Их выводили по одному из расположенного по соседству Ястребиного двора. Катиб выкликал имя, человека ставили на колени. Юный гулям взмахивал ярко-желтым платком — и под солнцем ярко вспыхивал тулвар палача.
Аммар даровал всем мятежникам легкую смерть через обезглавливание.
Головы складывали в большие корзины, плетеные из ивовых прутьев. Аммар приказал казнить первыми Абд-аль-Азиза и всех пятерых его совершеннолетних сыновей — младшему было всего тринадцать, но держался он очень достойно. Только когда помощники палача положили ему ладони на плечи и придавили вниз, заставляя встать на колени, мальчик всхлипнул. Но тут же взял себя в руки и гордо вскинул голову.
Трупы оттаскивали в сторону черные рабы — их тела лоснились от пота, а розовые пятки оскальзывались на окровавленных плитах. Из одежды на зинджах были только белые набедренные повязки, а на черной коже следы крови невозможно было разглядеть.
Аммар отказался выслушать какие-либо прошения о помиловании эмира Исбильи — он заслужил смерти, причем не такой легкой. В том числе и за резню, которую его вооруженные гулямы учинили в хариме: Абд-аль-Азиз приказал умертвить своих женщин — лучше им умереть, чем достаться врагам, сказал он. С помощью черных евнухов и бостанджи гулямы быстро управились с двумя дюжинами рабынь, четырьмя женами и тремя наложницами — еще четыре женщины укрывались в масджид, и они, бедняжки, не поверили словам о ждущем их помиловании и бросились вниз с аль-минара. Попутно подлые рабы перерезали горло пяти дочерям эмира, а также женщинам из харима старого Омара — трем пожилым женам, одной молоденькой наложнице и трем юным девочкам. И двоим маленьким сыновьям — одному было шесть, другому едва сровнялось три года. Остальным удалось сбежать. Айша снова от него ускользнула, и Аммар уже не знал, что привело его в большую ярость: то ли вид дворов харима, напомнивших рассказы улемов про кровавые реки джаханнама, то ли горечь разочарования — в последнее время он наслушался столько рассказов о юной красавице, что тлеющий огонек желания увидеться с ней разгорелся до острого язычка ранящего пламени.
Поэтому головы Абд-аль-Азиза ибн Умейя и его сыновей полетели первыми. За ними последовали десятки других, и через некоторое время казнь пришлось приостановить, чтобы чернокожие рабы смогли сгрести полотенцами кровь к стенам Дома присяги — на плитах стало невозможно стоять, до того они стали скользкими от крови.
…- Аслам ибн Казман!
Связанного юношу поставили на колени. Вдруг он поднял голову и выкрикнул:
— О, повелитель! Книга Али говорит: Всевышний милостивый, прощающий. Если мы из-за предательства удостоились прощения, то слава Всевышнему, что ты своим помилованием не заслуживаешь милосердия. И если мы путем совершения греха стали скверными, то ты своим помилованием не стал благородным.
Аммар вскинул руку. Мальчик-невольник поспешно убрал платок за спину. Над красными плитами Охотничьего двора повисла тишина. И халиф сказал:
— Жизнь преходяща, а возмездие необратимо. Я не слышал слов более убедительных, чем твои, о Аслам ибн Казман. Почему ты не сказал их раньше? Если бы я их услышал, я бы не казнил сегодня столько людей.
И Аммар ибн Амир, халиф Аш-Шарийа помиловал Аслама ибн Казмана и остальных Бени Умейя, ожидавших решения своей участи в Ястребином дворе.
…- Тебе не дает покоя слава халифа Умара?! Хочешь быть как праведный Дауд ибн Рахман?! За чей счет, а, Аммар? Я тебе скажу, за чей! За мой!!
Тарик бушевал так, что его вопли были слышны не только во дворике Куколок — казалось, что мраморное кружево и филигрань резьбы над тоненькими колоннами черного мрамора вот-вот осыплются от таких страшных криков. Нет, нерегиля слышно было и в Посольском зале, и в доме Присяги и, наверное, даже в садах.
У Аммара недоставало сил противостоять такой оглушающей, страшной ненависти. Поэтому он просто сказал:
— Остань от меня, самийа. И немедленно прекрати орать. Забыл? Мука, вода, лепешки.
Тарик плюнул ему под ноги. Аммар вздохнул:
— Ты же сам только вчера места себе не находил из-за погубленных молодых матерей с детьми! Так вот я сегодня решил проявить милосердие — а ты орешь, как упрямый ишак! Я тебя не понимаю, самийа.
