а у нас теперь это называют, как у них, так и у нас.
Зина улыбнулась.
— Пошли ко мне. А то мы окончательно запутаемся.
Они направились к подъезду дома бессемеек.
— Зин, у тебя, наверное, неприятности из-за меня?
— Все нормально. Ковальчук доложил, будто все было специально разыграно, чтобы проверить, есть ли у тебя информация по "Атилле". Кстати, насчет меня — это правда?
— Что — правда?
— Насчет меня в вашей реальности? — Она вдруг остановилась и пронзительно глянула в глаза Виктора. — Не молчи. Правда?
— Зинуля… Да, правда. Я видел твою фотографию в книге. Но это не ты сама, это… понимаешь, у нас вообще много погибло, в каждой семье…
— Все нормально, Вить… Просто у меня теперь иногда такое впечатление, что у меня была сестра, и теперь я вроде как живу за двоих… Слушай, вернешься к своим, как-нибудь попробуй найти место, где она похоронена, положи ей цветов от меня.
— Обязательно. Я ведь тоже живу вроде как за себя и за того парня… Почти все, кто остался, теперь меня моложе.
Они не спеша поднимались по широкой и казавшейся бесконечной лестнице. Где-то наверху хлопнула дверь.
— Может, двадцать второе июня?
— Что двадцать второе июня?
— Ну я думаю, может Гитлер повелся на этой дате… Или второе воскресенье июня или третье, как там по календарю…
— Ты уверен?
— Ну, как сказать…
— Тогда это еще ничего не значит. Да, а утром ты завтра на чем доберешься? В шесть трамваи еще редко ходят.
— Тут до первых проходных идти полчаса, может, чуть больше.
— Еще помнишь по той реальности?
— Сейчас ты для меня реальность…
К Первым Проходным Виктор успел даже намного раньше времени. Перед входом, разумеется, висел радиорупор; в этот момент почему-то передавали новости. Вчера послу рейха в Москве была вручена нота протеста в связи с очередным нарушением территориальных вод СССР дизельной подводной лодкой кригсмарине. Япония произвела воздушный ядерный взрыв на полигоне в районе соленого озера Лоб-Нор. По заявлению министра иностранных дел Громыко, испытания ядерного оружия вблизи границ СССР являются очередной провокацией японского милитаризма, направленной на нагнетание международной напряженности. В Конгрессе НАУ рассматривается законопроект о внесении изменений в Конституцию, дающий возможность установления в стране конституционной монархии. В советской прессе продолжается открытое обсуждение вопроса об изменении воинских званий "лейтенант, младший и старший лейтенант" на "поручик, подпоручик и надпоручик".
Виктор ожидал, что будущие полдня уйдут на беготню по всей территории от одного корпуса к другому с разными подписями, как это было еще тогда, когда их группу оформляли здесь на практике на временную работу. Кстати, он вспомнил, что в этой реальности ему не выдали военный билет, хотя, с другой стороны, при оформлении в институт этот документ никто не спрашивал. Однако, вновь к удивлению Виктора, по предъявлении паспорта в круглосуточном окне на проходной ему сразу выдали постоянный пропуск и указали маршрут. Была наклеена даже фотокарточка — та же, что и в паспорте. Надо полагать, ее переслали из базы данных по фототелеграфу. Снаружи заревел гудок — зычный, многотрубный, призывный, еще предварительный, собиравший на работу людей с заводской округи; звуки его расходились далеко за пределы Бежицы, зависали над окрестным лесом, пролетали над поймой и замерзшим полотном реки, и отражаясь от противоположного берега, возвращались, стучась в окна окраинных домов. Сквозь проходные, как из медленно открываемого крана, заструился народ.
Территория за Первыми проходными мало отличалась от той, которую он помнил, тем более, что здесь располагались старые цеха, и ему тут же пришло в голову, что здесь надо быть осторожнее на путях. Тут же через проезд неподалеку от него, пыхтя и наполняя воздух тяжело оседавшими к земле дымом и паром, торопливо проследовал маневровый паровоз серии О, видимо, работавший здесь еще с царских времен, толкая перед собой три двухосные платформы, груженые колесными парами. По всей территории виднелись саженцы деревьев, привязанные к колышкам. Надо полагать, идея завода-сада в этой реальности пришла в голову кому-то еще до Филюкова. На других путях ему встретилась сплотка с тремя новыми тепловозами в коричневой грунтовке, направляемых под окраску. Это были не те машины, что он собирал здесь когда-то; теперь они были непривычно короткие, на четырех больших электровозных колесах с округлыми вырезами в дисках, массивным литьем тележечных рам и угловатыми капотами и несколько грубоваты, но — судя по номерам на заводских табличках, которые Виктор не поленился из любопытства прочесть, они начали выпускаться здесь где-то с конца сороковых, в то время как первые из тех, что застал в своей реальности Виктор, должны были появиться здесь лишь летом этого года. Четвертым в сплотке был промышленный электровоз на тех же тележках.
Вместе с тем завод еще продолжал выпускать паровозы — идя далее, Виктор наткнулся на новенькую мощную машину с надписью "Пятилетка". Это было нечто: огромная, больше тридцати метров с тендером, система маллет с восемью ведущими осями, по четыре на каждую из двух паровых машин; тележка, завершенная бегунковой осью, выступала вперед длинного, как межконтинентальная ракета, котла и была увенчана зеркальной звездой мощного прожектора над рассекающим пространство красным щитом метельника. Мостик над прожектором позволял осматривать котел, частично прикрытый сверху обтекаемым кожухом, что дополняло ощущение силы и стремительности; словно символ удачи, кожух украшала красная звезда у самой вершины. Это была машина будущего, которое в реальности Виктора так и не наступило; он подумал, что надо будет обязательно протолкнуть идею одну из них потом сохранить и поставить перед заводом в знак славы людей, создавших это техническое чудо.
Под филиал была выделена одна из комнат в небольшом двухэтажном инженерном корпусе во дворе; на дверях вместо таблички еще была бумажка из клетчатой тетради, прилепленная скотчем, которому Виктор уже перестал удивляться. Внутри оказалась пара столов, за одним из которых сидела дама лет сорока, кульмана, телефона и арифмометра. Виктор машинально поискал глазами непременную трансляционную точку, без нее любое помещение здесь уже представлялось ему нежилым и осиротевшим; все было в порядке, возле дверей висел большой круглый динамик в черном карболитовом футляре, с длинным шнуром в вискозной оплетке, причем регулятор громкости здесь почему-то оказался в радиорозетке.
— Здравствуйте. Это филиал института подвижного состава? — спросил он входя.
— Здравствуйте. Вы Еремин будете?
— Да.
— Наталья Николаевна Дынцева, главбух. Геннадий Николаевич сейчас подойдет. Геннадий Николаевич Осмолов — это директор. Нас только что создали, так что сегодня у вас рабочего места еще нет, но это временно. Лишь бы войны не было. Вот одежду можно на вешалочку.
