Затем меня навестил Дожонник-спонсор, крайне огорчённый, что моя псина и личная жизнь съели часть средств, отложенных на погашение долга. Он попробовал было намекнуть на шантаж, но не на того нарвался.
– Поверь, дружище, у тебя появится не меньше проблем. Получится – ты соврал в корыстных целях и допустил в КВВС иностранца. Меня пожурят, но, учитывая полдюжины сбитых и медаль "За лётные заслуги", в худшем случае переведут к землякам, в польскую эскадрилью на "Харрикейны".
– Что ты! Как даже мог такое подумать? Выбрось из головы!
Он уехал, успокоенный обещанием увеличить общую сумму выплат на пятьдесят фунтов.
Освобождение от боевых вылетов не помешало освоить новый "Спит". Внешне отличающийся только выпуклостью пирозапуска на капоте, он оснащён по сравнению с предыдущей моделью более мощным мотором. Винт получил автоматическую регулировку шага. Опробовав малыша в воздухе, я поверил, что Bf-109E на нём точно догоню!
С орудиями у коллег вышло неважно. В комплектации "В", как на машине лидера крыла, осталось четыре пулемёта, а пушки капризничают практически в каждом вылете. Бадер ругался матом хуже сапожника, постоянно трезвонил куда-то по телефону и требовал назад пулемётные "Спиты", хотя бы старого варианта Mk1. Наоравшись, нехорошим взглядом сверлил мой WDH, но тут я уже занял позицию трёхсот спартанцев в одном лице. Помог дефицит высооктанового топлива к новым "Мерлинам", и босс отступил, а затем случился тот самый злополучный день 15 августа.
Сказать, что ничто не предвещало беды – глупо. К середине августа нацисты переключили внимание с промышленности и флота на аэродромы, основательно повредив авиабазы в Хокинге, Лимпне и Дриффилде. Не сомневаюсь, что командование КВВС прекрасно понимало необходимость их обороны, но нельзя быть сильными везде. Время реакции на сообщение радарных станций до вопля диспетчера "вылет!" уменьшилось до двух-двух с половиной минут, и всё равно истребители не успевали. А я провожал их с Риком, обладая готовым, заряженным и заправленным "Спитфайром", не имея возможности подняться в воздух. Утомлённый, блин… Даже перед Митчем стыдно, который, засосав пиво, топал к соседнему самолёту со снятыми капотами и раскрытыми лючками, помогая оживлять повреждённый истребитель. Ни слова, ни взгляда мне в упрёк, а разве нужны слова?
"Марк, ты совсем в человека превратился, – даже шиза это заметила. – Раньше хладнокровнее был, наглее, уверенее. Не психуй! Есть задача – бить нацистов, через три дня полетим. Ты не отдыхаешь без боёв, а изводишь себя".
Я не нашёл что ответить и зарылся лицом в рыжую шерсть. Мы с Риком невероятно привыкли друг другу за неделю, будто прожили вместе века.
В такой ленивый день с самого утра посыпались сообщения о налёте мелких групп на авиабазы в Мертлехэм-Хите. В Рочестере бомбы упали на авиационный завод. Через час "Юнкерсы-87" и "Мессешмитты-110" атаковали радиолокационные станции в Дувре и вдоль южного побережья. У нас банально не хватает истребителей, чтобы прикрывать огромное количество мест, получивших удары гуннов. Слушая ругань диспетчера с сектором, я невольно вспомнил изречение Марка Твена, что при падении с лошади у человека слишком мало рук, чтобы прижать ладошки ко всем ушибленным частям тела. КВВС с 11-й авиагруппой на юге и 12-й на западе 15 августа были похожи на побитого наездника, которому не хватило двух конечностей, подаренных природой. Лучше бы сэр Даудинг проснулся в то утро многоруким Шивой…
Ближе к вечеру Бадер поднял оставшиеся в строю после утренних вылетов "Спитфайры" и повёл их на юг, откуда накатывалось такое, что командование поначалу приняло за ошибку радара. В воздухе не может быть столько металла одновременно! И остатки крыла, сведённые в эскадрилью, никак не смогут задержать немецкий вал. Не унять набегающую волну прибоя, бросив в неё десяток камушков. Это понятно и собакам пилотов.
В начале седьмого взвыла сирена, на юге показались чёрные точки, персонал авиабазы ссыпался в щель-убежище, а в мозгах что-то переклинило. Я завопил Митчу – за мной, и помчался к "Спиту", наплевав на приказы и запреты.
Парашют на сиденье, спасательный хомут едва застёгнут на бегу. Шлемофон сорвал с зеркала и криво кинул на голову, когда самолёт уже тронулся, а на поле свалились первые бомбы.
Прожив девятнадцать веков в преисподней, можно не узнать, что такое настоящий ад! Бомбы вывыбрасывают тонны земли из любимой зелёной лужайки коммандера Ричардсона, взрывают твердейший бетон полосы, осыпая мелкой крошкой единственную птичку, рискнувшую прокатиться посреди этого кошмара. Не теряя секунд на выруливание к взлётке, я дал газ непрогретому "Мерлину" и погнал поперёк аэродрома.
Повторюсь – вот это настоящее пекло! Кок вонзается прямо в фонтан грязи, дыма и огня, лопасти рубят в воздухе дёрн, его зелёная кровь липнет на бронестекле. Грохот канонады начисто заглушает рёв тысячи с лишним кобыл под капотом и треск камней по крылу, а я только молюсь перед небесным начальством – не попади колесо в воронку, не забейся маслорадиатор…
Взлетел в футе над изгородью, тщательно осмотревшись – не тянется ли за "Спитом" зловещий шлейф. Вроде как Господь миловал. Преследовать и мстить поздно, отбомбившиеся "Хейнкели" флегматично взяли курс на юг.
Выписал широкий круг над аэродромом. Где были стоянки – сплошное пламя. Выходит, я спас тебя, "Спитти"-дружок. Не забудь отплатить тем же. Надеюсь, Митч вовремя зарылся в щель.
Постепенно набирая высоту и присоединив, наконец, шлемофон к разъёму, я попробовал связаться с диспетчером сектора. Куда там! Эфир забит воплями, "факинг гунн" и "санофбич" – самые мягкие выражения.
"Хейнкели" далеко. Но были и другие группы германских коршунов, что раньше просвистели в вышине над Тангмером. Им же как-то нужно вернуться во Францию?
Накрутив высоту под двадцать четыре тысячи футов, я увидел, наконец, такую эскадру и поразился – строй совершенно ровный, чёткий, как на параде. Значит, они прогулялись без рандеву с истребителями и артиллерия ПВО их не достала. Сознавая, что про этот бой мне лучше нигде не упоминать, я полого устремился к замыкающим машинам их образцовых шеренг, догнав последний "Юнкерс" за пределами Сассекса. Думаете, парни, из Англии выбрались, и над Ла-Маншем ничего не грозит?
Больше никогда, наверно, не придётся атаковать двухмоторный бомбардировщик столь легко. Я подобрался к нему двумя сотнями ниже и чуть левее, почти уравнял скорость и одним движением вознёсся наверх, в какой-то сотне футов от стабилизатора.
"Юнкерс" вблизи выглядит внушительно, уверенно распластав широкое крыло. В кабине стрелка пусто – явно перелез вглубь в фюзеляжа и радуется, что опасность позади, скотина. Поэтому я повёл длинную очередь вдоль борта и зацепил двигатель.
