А я и реагировал. Но привычно держал себя в стальных кандалах. Целибат вреден? Ничего, потерплю. А то малолетки всё же не в моём вкусе, а для привычного возрастного круга девушек неинтересен уже я…
Ага, а вот и раны… Паршиво, конечно, но не смертельно. И вообще всё могло быть гораздо хуже, а так осколок лишь глубоко вспорол кожу в районе поясницы. Да ещё в районе левой лопатки несколько рваных порезов. Крови много натекло, конечно, но главное кость цела и ранения касательные… Кстати, а что это на соседней лопатке? Похоже на татуировку… Татуировку в виде штрих кода и числа "47". Что бы это значило? А, ладно!..
Так, а как бинтовать-то? Вспоминаем, чему там учили на курсах по оказанию первой помощи на тактических занятиях в Конторе…
В принципе, понятно… Надо только один момент утрясти.
— Это на тебе что — майка, топ? Его придётся снять, чтобы повязку наложить, — без задней мысли выношу я свой вердикт.
— Снимай. В чём проблема?
Закон подлости — великая и могущественная вещь. Он срабатывает именно в самые неудобные и неожиданные моменты.
Вот, скажем, стягиваю я с Габри, гм, некий предмет одежды… Ну, и что в этот момент может случиться? А почти всё! И даже…
— Икари, что тут за… — широко зевая, на пороге кухни появилась Аска в одной лишь коротенькой ночной рубашке. Впрочем, сон с рыжей слетел тотчас же, как только она увидела живописнейшую картину. — О.
У Сорью медленно отвалилась челюсть.
— Офигеть, — выдавила девушка. — Извиняюсь — я не вовремя, я уже ухожу…
— Стой, Лэнгли, не уходи! Помоги мне, пожалуйста!
Уронить на пол вторую челюсть Аска не могла физически, поэтому обозначила терминальную степень обалдевания посредством дикого выпучивания глаз.
— Яааа… Я не по этой части… И втроём… эээ… — речь пилота Ноль-второй Евы стремительно теряла членораздельность. Но затем она, похоже, пришла в себя и перешла в наступление. — Ты больной извращенец, Икари!!! Видеть вас, бесстыдников, не хочу!!!
— Лэнгли, это не то, что ты подумала! Я всё могу объяснить!
Боже, я действительно ляпнул две эти неимоверно тупые фразы? Мама, роди меня обратно!..
— Габриэлла ранена, ей нужна помощь! Стой! Да посмотри же вокруг — тут везде оружие и кровь!
Несмотря ни на что любопытство и здравый смысл победили. Аска уже почти ушла, но всё-таки решила напоследок бросить свой испепеляющий взгляд… И, благодаря моей реплике, уже зная, что искать, быстро убедилась в ложности своего первого впечатления.
На полу небрежно валялся разгрузочный жилет и короткий штурмовой автомат, а на столе спокойненько лежал мой именной "глок" в окружении бинтов и лекарств. Да ещё и повсюду виднелись капли крови и грязные отпечатки подошв…
Так себе романтическая обстановка, я вам скажу.
— Икари, это точно не…
— Himmelherrgott, Лэнгли! Полумёртвые девушки не возбуждают меня в плане секса!
Аска покраснела, но всё же после некоторого колебания подошла ко мне. Увидев рану итальянки, рыжая окончательно развеялась в своих сомнениях, и мы уже вдвоём стали хлопотать над Ферраро, которая, судя по всему, только чудом ещё находилась в сознании.
Выяснилось, что в лекарском ремесле Лэнгли очень соображает, поэтому общими усилиями мы с перевязкой покончили достаточно быстро.
Аккуратно удалили пинцетом мелкие кусочки одежды и нитки, промыли и продезинфицировали раны. Я осторожно прозондировал пинцетом глубину пореза на пояснице и уже было начал присматриваться к набору медицинских игл…
— Не надо зашивать… — тихо произнесла итальянка. — Оставь так.
— С ума сошла? — возмутилась Аска. — Края такой раны по-любому скрепить надо!
— Рана грязная — лучше пусть так заживёт.
Немного посовешавшись с Лэнгли, пришли к выводу, что итальянке виднее.
Я наложил специальную салфетку, а рыжая начала бинтовать, дабы даже косвенно не подпускать меня к груди Габриэллы.
— Вроде бы всё… — задумчиво произнёс я.
После этого я начал прибираться и затирать грязь и кровь, а Лэнгли отправилась поискать для Габриэллы сухую и чистую одежду.
Аска притащила один из халатов Мисато — решив, что её вещи Ферраро не подойдут, немка устроила набег на майорский гардероб. Обозвав меня на всякий случай извращенцем Лэнгли вытолкала меня в коридор, а занялась переодеванием Габриэллы..
Чем несказанно облегчила мне жизнь, избавив от лишних картин и соблазнов, гм.
Далее опять подключился я, начав отпаивать итальянку тёплым чаем и чуть ли не насильно скармливая ей сладости, хранящиеся в холодильнике. Как оказалось, болезненный и вялый вид Ферраро вовсе не означал, что у неё нет аппетита. Как раз-таки наоборот — процесс поглощения итальянкой пищи лучше всего описывался глаголом "ЖРАЛА". Пусть девушке сей глагол и не слишком подходил фонетически, зато был наиболее верным.
В итоге спустя полтора часа на кухне квартиры номер 116 имелась сытая, сонная и не особо умирающая Габриэлла, укутанная в одеяло. Которую совместными японо-немецкими усилиями (при русском духовном наставничестве) отволокли в зал, уложили на диван и накрыли одеялом.
Мы с Аской, изрядно вымотавшиеся и уставшие, разбрелись по своим комнатам, взяв твёрдое обещание с итальянки, что завтра нам всем предстоит серьёзный разговор…
И с чувством выполненного долга я спокойно лёг спать…
Точнее попытался, потому как после столь ярких и неспокойных впечатлений спать категорически не хотелось. А если и хотелось, то исключительно в обнимку с чем-нибудь скорострельным и многозарядным. И в бронежилете. И…
И вот за такими вот нехитрыми терзаниями я через пару часов всё-таки задремал.
* * *
Проснулся я от того, что лежал в неудобной позе на холодном каменном полу. Открыв глаза, я понял, что нахожусь в каком-то тускло освещённом помещении.
За решёткой.
Мимо камеры промелькнула какая-то смутная тень… Промелькнула, а затем вернулась.
— Was ist los, Hans??[11] — послышалось где-то дальше по коридору.
— EnglДnder hat zur Besinnung gekommen,[12] — сухо произнесла тень, приближаясь ближе к решётке.
Это был натурально вылитый фриц. Серое кепи, фельдграу и классический МП-40 поперёк груди.
Холодные глаза немца равнодушно смотрели на меня.
— Erholte? UnnЭtz.[13]
Внезапно меня скрутил приступ нечеловеческой боли, заставивший тело выгнуться дугой. Из горла вырвался дикий вопль, полный боли и отчаянья, а пальцы заскребли по камням.
— Was hast du bloЯ? Fritz, EnglДnder ist schlecht!![14]
Немец торопливо достал тяжёлую связку ключей и начал лихорадочно открывать дверь. Наконец-то справившись с тугим замком, он буквально влетел ко мне в камеру и наклонился над бьющимся в конвульсиях телом…