Лейтенант Шёшерна покачнулся. Дотронулся рукой до груди и понял, что русский солдат из лодки не промахнулся. Единственное, что он успел сделать, так это прочитать первые две строки «Аве Марии», после чего грохнулся на палубу.
Вслед за офицером, еще несколько шведских солдат были убиты русскими. А те, наклонив свой карбас к неприятелю высоким бортом, для защиты от выстрелов, уходили, отстреливаясь к крепости. Правда, это не спасло людей, в лодке было убитых не мало. Когда карбас приблизился к берегу, заговорила артиллерия цитадели. На шняву и галеон, прочно посаженных на мель, посыпались ядра.
— Заряжай, — тут и там раздавалось в крепости. — Пали!
Ядра со свистом падали на палубу вражеского парусника, они пробивали борта шнявы, крушили палубные настройки. И вся гарь, вырывавшаяся из жерл пушек, повисли черным облаком над цитаделью. От пушки к пушке бегали наводчики, за тем ждали выстрела.
— Победа! — Проговорил стоявший с капитан-командором архитектор крепости. — Победа! Им нечего делать, как сдаваться. Они сели на мель и теперь осталось только добить зверя.
Отвечали и шведы. Когда их ядра падали во дворе крепости архангельские женщины накрывали их, а когда те остывали, подносили пушкарям.
От сражения, что длилось уже несколько часов, князя отвлек голос капитан-командора. Тот указывал куда-то в сторону. Сначала Ельчанинов подумал, что солдаты с других шведских кораблей высадились на берег, и сейчас посуху пытались атаковать цитадель. Что случилось совершенно другое, он понял, когда разобрал слова Ремизова:
— Шар! Князь, шар уносит в сторону материка!
Силантий Семенович готов было уже предположить, что это произошло в результате дерзкой вылазки тех же шведов, но тут же отогнал от себя эту мысль. Произошло что-то другое. И, скорее всего виновником всего этого был — племянник князя-воеводы. Ельчанинов бросился к капитан-командору.
— Я должен узнать, что там произошло! — воскликнул он.
— Я понимаю вас князь, — проговорил Ремизов. — Мы тут справимся. Узнайте, что там и возвращайтесь. Силантий Семенович бросился к своему коню. Резво вскочил в седло. И уже через минуту мчался в направлении русских воздухоплавателей.
Появление в акватории цитадели двух шведских парусников, видеть Андрею Золотареву пришлось с воздушного шара. Эстонец был уверен, что это не ему не удалось, если бы находился на земле. Что и говорить, а шнява и галеон, как подумал Андрей — «шли красиво». И в этом не было ничего удивительного, ведь за штурвалом, был Иван Рябов.
— Хорошо идут, — озвучил его мысль Семен Прозоровский. — У вороги, — проворчал племянник князя-воеводы. Вытащил подзорную трубу. — А что не все семь? — поинтересовался он.
— Лоцманов у них нет, — пояснил Андрей. Семен утвердительно кивнул.
— Жаль мы можем только наблюдать, — вздохнул он.
Золотарев промолчал. Ветер дул с моря, и атака на корабли с воздуха была не возможна, и Андрей это понимал. Он и сам был бы не прочь поучаствовать в баталии. Да вот только князь озадачил его следить за Семеном, как бы тот чего не учудил. Тут эстонец взглянул в глаза напарника и понял, что тот рвется в бой.
Шар приземлился, а потом минут через десять вновь поднялся в небо. Видимо судьбе было угодно, чтобы летчики лично лицезрели ключевые моменты сражения. Подъем совпал с тем самым моментом, когда оба судна сели на мель. Золотарев вытащил подзорную трубу и, не отрываясь, стал смотреть. На палубе шнявы, а это хорошо было видно, офицер выхватил пистолет и выстрелил, сначала в мужчину небольшого роста, в котором Андрей признал Дмитрия Горожанина. Тот вскочил на борт судна, и собирался уже прыгнуть в воду, когда пуля угодила в него. Он шлепнулся тут же на палубу. Вторая пуля предназначалась лоцману. Рябов стоял еще несколько секунд за штурвалом, как пораженный столбняком, потом резко отпрыгнул и выстрел шведа, предназначавшийся помору, пришелся в борт корабля. Иван упал около своего приятеля, и пока неприятель перезаряжал оружие, вскочил, схватил Дмитрия, и прыгнул за борт. Андрей видел, как тот уплывал все дальше и дальше от парусников, волоча за собой приятеля.
— Странный у шведов лоцман, — проговорил Семен, когда шар начал опускаться. — Я еще понимаю, что, не зная корабельного пути, посадил шняву на мель, но бежать со своего судна? Да и за чем их человеку стрелять?
Объяснять, как и почему Андрей не хотел. Он больше желал, чтобы шар скорее наполнился воздухом и вновь устремился бы в небо. И время пришло.
Дальше они видели, как к парусникам подошел карбас. Небольшая схватка и возвращение того к берегу. Дуэль между крепостью и кораблями.
Неожиданное произошло потом. Как-то Андрей не углядел, он даже пожалел, что не был таким внимательным. Семен притащил в корзину несколько гранат и топор. Об этом Золотарев узнал, когда уже было поздно. Наблюдая за сражением, он вдруг почувствовал, что шар плывет. Сначала «андлар» поднимался вверх, а потом пошел в сторону. Можно было бы предположить, что ветер усилился и их начало сносить (так уже несколько раз бывало), если бы не одно «но». Семен прокричал:
— Мы им сейчас покажем, как нападать на русских!
Золотарев отложил подзорную трубу в сторону, оглянулся. Семен Прозоровский стоял, сжимая в руках гранаты.
— Идиот, — прорычал Андрей, — ты бы хоть посмотрел, куда дует ветер? А ветер дул со стороны Северной Двины в сторону материка.
Между тем шар начало уносить в сторону. Андрей прикинул, куда может улететь «адлар» если минут через восемь-девять тот начнет остывать. Эстонец вдруг стал бормотать молитву. Семен уставился на него.
— Дурак, — прокричал Золотарев, — мы же упадем и разобьемся…
И тут эстонец мысленно обматерил себя. Какой же он был дурак, что не заставил сшить из остатков материи — парашюты. Теперь было поздно. Одна надежда на Архангела Михаила да на святого Илью, которых Андрей, после баталии, хотел предложить князю Ельчанинову в качестве святых покровителей. А уж если произойдет чудо, он — Андрес Ларсон, так и сделает. А под воздушным шаром был уже лес.
VII
Ельчанинов остановил коня, спрыгнул на землю, и подбежал к Ивашке Рваное Ухо.
— Что, что произошло? — прокричал он, хватая того за кафтан.
— Улетели Ваше благородие, — молвил Ивашка, отстраняя князя от себя. — Улетели. Племянничек Прозоровского канат перебил. Мы и глазом моргнуть не успели, как шар ветром в сторону большой земли понесло.
— У-ууу, — взвыл Силантий Семенович, — Не дай бог, что случится, мне ни князь-воевода, ни тем паче государь не простят.
Закрыл руками лицо. Уронил на землю треуголку. Потом словно в себя пришел.
