что служащий по народному образованию, а может быть врач или юрист.
– С усами?
Булгаков кивнул. А потом, видимо, сообразив, что я не москвич, спохватился и значительно произнес, до предела понизив голос:
– Зубатов.
– Тот самый? Полковник?
– Тише, тише, на нас оглядываются. Никакой он не полковник, надворный советник по ведомству внутренних дел.
– Рабочие общества, да? – тихо уточнил я.
– Да-да. Они самые. С них и пострадал.
– Пойдемте, поговорим. Нам такой человек нужен.
– Неудобно же!
– Ну так не прямо сейчас. Подождем малость, на выходе перехватим…
Так и поступили. Дождались, когда Зубатов двинулся к алтарю отбить последние поклоны, вышли из храма и встали в сторонке. Минут через пять вышел и экс-охранитель, повернулся к храму, перекрестился и совсем было собрался уйти, как я его остановил:
– Сергей Васильевич, не откажите в любезности…
Он с удивлением обернулся, окинул взглядом сперва Булгакова, потом меня, задержался на кресте и очках и выдал безошибочное:
– Григорий Ефимович? Распутин, если не ошибаюсь?
– Он самый. Не откажете в разговоре?
Он саркастически хмыкнул:
– Не в моем положении в разговорах отказывать, за последние три года у меня собеседников ой как поубавилось. Не подскажете, почему?
– Неблагодарны люди, бесспорно, – направил я его мимо странноприимного дома на Большой бульвар. – Но я о другом.
– А не боитесь с опальным-то? Меня вот в министерстве не любят.
– Так и меня тоже, может, нам как раз поэтому дружить интереснее?
– Враг моего врага – мой друг?
– Ну, а почему бы и нет, Сергей Васильевич. Да и чем на холоде гулять, подскажите, где тут у вас пообедать можно, в тепле и поговорим.
– С ресторанами у нас туго, но вот тут рядом трактир «Клязьма», только Московскую перейти.
– Это не тот ли, что Соллогуб ославил? – подозрительно спросил Булгаков.
– Тот самый, – слегка кивнул головой Зубатов. – Только за шестьдесят лет со времен написания «Тарантаса» сменилось четверо хозяев и сейчас там вполне прилично.
Зубатов оказался прав, трактир выглядел чисто и чинно, половые в белых фартуках немедля провели нас в кабинет и приняли заказ. Довольно быстро на столе появились вино и водка, буженина, грузди и огурчики, а за ними – серые щи и телятина с грибами. Выпили мы для сугрева, потом за знакомство и потекла беседа.
Зубатов с интересом пролистал программу «Небесной России», отложил ее в сторону, неопределенно помотал кистью и довольно иронично спросил:
– А я-то вам зачем понадобился?
– Провидение Божье в том вижу, – уклончиво ответил я. – Бог ведет меня к нужным людям, кто-то сам меня находит, как Сергей Николаевич, – я кивнул на Булгакова. – Кого-то я нахожу. А цель у нас одна – спасение России, что летит в пучину бед. Разорвут страну, ей-богу, разорвут! С нами ли ты, Сергей Васильевич? Ежели готов в нашу дружину войти, костьми лягу – верну тебя из ссылки, а может, и обратно в министерство.
– Ненавистников там много моих… – покачал головой Зубатов. – Одни гонители…
– В бараний рог их скрутим, веришь?
Бывший полицейский скептически посмотрел на меня, повздыхал.
– Даже не знаю, что ответить. Подумать мне надо. Списаться с нужными людьми в Москве да Санкт-Петербурге.
На этом мы и покончили. Еще немного поболтали ни о чем, обменялись адресами. Пора было возвращаться в Москву.
* * *
В Москве случился еще один скандал. Почище ковровского. Который к тому же имел далеко идущие последствия. Честно сказать, не планировал задерживаться, хотел тем же днем сесть на питерский поезд. Но новый глава московских иоаннитов – расстрига, бывший монах Савелий Евдокимов – уговорил подзадержаться.
