Так думала Заря… Но прав был отец Бернар, когда говорил, что божьи пути не постичь человеческим разумом.
Глава двадцать девятая
В которой Скульд-конунг решает судьбу Ульфа-ярла
Смоленск.
Рюрика здесь уже не было. Зато было полным-полно наших. Ну как наших… Скандинавов. Причем многие явно не из головорезов. Похоже, Скульд решил основать здесь маленькое данло [21]. Нас новый конунг-князь Смоленска принял радушно. Накрыл поляну и поделился планами:
— Хочу, чтобы тут было как в Хедебю или Роскилле. Много денег, много товаров, много мастеров ремесел.
Хедебю, значит. Губа не дура.
Но моим понравилось. Когда на важном месте оказывается человек, говорящий на твоем языке, чтящий твоих богов и придерживающийся привычных обычаев, это намного удобнее, чем если место это занимает недружелюбный чужак.
Еще им понравилась Скульдова щедрость. Много мяса, много пива, много веселья.
Опять-таки уважение. Меня Скульд посадил одесную. И братца моего — тоже за главный стол. Медвежонок, правда, сидел за ним недолго. Свалил куда-то с Бирниром, даже кубок в честь конунга не подняв.
Скульд не обиделся.
— Берсерки… — сказал он мне, провожая их взглядом.
И не понять: по-доброму он или наоборот.
Впрочем, как он ко мне относится, я тоже не очень понимал.
С одной стороны, я потенциально опасный носитель информации о том, что он изменил Сигурду, с другой — он запросто отпустил хирдманов, которые тоже этой информацией обладают, и даже если взял с них клятву помалкивать, то разве это гарантия их молчания? Когда спрашивает Рагнарсон, единственный способ не проболтаться — это умереть.
— Есть у меня к тебе разговор, ярл…
— Слушаю тебя внимательно, конунг.
— Не сейчас, — Сутулый похлопал меня по плечу. — Сейчас веселись! Вон жена тебе рукой машет. Может, соскучилась? Ха-ха! Завтра приходи, ярл. К полудню. Поговорим о важном. Но пиво тоже будет! И поросенок. Знаю, ты любишь. А пока веселись, дружище!
Еще раз хлопнул меня по плечу, встал и отправился общаться с какими-то смоленскими лидерами, оставив меня в состоянии средней озадаченности.
Что это еще за тема секретная? Опять-таки друзьями мы со Скульдом никогда не были. Временными союзниками, соперниками, даже конкурентами… Но уж точно не друзьями.
Ну да завтра узнаю.
Я тоже встал и последовал совету Сутулого: отправился на женскую половину, где, согласно здешним неполиткорректным обычаям, полагалось сидеть моей жене.
Не могу сказать, что она от этого страдала. Боярские жены в свой круг приняли ее без сопротивления. Вернее даже сказать: это она до них снизошла. Ни родовитостью, ни богатством сравниться с ней здесь было некому. А еще о ней песни поют. Слава, она такая. Девушка сразу выше ростом становится. А если и без того ростом не обижена, то глядеть на нее можно только задрав голову.
Но ко мне это не относится.
— Муж мой идет, — услыхал я еще издали, сквозь общий гул. — Сейчас мы с ним любиться пойдем. До самого утра! Он…
Увидела меня и замолчала. Жаль. Я не прочь о себе разные интимные подробности послушать. Хвалебные, само собой.
Что ж, любиться так любиться.
Ухватил Зарю под мышки, вынул из-за стола, поставил рядом.
«Хочешь меня?» — спросила она взглядом.
Угадайте, что я ответил?
* * *
— Не хочешь стать моим человеком, ярл?
Конечно, я к нему пришел. Пришел один. Планировал взять с собой Медвежонка, но тот куда-то запропал.
В тереме меня знали, впустили с уважением, даже проводили до «кабинета», просторной комнаты на втором этаже, светлицы, как здесь говорили, где новоиспеченный князь-конунг смоленский развивал стратегические навыки: то есть играл сам с собой в «фигуры», то бишь в средневековые шахматы.
