Все это занимает совсем немного времени, которого хватает на то, чтобы успеть тщательно прицелиться. Стрельба из гладкоствольного ружья не так точна, как из нарезного. Дистанция для прицельного выстрела сейчас практически предельная.
Выстрел! Гур как-то сразу опал, застыв большим бугром. Он словно устроившись поудобнее, прилег отдохнуть, уронив морду на вытянутые лапы. Что там и как произошло Дмитрию не понять. Неужели этому огромному зверю, ничуть не уступающему габаритами бархе, а пожалуй даже превосходящему его, достаточно только двух пуль? Бог весть. Сейчас не до этого.
Переломить ружье. Вставить патроны. Стволы на место. Приклад к плечу и одновременно подать предохранитель на боевой взвод. Расчет на то, что звери испугаются выстрела, не оправдался. За этот небольшой срок происходит ряд изменений. Проявлявшие до этого осторожность звери, стали действовать гораздо решительнее.
Двое гуров продолжают атаковать людей, причем они просто вламываются в них, с легкостью отметая копья. Один удар лапой и охотник, как-то уж слишком лихо мотнув головой, отлетает в сторону. Копье второго проходит вскользь по другому зверю и тот поднявшись на задние лапы подминает под себя человека, полностью скрыв того своим телом. Округа оглашается приглушенным, но от этого не менее ужасающим воплем терзаемого человека.
Третий гур несется прямо на Дмитрия. Несмотря на напряженность ситуации, Соловьев успевает отметить краем сознания, что этот зверь в скорости и подвижности уступает бархе. Но только не в силе. Неимоверная мощь чувствуется в каждом его движении, вызывая какие-то ассоциации, но разбираться какие именно некогда. Зверь буквально в двадцати шагах.
Два выстрела звучат один за другим, как-то уж слишком суетливо. Все вокруг словно замедлилось и Дмитрий буквально видит как по плечу гура пролегла полоса встопорщившейся шерсти. Пуля прошла по касательной, только слегка оцарапав зверя, но ничуть не причинив вреда. Вторая ударила за его спиной, выбив несколько небольших комков земли, вообще пройдя мимо.
Дмитрий еще успевает удивиться тому обстоятельству, что он промазал. Ведь раньше, при схватках с бархой, этого не было. Тогда, каждый выстрел находил свою цель. Все же стрелять в бегущего на тебя зверя, это совсем не одно и то же, что и в изготовившегося к прыжку или уже прыгнувшего хищника.
Соловьев видел словно в замедленной съемке, как гур подбежав к нему, прыгнул расставив лапы словно заправский борец, пытающийся схватить своего противника. Парень хотел увернуться, и ему казалось, что если хищник настолько неуклюж, то уйти от него не составит труда.
Но тут оказалось, что он и сам не может ничего предпринять. Его тело словно оказалось погруженным в липкую, тягучую патоку и он не в состоянии свободно двигаться. Разум уже отдал команду уклониться и пригнуться, чтобы избежать страшных лап. Мысленно он уже все это проделал. Но тело катастрофически опаздывало за всеми этими командами. Нет, он не был скован страхом, он двигался, но боже мой, как же медленно он это делал.
Звериный рык. Удар по голове. Впившийся в подбородок ремешок шлема. Перехваченное дыхание. Его буквально закручивает как волчок. Еще удар. На этот раз в грудь. Это уже задние лапы, пролетевшего мимо хищника. Воздух выбивает из легких, дыхание перехватывает. Ружье отлетает в сторону. Тело подбрасывает вверх и ноги отрываются от земли. Мгновение и он сходу падает на четвереньки, не способный вдохнуть. Вот только что перед его взором был разъяренный зверь, потом хмурое небо и вот, его взгляд уже упирается в сочную зеленую траву, в которой видны его руки с растопыренными пальцами.
Дмитрий отчетливо слышит как в его груди частыми и тяжелыми ударами ухает сердце. Как напрягаются стенки аорты под давлением крови, которая пульсирующими толчками бьет в голову. Наконец взор застилает мутно-розовая пелена. Он хочет вдохнуть воздух и не может этого сделать. Все. Это конец. Мысль, пронзившая сознание, ясная и отчетливая. Но главное, он думает об этом, как о чем-то постороннем. Словно все это происходит не с ним, а с кем-то другим.
Гур понимает, что человеку удалось увернуться. Но он так же понимает и то, что сбил его с ног. Сейчас нужно только развернуться, и прикончить посмевшего встать на его пути. Еще не поднявшись до конца, он рвется к стоящему на четвереньках человеку. Меньше корпуса отделяет его от дерзнувшего напасть на гуров. Ему нужно сделать только два стремительных шага и сомкнуть челюсти на теле жертвы.
Острая, пронзительная боль впивается в его левый бок. Инстинктивно зверь резко поворачивает голову и пытается ухватить огромную блоху. Но в следующее мгновение сразу два таких же укуса справа. Хищник опять оборачивается, изогнувшись всем телом. Новая боль, уже в шее. Ноги подламываются, из горла вырывается хрип, исторгая алую кровь. И снова укол, на этот раз в брюхо с боку, и живот взрывается острой болью. Ноги сами собой подламываются и зверь падает, так и не успев добраться до своей жертвы.
Бойцы не смогли оставить своего вождя, столь смело и безрассудно бросившегося на защиту их врагов. Они просто отстали от него, пребывая в нерешительности. Идти на помощь врагам не хотелось, но и оставить своего они тоже не могли. Гуры вызывали в их душах страх, враги ненависть, а оружие предавало уверенность в своих силах.
Несмотря на стремительность, происходящего, головы они не потеряли. Сказались длительные тренировки и бесконечно долгое время, проведенное в отработке действий в парах, в том числе и на стрельбище. Даже на охоте, они никогда не стреляли одновременно, а только по очереди. Сберегая выстрел на случай промаха товарища. Сбереженный болт мог дать победу или время, для товарища, чтобы перезарядить арбалет и дать возможность послать еще одного вестника смерти. Это позволяло не ударить двумя болтами по одному и тому же врагу. Дим всегда говорил, что два болта в одном теле, равносильно промаху.
Поэтому, несмотря на стремительность произошедшего, они разрядили только половину арбалетов. И судя по всему, зверю этого было достаточно. Гур, оглашая окрестности ревом полным боли завалился на бок, легко обламывая древки болтов, что вызвало еще один приступ нестерпимой боли и рев. На этот раз он звучал глуше и в нем явственно слышались отчаяние и тоска.
- Ий-ях-ха!!!- Нет, это не крик ликования, это клич воинов полных решимости идти до конца.
Гуры жили семьями, а семья подразумевает под собой заботу о ближнем. Они просто не могли оставить без внимания крик сородича, полный боли и отчаяния. И вот два зверя, все еще полные сил несутся вверх по склону, стремясь помочь попавшему в беду. Здесь еще остались два человека, но они забыты. Сейчас их интересуют только вон те, что оглашают место схватки победными криками. В них явственно слышится торжество, которое понятно даже зверям.
