— Не беспокойтесь. Выбираю шпагу, — на лице Кнурова немедленно нарисовалось совершенно нескрываемое удовлетворение.
— Рад вашему выбору. Мой секундант, — кивнул он на Рыльского.
— Завтра утром я представлю своего. А сейчас позвольте откланяться. Честь имею!
Да уж. Продуктивно провёл вечерок! Будет завтра генералу "С добрым утром!". И действительно:
Ещё до завтрака я поспешил ввести его превосходительство в курс сложившейся ситуации.
Сначала Бороздин впал в шоковое состояние:
— Вадим Фёдорович, вы с ума сошли! Я вам решительно запрещаю драться! На всех нас сейчас возложена важнейшая миссия, вы не имеете права!
— Уважаемый Михаил Михайлович, — я постарался быть как можно более убедительным, — отказаться уже совершенно невозможно. Затронута честь моей невесты, если я не заставлю мерзавца ответить за свои слова, то мне останется только застрелиться. Вы считаете иначе? К тому же миссия наша практически не пострадает: вы уже везёте и кухню, и пулю, а Филипп Степанович – материалы по нашим научным исследованиям. И в Военном министерстве, и в Академии наук со всем этим наверняка разберутся.
— Да как вас вообще угораздило ввязаться в ссору с этим Кнуровым? Вы совершенно не производите впечатления забияки…
— Простите, но я сам в полном недоумении. Этот человек совершенно недвусмысленно меня провоцировал. Я не понимаю почему…
— Я понимаю, — мрачно бросил молчавший до этого доктор.
Та-а-ак! Опять сюрпризы! Мы дружно повернулись к Бородкину и вопросительно уставились на него.
— Понимаете, — эскулап смотрел на нас несколько виновато, — я не знаю этого господина, но год назад слышал от господина Сокова, что к Анастасии Сергеевне сватался некто Кнуров… Ему было отказано. Причём достаточно резко. Я не помню причин, но Сергей Васильевич был очень возмущён, что этот человек посмел просить руки его дочери.
Теперь всё более-менее вставало на свои места. Понятно, что этот чмошник взбеленился при знакомстве со своим "счастливым соперником". Понты взыграли. Решил отомстить Насте и Сокову посредством меня. Но чего же так опрометчиво? Жизнь ведь на кон ставит…
— Всё понятно, — сумрачно промолвил генерал, — отступать вам конечно нельзя, Вадим Фёдорович. Я пойду к этому господину в качестве секунданта, поединок должен состояться, но будьте уверены, что при его неблагоприятном исходе, я дойду до государя, и этот чёртов бретёр отправится в Сибирь. Вы фехтовать-то умеете?
— Довольно сносно, не беспокойтесь.
— Хорохоритесь? Хотите меня успокоить?
— Успокоить хочу, несомненно, — довольно весело, и без особой натуги весело, ответил я. — Вам будет спокойнее, если я скажу, что обыгрывал в поединках мэтра Жоффрэ, который обучает искусству владения шпагой сына Сергея Васильевича?
— Вы серьёзно?
Нет, блин! Я вот сейчас поприкалываться решил!
— Совершенно серьёзно. Не торопитесь меня хоронить, Михаил Михайлович.
Лицо генерала слегка просветлело.
— Хорошо, ждите моего возвращения, — Бороздин обозначил лёгкий кивок и вышел.
Перед дуэлью принято "приводить свои дела в порядок". А что мне было "приводить"? Наследством распорядиться? А каким?
Так и пульсировала в мозгах фраза из "Того самого Мюнхгаузена": "Я улетаю налегке…"
Правда не совсем – задурил девчонке голову и в кусты. В смысле – в небытиё… Мне-то там всё по барабану будет, а ей как с этими проблемами оставаться?
Но слова совершенно не складывались. Сидел, думал, придумывал…
В общем, получилось только: "Прости! Я не мог поступить иначе".
Поединок состоялся через час, на пустыре за трактиром. На традиционные "Предлагаем закончить дело миром", последовали традиционные же отказы от обеих сторон.
Отсалютовали друг другу клинками и встали в позицию.
— Начинайте! — совершенно генеральским голосом подал сигнал Бороздин.
Ну, понеслось!
Стойка у Кнурова фронтальная, что не есть "гуд" для него. Значит, в движении я буду выигрывать. Но расслабляться нельзя – не на "дорожке". Каждая ошибка может стать последней – не до пяти уколов "играем".
Так, лёгкие батманы по моей шпаге… Один… Второй… Сейчас или через раз будет жёсткий удар по клинку и атака…
Ну, так и есть: шмякнул со всей дури, которую может обеспечить кистевое движение и вперёд!
Оба-на! А ведь не попался! Влёт остановился, увидев мой перевод и пляшущее перед глазами жало клинка. — Умеет, паразит, кое-чего!
Ладно, будем аккуратнее, мне по-любому проигрывать нельзя, я этого гадёныша должен сделать обязательно.
— Что отступаете, сударь? — подал голос мой противник.
— Прекратить разговоры во время дуэли! — это уже громовой рык генерала.
Мне-то пофиг, но, в самом деле, ты раз уж ввязался в "блаародный" поединок – соблюдай, сцуко, правила.
Дистанцию он держать, конечно, не умеет, и агрессивен, весьма агрессивен. Причём свои "цели" обозначил весьма недвусмысленно: низ живота и лицо.
Ну, дурак натуральный: я же уже показал, что кое-что умею. Тебе бы жизнь свою поберечь, а не стараться охолостить или изуродовать "Настиного жениха"…
То, что я не позволяю ни приблизиться, ни оторваться от себя, уже стало здорово раздражать моего соперника. Нервничает: по морде лица заметно – очень хорошо, лишь бы мне глупость какую не сделать.
А может сделать? И с мастерами такое проходило, чего же на этом не попробовать?
Слегка разорвав дистанцию, я стал делать махи шпагой в девятой позиции. То есть непредсказуемо и медленно вращать клинком то от себя, то к себе.
Типа: приглашаю, атакуй!
Такое пробивается на раз короткой атакой с близкой дистанции – защиту взять не успеешь, с чуть более дальней – только атакуй – сразу получишь "защиту-ответ". Так что рискованно для обоих, но если поймать момент…
Мой визави поверил первому варианту: стал понемногу сближаться, надеясь пробить прямым выпадом любые мои попытки защиты. И пробил бы. И защиту, и мою грудь.
Но, как говорится, "меня этому учили": самым беззащитным фехтовальщик является перед самой атакой или сразу после её безуспешного завершения.
Он слишком приблизил свой клинок к моей груди, и не представлял масштаба дистанции: я ведь специально это организовал. А теперь, перед самой его атакой, началась моя – жёсткий удар по его шпаге в выпаде. Удар и выпад слились в одно движение, и сталь вошла в левое плечо моего противника.
Я немедленно отскочил назад и отсалютовал.
— Серж, у вас кровь! — поспешил вмешаться Рыльский.
— Ерунда, царапина, — со злостью отозвался этот долбанный бретёр. — Продолжаем!