Увидел меня, оживился. Даже объятья распахнул. Символически. Обниматься не полез.
— Рад видеть, Ульф-ярл! Сейчас распоряжусь стол накрыть!
И вышел.
Причем вышел надолго. Минут двадцать я любовался увешанными оружием стенами и траченным молью или войной франкским гобеленом, выцветшим настолько, что угадать сюжет на нем я даже не пытался.
Двадцать минут. Меня это слегка обеспокоило. Учитывая, что с той стороны дверей дежурил дренг, которого вполне можно было проинструктировать и сгонять за закуской.
Но когда конунг вернулся, я сразу успокоился. Поскольку следом за ним вошел холоп, несший на доске румяного поросеночка только-только с огня, казалось, даже еще шкворчащего.
А к поросеночку прилагались закуски попроще и пара солидных кувшинов с пивом, надо полагать.
— Угощайся, Хвити! — предложил Сутулый, устраиваясь с другой стороны стола и собственноручно наливая мне в кубок.
Так и есть, пиво.
Я извлек из чехла нож, который следовало именовать столовым, поскольку именно для еды он и предназначался, и приступил. Отрезал кусочек светло-коричневой шкурки с жирком, уложил на лепешку, посолил, отведал… Да, отменный повар у старины Сутулого. Или повариха? Но даже и не будь этакого деликатеса, я бы все равно от угощения не отказался. Разделив с хозяином трапезу, я автоматически становился гостем. А против гостей злоумышлять не принято.
Не то чтобы я по-настоящему опасался… Но долгое отсутствие конунга немного напрягло. Я же не знал, что он за поросенком ходил.
Скульд поросенка не ел, хотя на двоих бы точно хватило. Прихлебывал пиво, глядел благожелательно. А потом вдруг спросил в лоб:
— Станешь моим человеком, Ульф Хвити?
С ответом я торопиться не стал. А куда спешить, пиво свежее, поросенок молочный. Оторвал кусочек, солькой присыпал (жаль, перчика нет), положил на лепешечку, лучок сверху, завернул, откусил… Так и тает во рту. Да и негоже на такие предложения отвечать сразу.
Так что я не спеша прожевал, запил и только тогда ответил.
Отрицательно.
— Я так и думал, — кивнул Скульд. — Но спросить стоило?
Я кивнул. Положительно. Да, стоило.
Сутулый протянул длиннющую руку через стол и похлопал меня по предплечью:
— Нравишься ты мне, Вогенсон…
А вот мне, наоборот, очередная фамильярность нового хозяина Смоленска не понравилась. Даже напрягла.
—…Нравишься. И потому мне жаль, ярл, что это твое последнее пиво. И последняя еда. Наслаждайся. Ешь.
Однако. Что-то у меня аппетит пропал.
Дверь за моей спиной открылась. Вошли двое.
Оборачиваться я не стал. И так ясно, кто они.
— А что с моими людьми? — спокойно поинтересовался я.
— Кто пойдет ко мне в хирд, будет жить. Кроме твоего брата. Он славный воин, но, оставь я его, станет мстить. А мстящий берсерк мне не нужен. Твой сын тоже умрет, прости. Он слишком хорошо управляется с луком, чтобы оставить его живым.
— Он верен слову, — возразил я тем же спокойным голосом, сам же лихорадочно прикидывая, что можно сделать. — Мой сын верен слову. Если он поклянется…
— Месть выше клятв, — покачал головой Сутулый. — Боги простят.
— А моя жена?
— Женщина, — с легким пренебрежением произнес Скульд. — Возьму ее в жены, если согласится. Нет — отдам кому-нибудь. Сильная женщина станет хорошей матерью. Матерью воинов. И родство с князем Трувором лишним не будет.
В раскладе сил земли Гардарика Скульд уже более-менее сориентировался. А вот в обычаях — нет.
— Ты допил, ярл?
Двое стояли за моей спиной. Я слышал, как они дышат.
Снаружи наверняка еще люди. Я услышал, как что-то негромко стукнуло в дверь с той