Это было ошибкой — нерегиль снова вскипел, как бедуинский кофе в котелке. И заорал снова:
— Причем тут дети?! Ну причем тут дети, а?! Ты что, ребенка, что ль, помиловал, Аммар, а? Ты помиловал здоровенных лбов с щетинистыми бандитскими мордами — а не детей, на случай если ты перепутал, много раз ты баран!! Я их тебе тут убиваю и беру в плен — а ты их отпускаешь! Отпускаешь! Хренов Дауд ибн Рахман, чтоб ты провалился! Отпускаешь, чтобы они опять подняли на тебя оружие, и я бы снова за ними бегал, как горный козел! Тебе нравится гонять меня как козла, да, засранец?!
— Молчать, неверная собака!
Самийа прищурился:
— Удобно быть добрым за чужой счет, правда?
Аммар поднялся с подушек:
— На колени. Я объявляю тебе свою волю. На колени, мордой вниз, я сказал!
Дождавшись, когда волосы самийа упадут у кончиков его туфель, халиф сказал:
— С завтрашнего дня отправляешься на кухонный двор. Молоть муку и носить воду. Все, сволочь неверная, я тебе покажу, кто твой хозяин.
Стоявшие в дворике Куколок люди замерли. Тарик застыл с прижатым к мрамору лбом: он не получил разрешения подняться и оставался неподвижен — только острые когти на скрючивающихся пальцах чертили полосы по плитам пола.
И тут вперед вышел Яхья ибн Саид.
— О мой халиф, — и астроном почтительно склонился перед Аммаром.
И, видимо, случайно наступил правой ногой на длинный рукав и на край черной накидки Тарика — пригвоздив коленопреклоненного самийа к полу.
— Говори, — мрачно разрешил Аммар и сел обратно на подушки.
— Я составил гороскоп девушки, о которой ты меня спрашивал, о мой повелитель.
— Ну-ну? — оживился молодой халиф.
— Вот что я вычислил по таблицам Гур-гани, о светлейший повелитель. Когда я внес год, месяц, день и час рождения девушки в таблицу, я увидел, что в момент ее появления на свет куспид Первого дома находился в восьмом градусе, то есть в первом декане знака Девы, что, по мнению астрологов, означает постоянство. Другое заключается в том, что Дева — это земной знак, а неподвижность — свойство земного элемента. Таковы указания на незыблемость трона верховной власти и прочность престола Халифата. Более того, Меркурий, управитель Асцендента Девы, в момент ее счастливого рождения располагался около Большого счастья, Юпитера, а Меркурий — это планета, которая приносит удачу, и большую удачу. Венера, Малое счастье, находится в доме Меркурия, а Меркурий — в ее доме, в Весах. Он означает ученость, знание, предприимчивость и острый ум; он находится одновременно во втором от Асцендента знаке Зодиака и во Втором доме, который связан со средствами обеспечения и поддержания жизни. Я полагаю, что это прекрасный гороскоп для принцессы алькова счастья и избранного занавеса паланкина чести.
И Яхья ибн Саид снова низко поклонился своему повелителю, сложив руки у груди. Туфля его продолжала крепко стоять на черной прозрачной ткани у локтя застывшего у ног Аммара Тарика.
— Хм… Ну что ж, это воистину прекрасные новости, — заулыбался Аммар. — К тому же, я полагаю, что свадьба воистину сможет примирить потомков Аббаса и потомков Умейя и прекратить это страшное кровопролитие.
И все царедворцы и сипахсалары, стоявшие вокруг, закивали: воистину, Айша бинт Аль-Ханса, дочь Омара ибн Имрана ибн Умейя, была достойна сана избранницы чистого расположения и главного лакомства Божественного стола. Получив в жены одну из Умейя, халиф Аммар укрепил бы свою власть над строптивым родом — к тому же разгромленные потомки Али не сумели бы воспротивиться этой свадьбе, даже если бы очень захотели: их последние крепости одна за другой сдавались Тахиру ибн аль-Хусайну и Мубараку Абу-аль-Валиду. Мятеж Умейядов был подавлен — последние беглецы вот-вот окажутся в руках шурты или тайной стражи, и наступало самое время явить милосердие тем, кто явил бы похвальное благоразумие и склонил бы шею под ярмо покорности повелителю верующих.
— Осталось дело за малым, о мой халиф, — вкрадчиво заметил Яхья ибн Саид.
— Да?
— Поймать волшебную лань, серну Сумерек, неуловимую открывательницу утра судьбы и счастья. И что-то говорит мне, о мой халиф, что изловить прыткую газель Умейядов будет не очень легко.
— Хм… — задумался Аммар. — Кого бы послать с таким деликатным и сложным поручением?..
Яхья с улыбкой развел руками — и молча ткнул пальцем себе под ноги, в похожего на пойманного черного нетопыря нерегиля.
Аммар подпер рукой щеку и долго смотрел на окаменевшего под мечом его монаршей немилости самийа. Потом махнул рукавом — ладно, мол, уговорили, и сказал:
