— А с этим что будем делать? — спросил я хозяина, — взглядом указав на лежащего на полу бедолагу. — Я думаю, в живых его оставлять не стоит…
— Не смею с вами спорить. Он в полной вашей власти.
— Знаете, любезнейший Илья Ильич, мне не хочется просто так его убить. — признался я. — У этого человека слишком много грехов. Нужно дать ему возможность покаяться. У меня есть на примете один замечательный подвал, его можно там замуровать. Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.
Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.
— У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, — предложил упростить задачу Илья Ильич. — Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…
— А если я все расскажу? — без приглашения вмешался в разговор киллер.
— Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, — ответил я. — Только, боюсь, вас это не устроит…
— Я могу быть полезным. Я много чего знаю и многое умею…
— Ну, судя по тому, что вы здесь лежите, не очень, — с сомнением в голосе сказал Поспелов. — Впрочем, решать не мне.
Пленник умоляюще посмотрел на меня, неловко вернув голову. Я ему сочувственно улыбнулся и сделал пальцами детскую «козу», после чего повернулся в кресле так, что он перестал меня видеть.
Думаю, что на святой, православной Руси в это время было не слишком много настолько отвязанных беспредельщиков, для которых человеческая жизнь не стоила ровным счетом, ничего. Судя по всему, один из них лежал связанным, ожидая решения своей участи, а два других, еще более безбашенных, пили спокойно в мягких креслах кофе и курили сигары.
Не знаю, насколько мы с Поспеловым были убедительны, но киллер поверил, что мы примитивнее, а значит, еще страшнее и безжалостнее, чем он, и тихонько, тоскливо завыл на одной ноте.
— Ну, что вы, голубчик, расстраиваетесь, — наклонился над ним исполняющий роль более сердобольного палача Поспелов, — проигрывать нужно достойно. Все равно придется когда-нибудь умирать, так какая разница, чуть раньше, чуть позже…
Пленный никак не отреагировал на утешение и продолжал выть. Кажется, нам удалось психологически его сломить. (Из рассказов, что я слышал по этому поводу, убийцы, в своем большинстве, удивительно жизнелюбивы и как никто другой цепляются за бренное существование). В его заунывный скулеж стали вмешиваться отдельные членораздельные звуки:
— Я все отдам, все, только не убивайте, позарился на большие деньги, будь я проклят, скопидом проклятый, ничего мне не надо, не убивайте, все на вас переведу, дома, землю, деньги, все отдам до копеечки, хоть в централ, хоть в Сибирь на каторгу, только жить жить хочу…
Мы, не вмешиваясь, слушали его торопливые придания, ожидая более информативных высказываний.
— Сколько за меня заплатили? — так ничего толкового не услышав интересного, спросил я.
— Двадцать пять тысяч посулил, будь он проклят… Все моя жадность…
— Чай, опять врешь? — не поверил я. — Обсчитать хочешь? Смотри, я у него сам спрошу.
— Спроси, спроси, вот те святой крест. Десять тысяч аванса, они у меня в пиджак зашиты, и пятнадцать под расчет после дела. Господом Богом клянусь.
— Адрес говори, как его найти и кличут?
— На Сретенке, в доме генеральши Кузовлевой, во флигеле, во дворе. Имени не знаю, а кличут Лордом. Его на Хитровке Паук и Пиня знают, они и сосватали.
— А деньги и документы на недвижимость где держишь? — вмешался в разговор Илья Ильич.
— У присяжного поверенного Бузакина, контора Спиридонова на Лубянке. Все отдам, только отпустите душу на покаяние!
— Отдашь, может и отпустим, — пообещал я.
— Развяжите его, — попросил Поспелов. — Пусть напишет распоряжение своему Бузыкину.
Я встал с кресла, перевалил киллера с живота на бок и с трудом развязал врезавшиеся в тело веревки. После чего поднял его за шиворот и бросил в кресло у стола.
— Пиши распоряжение.
— Руки занемели, ручку не удержат, — заныл пленник, с показным ужасом глядя на меня. — Господин студент, не убивайте, дайте минуту поправиться!
Он опять начинал свою игру и тянул время. Слово «поправится» напомнило мне значение, которое в него вкладывают мои похмельные современники.
— Нужно дать ему выпить, пусть немного придет в себя, — поделился я своим планом с хозяином и подмигнул.
Поспелов понимающе посмотрел на меня и позвал Анну Ивановну:
— Милая Аннушка, принеси, пожалуйста, штоф водки и стакан.
Домоправительница принесла литровую бутылку и тонкий чайный стакан.
— Вы уже можете писать? — поинтересовался Илья Ильич у тупо уставившегося в стену пленника,
— Ваше высокоблагородие, — заныл душегуб, — помилуйте, ну, что вам, право, от моих денег, хотите, я вам десять тысяч отдам, хорошая сумма! Оставьте на упокой души хоть копеечку!
— Ладно, — вмешался я в разговор, — выпей на прощанье и пошли в подвал, нам твоих денег и домов не нужно.
Я налил полный стакан водки и поставил перед ним.
— Пей, другого случая у тебя не будет.
— Я непьющий-с, — заныл он и отодвинул посудину. — У меня душа спиртного не принимает-с.
— Пей, — жестко сказал я и приставил ствол пистолета к округлившемуся от ужаса глазу. — Считаю до трех: раз, два…
Киллер схватил стакан двумя руками, с трудом удерживая его плохо гнущимися пальцами и, стуча зубами о стекло, залпом выпил. Его начало корчить, он давился и хватал ртом воздух.
— Странно, видно, и вправду непьющий, водка у меня хорошая, — грустно произнес Илья Ильич. — да, вырождается народ, по-людски уже выпить и не могут…
Следующей была моя реплика:
— Теперь пиши своему поверенному. Считаю до трех: раз…
— Пишу, пишу, господин студент, — заспешил душегуб, неловко схватил ручку со стола и бережно обмакнул перо в чернильницу…
— Только пиши так, чтобы у твоего стряпчего Бузыкина вопросов не возникло, — назидательно советовал я, тыча ему для вещего вразумления стволом нагана то в ухо, то в лоб. — Иначе, сам понимаешь…
К восьми часам вечера пьяный в драбадан киллер рассказал все, что знал, о заказе убийства и написал доверенности Илье Ильичу на все свое состояние. Кроме того, мы записали его показания, скрепленные собственноручной корявой подписью, о нескольких преступлениях, каждое из которых грозило ему виселицей.
Человек по кличке Лорд, нанявший киллера, если верить рассказу нашего нового знакомого, был не уголовником, а занимался чем-то другим, скорее всего, банковскими аферами. Какой ему был интерес заказывать меня, да еще за такой умопомрачительный гонорар в двадцать пять тысяч рублей, было совершенно непонятно. Любой примерный бандит с Хитрового рынка почел бы за счастье убить и за пару сотен. В этом была загадка и интрига.