– Большая помощь, отче, была бы, ежели ты походил в энти салоны. Ждут там тебя!
– Какие салоны?
– Да вот хотя бы Морозова к себе зовет знакомиться. Они крупные дарители.
– Варвара Алексеевна?
– Она.
– В своем ли ты уме, Савелий Петрович? Там же большевики собираются.
– Да нет, уже разбежались по заграницам. Ладно… – москвич порылся в пачке с письмами-приглашениями, – тогда вот в Малом Власьевском Танеев салоны проводит. Там бывают тако ж тузы из крупных.
Я наморщил лоб. Не тот ли это Танеев – известный музыкант и руководитель консерватории, что преподавал Рахманинову, Скрябину? Он еще исполнял партии Чайковского.
– Не, к мужеложцам не пойду.
Евдокимов открыл рот, перекрестил бороду.
– Неужто?!
– Ага.
В итоге отправился в салон к Телешову. Русский писатель, будущий гласный Московской думы. Да, с креном влево, но сейчас этим страдает вся столичная интеллигенция. Хоть Бунина послушаю. Хотелось бы застать и Горького, но тот на Капри подрывает скрепы.
В итоге Бунина не было, зато весь салон был «оккупирован» Поляковыми. На очередную среду к Телешову пришел не только сам «русский Ротшильд» Лазарь Соломонович, но и его жена – увешанная драгоценностями, как елка, дети, братья… Плюс всяких еврейских банкиров до кучи.
После взаимного расшаркивания с хозяином дома Поляков взял быка за рога, подошел первым:
– Давно хотел познакомиться. Про вас, Григорий Ефимович, много слухов ходит.
Вокруг начал кучковаться народ.
– Если люди шепчутся за твоей спиной, – решил сразу обострить я, – значит, ты их обошел.
С такими тузами только так и можно. «Поляковы» ценят силу. Публика навострила уши. Но ничего расслышать не получилось – Лазарь увлек меня в курительную комнату.
Там долго выбирал и обрезал сигару, разглядывал меня.
– Слышал про ваши миллионные доходы от игр.
– Ну куда там миллионные, – я отказался от сигары, пригубил вина. А хороший погребок у Телешова.
Соломоныч вокруг да около ходить не стал. Прямо заявил, что хочет войти в долю, а может даже выкупить патенты на настолки. После чего продвигать их за рубеж.
– Нет, – коротко отказал я, отходя к окну и открывая створку. Свежий морозный воздух ворвался в комнату.
Вот же ухарь! Почуял миллионы – на ходу подковывает.
– Григорий Ефимович, неможно такое больше дело вести одному, без делового догляда, – Лазарь перешел к завуалированным угрозам. – Крупные деньги – крупные затруднения. Вот взять хотя бы Европу. Обворуют и все по закону – шито-крыто. А у меня отделения Московского торгового банка по всем главным странам. И в Кенигсберге сидим, и в Данциге с Лейпцигом. Во Франции в Марселе контора. В Голландии – в Роттердаме… Свои юристы, ссуду можно на производство.
Таким финансистам только дай палец – всю руку откусят. Природные рейдеры. Что видят – то и хватают.
– Нет и еще раз нет. Мы закончили?
– Ну что ж… – Поляков резко затушил сигарету. – Как бы вам не пожалеть о своем решении, отче.
Последнее слово он произнес издевательски.
Сразу после моего разговора с патриархом клана отношение в салоне мигом переменилось. Сам Лазарь вместе с женой и братьями уехал, а вот остальные… Сначала один пошутил про сиволапых крестьян на скользком паркете. Потом другой «случайно» толкнул меня. Наконец, дело дошло до рукоприкладства.
– А как царица в постели? – нагло поинтересовался чернявый мужичок в визитке и с носом крючком. – Говорят, холодна.
По своему крючку мой собеседник и огреб мигом.
Полилась кровь, закричали женщины. В гостиную вбежал растрепанный Телешов. Стихи он читал в соседней комнате…
– Господа! Что происходит?!
– Да
