Виктор Побережных - Горячий июнь

Пока я докладывал, лицо майора становилось всё серьёзней и серьёзней.

— Какие доказательства?

Протянув ему бумагу Кабанова, я уточнил.

— Песенка, которую напевал Минаев. Это слова из популярной песни 90-х годов 'Самоволочка', группа 'Любэ'. В совпадение я не верю.

Мартынов хмыкнул и поднял телефонную трубку…

— самки собаки!!! Палачи!!! Проклятая гебня!!! — я с любопытством рассматривал бьющегося в истерике Минаева. Такое я видел только в фильмах, когда 'плохие дяди', пойманные 'хорошими дядями' очень переживали свой провал. Период конвульсий на полу закончился и начался плач на стуле, с истерическими, невнятными выкриками. С каждой секундой я всё больше убеждался, что перед нами именно мой современник. С не меньшим интересом, за этой картиной наблюдали Мартынов, Федотов и сам главный 'палач' — Лаврентий Павлович. Чуть в стороне от трясущегося на стуле Минаева, стояли обескураженный следователь и врач. Посмотрев на этот цирк ещё пару минут, Лаврентий Павлович спросил.

— Кто нибудь хоть что-то понимает?

— Кажется да, товарищ народный комиссар, — Берия повернулся ко мне, вопросительно подняв брови, — Очень похоже на то, что к нам попал, так называемый, 'истинный демократ' и… — Берия прервал меня, махнув рукой.

— Пойдёмте ко мне, товарищи. Пусть специалисты работают, а вы, Стасов, всё расскажете с самого начала, — покосившись на Минаева он добавил, — Ни х…. себе у меня слава! От одного моего вида люди в истерику впадают!

В кабинете у Лаврентия Павловича, я договорил.

— Очень похоже на то, что в тело Минаева попал ярчайший представитель 'истинных демократов'. Только такой человек, с полностью задуренными мозгами, мог обделаться при виде вас и впасть в истерику. Я рассказывал, насколько сильно поливали грязью вас и органы долгие годы, вот и результат, — я развёл руками, — Судя по всему, он здесь чуть больше недели, пытался маскироваться, а тут приехали злобные чекисты и забрали его к палачам….

— Да. Я читал протоколы ваших допросов и ваши записи. Но одно дело читать об этих людях, и, совсем другое, — Берия поморщился, — Совсем другое дело, увидеть своими глазами. Хорошо. Возможно вы правы, но…не будем торопиться с выводами. Алесандр Николаевич, с завтрашнего дня, вы и Стасов входите в группу, занимающуюся «Минаевым». Руководство возлагаю на вас, Павел Васильевич. Мартынов, Стасов, вы можете идти и…спасибо за работу, товарищи.

— Ваша Фамилия, Имя, Отчество? — капитан госбезопасности Сергей Петрович Соколов, назначенный следователем к Лже-Минаеву, меньше всего напоминал палача из 'кровавой гебни'. Невысокий, пухленький мужичок, с ямочками на щеках, выдающие его улыбчивость, густые, с благородной сединой, тёмные волосы, зачёсанные назад. Брежневские брови, над ярко синими, весёлыми глазами. Приятный, мягкий голос психоаналитика и экономные, скупые жесты хирурга у операционного стола. При встрече, он напомнил мне, почему-то поросёнка Фунтика, а не следователя 'важняка', одного из лучших в наркомате. И меньше всего он походил на тех уж дегенератов-костоломов, кулаками и сапогами выбивающих нужные показания. Нет, при нужде, как я думаю, за этим не заржавеет, но сейчас явно не тот случай.

— Минаев… — не дав ему договорить, Сергей Петрович всплеснул руками и и проникновенно сказал:

— Голубчик! Ну что вы так волнуетесь? Успокойтесь, попейте водички. Она у нас наичистейшая, вкусная, — посмотрев, на жадно пьющего Лже-Минаева, продолжил, — Вы, видимо от волнения, не поняли моего вопроса, — голос Соколова был просто пропитан любовью ко всему миру, — Меня интересует ваше подлинное имя. То, которое вы носили до попадания в тело Минаева.

— Я…Вы…Мне…Хорошо, — и Лже- Минаев начал отвечать….

Интерлюдия, 20.05.1942 г., Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

— …таким образом, работа отдела принесла определённые результаты, главным из которых, можно считать нахождение Лже-Минаева, — Берия закрыл папку.

— Хорошо, Лаврэнтий, очень хорошо, — Сталин улыбнулся, — Всю новую информацию по этому делу, немедленно ко мне. А что по делу Стасова?

— Там сложнее, товарищ Сталин, — Берия, вздохнул и продолжил, — Захваченный агент простой боевик, не владеющий важной информацией. Вот раненый… Тот для нас более важен. Со слов пленного агента, именно раненый является заместителем командира группы, убитого в перестрелке. По раненому врачи дают благоприятный прогноз. Надеемся, что уже через неделю сможем приступить к допросам. Положительный прогноз дают и для наших сотрудников, хотя состояние Зильбермана и остаётся тяжёлым, но врачи позитивно оценивают его шансы на выздоровление. Одним словом — ждём, товарищ Сталин.

— Ну что же, работай, работай, — Сталин встал и прошёлся вдоль стола, — Теперь по другим вопросам. Что у нас с разработками нового вооружения?

Берия снова открыл папку и начал докладывать….

Долго на допросе мне присутствовать не дали. Начальство решило, что на первоначальном этапе расследования, моё присутствие может помешать. В итоге я оказался в своём кабинете, в окружении новой партии бумаг. Заниматься ими было…неинтересно. Все мои мысли крутились вокруг найденного Лже-Минаева. До жути любопытно было, о чём сейчас идёт разговор в так хорошо знакомой мне камере. Но, 'Партия сказала — надо! Комсомол ответил — есть!'. Пришлось заниматься прямыми обязанностями. Просидев до самого вечера над бумагами и так ничего не найдя в них интересного, я уже собрался к Мартынову, как зазвонил телефон.

— Старший лейтенант Стасов. Слушаю вас.

— Андрей, это Мартынов. Срочно зайди к Федотову, — и гудки. Трубку положил. На черта я понадобился главному контрразведчику? Да ещё и на ночь глядя? Но делать нечего, сказано идти, значит — пойдём! Убрав бумаги в сейф, замкнув и опечатав кабинет, я направился к Павлу Васильевичу. За весь период моего пребывания в этом времени, я видел Федотова всего пару-тройку раз. Как-то не пересекались наши пути-дорожки. Подумав об этом, я вдруг всполмнил Меркулова и задумался. С момента отъезда с Транеевым, я ни разу не только не видел его, но и не слышал о нём! А ведь он оставался моим шефом. Странная какая-то ситуация складывается, или его отстранили от 'моего тела'? Нужно будет у Мартынова спросить, а то 'незнайкой' хреновастенько быть.

— Брось тянуться, — Павел Васильевич махнул рукой на мою попытку доложиться, — Садись и слушай. Захочешь курить — закуривай. Вызвал я тебя по делу твоей погибшей супруги… Сегодня заговорил раненый пленный и всё стало проясняться. Вот, читай, — он положил передо мной протокол допроса.