то, что угодил в тот еще переплет. Отказать? Нет, не вариант. Интуиция подсказала мне, что это будет оскорблением, недопустимым для здешнего этикета. Лучше уж тянуть, но не выказать себя чудовищно невежливым по местным меркам. Хотя, конечно, мямлить я не собирался. За это тоже уважать не будут.
— Предложение интересное, — неторопливо промолвил я, — но так с ходу не скажешь. Надо обсудить.
Я старался говорить такими вот рублеными фразами, полагая, что это будет доходчивее. Похоже, что ему это зашло.
— Если ты насчет денег, то не думай. Говорю же, не обижу. Я знаю, сколько он тебе платит. А я вдвое больше заплачу. Понял?
Я кивнул. И спросил:
— А материал?
Вопрос оказался для передовика производства слишком абстрактным. Похоже, под материалом он привык понимать нечто плотно-вещественное, сырье какое-нибудь. Пришлось разъяснить на пальцах.
— А, это, — дошло до него. — Это будет. Завтра передадут все. Где и как, договоримся.
— Надо подумать, — сказал я, видя, что народ начал затягиваться в банкетный зал, да так бодро, точно там пылесос заработал. Мой собеседник тоже это увидел.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Еще поговорим.
И заторопился в зал. Наверняка он должен был сделать какие-то распоряжения. Я же спешить не стал. Не люблю толкотни. Пусть все зайдут, а потом уж я.
Но тут вдруг ко мне подскочил Курбан.
— Э, брат, а ты чего тут стоишь? Пошли, давай!
Он был очень озабоченный, и я сообразил, что он сейчас здесь кто-то вроде мажордома, занимается важным делом: рассадкой гостей по местам в строгом соответствии с ранжиром. Кого ближе к центру, кого дальше… Центром П-образного стола, очень длинного, понятно, была поперечина П, там разместились молодые, родители, какие-то старцы в традиционной одежде. При этом отцов было двое, а пожилая, вернее, взрослая женщина одна, как я понял — супруга Бердымухамедова. Его же сват, похоже, был вдовец.
Я оказался поближе к голове стола, чем к хвосту, то есть на приличном месте. Хотя, надо полагать, уже само приглашение сюда есть показатель статусности. Даже те, кто сидят на самых дальних позициях, наверняка зачисляют это себе в актив. А я тем более очутился вон где.
Все это, разумеется, я фиксировал, заносил в «творческую копилку», равно как и начавшиеся пафосные речи ведущих, моложавых мужчины и женщины, очевидно профессиональных драматических актеров местного театра: настолько хорошо они двигались, говорили, красиво могли подать себя. То есть в этом чувствовалась школа. Говорили они и по-русски, и по-туркменски: преимущественно, на родном языке, а по-русски, скорее из вежливости. Европейского типа лица за столом были — немного, но были.
Блюда?.. Я немного напрягался, предполагая, что придется отведать нечто специфичное, вроде конских потрохов и куриных мозгов. Однако все оказалось вполне стандартно-привычное: салаты, иные холодные закуски типа заливного, холодца, мясо-рыбных нарезок. Особенно щедро была представлена осетрина: сказывалась близость Каспийского моря.
Разнообразного спиртного, тоже было море. И банальная водка, и местные вина, сухие и крепленые, и уж, конечно, коньяк. Я старался есть и пить очень умеренно, чем, почему-то заслужил молчаливое одобрение соседей: заметил на себе их благосклонные взгляды.
Свадебное торжество быстро набрало ход. Приподнятые речи ведущих перемежались концертными номерами и выступлениями гостей. Артисты пели, плясали, играли на народных инструментах. Гости говорили в меру риторических способностей: кто с громогласным напором, кто невнятно бубнил, опять же и на русском языке, и не туркменском. Но главное было не в этом. Я легко сообразил, что эти гостевые доклады есть своего рода «ярмарка тщеславия»: выступающие бахвалились подарками для молодоженов, либо преподнося их тут же — например, японские электронные часы; либо громогласно обещая — например, рояль. Это один хорошо одетый упитанный дядька в дорогом импортном костюме жахнул таким козырным тузом.
Вот на фига этим новобрачным рояль?.. Подумав, я решил, что даритель таким образом обозначил свой культурный и материальный уровень. Двух зайцев убил одним выстрелом: и реноме поддержал дорогущим подарком и показал себя знатоком элитарной культуры. Я отметил перебросы взглядов гостей, кивания головами, солидный ропот: жест был оценен высоко. Попал в цвет.
Ну и так далее. Распорядители — несколько человек, включая Курбана — незаметно и умело «дирижировали» процессом, все катилось как по маслу. Правда…
Правда, я заметил, как мой сосед — ну не сосед, а сидевший через одного в сторону понижения ранга — заметно опьянел. Я окинул взглядом окрестности: все были такие чинные-благородные, и только данный персонаж явно «накидался». Собственно, даже и это — Бог бы с ним, но писательская интуиция засигналила мне, что добром дело не кончится. А распорядители, конечно, все в мыле, с ног сбивались, им было не до одного какого-то гостя среднего ранга.
Я начал к нему присматриваться. Это был средних лет мужчина в недорогом, поношенном, но чистеньком, тщательно выглаженном костюме. Такой типичный туркмен-пустынник: худощавый, жилистый, смуглый, сожженный беспощадным среднеазиатским Солнцем. Но это по происхождению. По виду, по манерам, это был очевидно уже городской, цивилизованный человек. Ну и нализался он тоже «по-цивилизованному»: понятно, что «традиционный» туркмен никогда бы себе ничего подобного не позволил.
Так вот, мое писательское чутье маякнуло: быть беде. Скандалу какому-то. Что-то неугомонно-агрессивное почудилось в этом парне, по многим вроде бы неприметным мелочам. Но неприметны они были каждая по отдельности, а в сумме воздавали тревожный фон.
Когда сосед запрокинул очередную рюмку коньяку, не закусив, тамада хорошо поставленным голосом дал слово некоему гостю почти напротив нас. Чуть ближе у центру, что указывало на его приличный статус.
Шут знает, кто этот мужик был. Впрочем, я без труда угадал, что он какой-то байский подхалим. Низенький, толстенький, круглолицый, со сладкой улыбкой. Вскочил он ловко, пружинисто, как мячик. Улыбнулся так, что углы рта отъехали к ушам, а глаза совсем исчезли.
— Дорогие друзья! — провозгласил он по-русски, тут же перешел на туркменский, и даже не зная языка, можно понять, о чем речь. Выступающий запел дифирамбы отцу невесты, директору племсовхоза. По лицам присутствующих, хотя они по местному этикету и старались выглядеть непроницаемыми, я видел, что столь безудержная лесть коробит самых невозмутимых. Черт его знает, может в этой Песне
